100 из 100: Фильмы с высшим рейтингом на Metacritic
Судить о фильме по сумме всех его оценок — дело несправедливое. Но порой это занятие может вылиться в интересное упражнение. Мы заглянули на вершину рейтинга сайта Metacritic и собрали для вас девять картин с красивым и заслуженным баллом 100/100. Рассказываем про них, но не забываем, что таких «лучших» фильмов найдется в разы больше, чем девять.
Также рекомендуем посмотреть самые оскароносные фильмы в истории кино.
Декабрь 1941 года, марокканская Касабланка. Личности разной степени мутности, благородства и отчаяния — от нацистов и коллаборационистов до беженцев и притаившихся героев сопротивления — нашли прибежище в кафе «У Рика». Тем временем сам Рик (Хамфри Богарт) топит себя в цинизме и алкоголе, не желая вспоминать, что когда-то у него были идеалы и Париж, разделенный с любимой Ильзой (Ингрид Бергман). Но всё меняется, когда Ильза появляется на пороге его кафе. И не одна, а в компании мужа, лидера движения Сопротивления.
Фильм Майкла Кёртица, ставший жемчужиной классического периода голливудского кино. Первоначально боссы Warner Bros. не возлагали каких-либо надежд на «Касабланку» — планировался рядовой фильм со скромным бюджетом. Но в процессе работы над сценарием по давно забытой пьесе продюсеры разглядели потенциал фильма. Звезды сошлись так, что на свет родилось эталонное зрительское кино — горько-сладко-игристая мелодрама, полная незабываемых персонажей, пронизанная чувством единства под общей крышей и между делом попавшая в самый нерв военного времени.
Про самый изученный, обласканный и многократно переосмысленный киноведами фильм невозможно сказать что-то новое. На рубеже 1930–40-х годов кинематограф осваивал цветную пленку. При этом о кладезе нераскрытых возможностей самого своего фундамента — нарративных, операторских и монтажных техник — индустрия несколько позабыла. В этот момент дверь в Голливуд с ноги открыл Орсон Уэллс. 25-летний человек, еще недавно разъезжавший по Ирландии верхом на осле, сплотил под своим началом плеяду зрелых киноделов. Уэллс снял свое кино так, как считал нужным, а по ходу дела изобрел целый ворох кинематографических новшеств: от сюжета, сотканного из десятка показаний ненадежных рассказчиков, до утопающей в тенях картинке.
Критики, говоря о фильме про взлет и падение мадиамагната, утверждали, что все нарративные решения еще до начала съемок лежали в сценарии Германа Манкевича, что визуал (не считая технических нововведений оператора Грегга Толанда в области глубины резкости) слишком напоминает немецкий экспрессионизм и что моменты дерзкого монтажа вдохновлены находками Сергея Эйзенштейна и Дзиги Вертова. Но чего критики не оспаривают, так это факт, что Уэллс первым собрал все эти инновации воедино.
Десять заповедей объединили десять общечеловеческих историй, разворачивающихся в одном варшавском жилом комплексе. Вот они: рационалист, борьба со смертью, побег под Рождество, тайна, убийство, влюбленность, две матери, тяжелый выбор, измена и два брата-акробата.
Каждая история из цикла Кесьлёвского стоит на крепко сбитой драматургии, но, в отличие от «Магнолии» Пола Томаса Андерсона или ранних фильмов Алехандро Гонсалеса Иньярриту, автор не старается свести новеллы в эффектных точках соприкосновения. Наоборот, его кристально спокойный цикл вечно норовит нарушить выверенную структуру: фильмы не всегда соответствуют заповедям, в двух историях нет общего персонажа (хотя в остальных восьми его играет Артур Барчиш), а серьезные сюжеты неожиданно завершаются легкой комедией в духе братьев Коэн. После «Декалога» вы точно взглянете на кино через призму религиозного опыта.
Своим ярлыком величайшего фильма в мире «Гражданин Кейн» обязан ежедекадному опросу журнала Sight and Sound, в котором на протяжении полувека удерживал верховенство. Но в 2012 году «Кейна» сбило с пьедестала «Головокружение» Альфреда Хичкока. В этом непонятом современниками психосексуальном триллере к частному детективу Скотти Фергюсону (Джеймс Стюарт) обращается старый приятель, решивший, будто его жена, загадочная блондинка Мадлен (Ким Новак), начинает сходить с ума. Завороженно хлопая глазами, Скотти крадется за ней по всему Сан-Франциско и с каждым шагом всё сильнее убеждается в двух вещах. Во-первых, Мадлен и впрямь скрывает некую мрачную тайну. А во-вторых, он по уши в нее влюблен.
Экранное волшебство, которым Хичкок овеял Мадлен, — заслуга не только специальных объективов и выверенного ритма, смакующего каждую секунду ее полуоборотов к камере, но и гениального саундтрека Бернарда Херрмана. В нём он «вырисовывал» ту же спираль, что на постере фильма изобразил Сол Басс, легенда графического кинодизайна. Мало кто умел заигрывать с чувствами и инстинктами зрителя так, как это делал Хичкок. Однако в «Головокружении» он превзошел сам себя, проявив чуть ли не гипнотические способности киноизображения.
В таверну посреди голой степи стекаются вооруженные люди. Одни, следуя приказу узурпатора, сели ждать отпрысков казненного генерала. Другие, узнав о засаде, идут на подмогу, прикинувшись случайными путниками. Двери постоялого двора, затерянного где-то на границе Китайской империи, открыты и героям, и негодяям. Ведь в этом и цель подобных мест — быть магнитом для неприятностей и рассадником веселья.
В конце 1960-х, когда киноиндустрии Гонконга и Тайваня взялись возвращать к жизни фильмы с боевыми искусствами, у истоков возрождения стояли двое. Первым был режиссер Чан Че — отец-основатель брутальных боевиков на мечах и железных кулаках. Вторым — Кинг Ху, полная противоположность первому. Его фильмы развивались планомерно, без резких движений, чтобы ближе к финалу ударить яркой кульминацией. «Харчевня Дракона» полюбится фанатам приключенческих фильмов в историческом антураже. Особенно тем, кто ценит терпкую атмосферу привала, выстроенную на единстве места и трепетном внимании к мелочам. В дальнейшем жанр боевых искусств разовьется в парады угарных и ураганных мордобоев (вроде «Железной обезьяны») и в неописуемой красоты полотна о мечниках в цветастых робах, презревших все законы физики (вроде «Героя»).
«Мы были леопардами, львами. Наше место займут шакалы, гиены. И все мы — леопарды, львы, шакалы и овцы — как прежде будем мнить себя солью земли». Эти слова произносит князь Фабрицио (Берт Ланкастер) — столь же благородный, сколь бессильный перед лицом перемен главный герой «Леопарда». Пышная эпопея о закате аристократии разворачивается на Сицилии, на фоне падения Палермо и объединения раздробленной Италии в единое королевство. Великий Лукино Висконти, сам будучи графом по титулу, как никто другой знал, как перенести на экран весь спектр эмоций этого измученного танца.
В основу «Леопарда» лег одноименный бестселлер Джузеппе Томази ди Лампедуза. Роман, написанный не столько для читателя, сколько для самого себя — сицилийского аристократа, умирающего от рака, не оставившего потомства и пытающегося соскрести последние остатки благородства в один труд всей жизни. Став альтер эго для обоих авторов, дон Фабрицио декламирует девиз своего дома: «Чтобы всё осталось по-прежнему, всё должно измениться». Но, увы, сил у «леопарда» не хватает. Настоящее рвение к переменам осталось за поколением шакалов во главе с молодым Танкреди (Ален Делон). «Леопард» понимает, что его грандиозность заканчивается на фасадах старинных палаццо и на интерьерах бальных залов. Исторический процесс здесь рисуется не поворотными событиями, отраженными в заплаканных глазах свидетелей, а растянутым на долгие годы фоном, при котором приспособленцам будет жить чуть легче, идеалистам чуть сложнее, а кто-то жить и вовсе перестанет.
Скалясь, но не кусаясь, склизкий рекламщик Сидни Фалько (Тони Кёртис) шестерит перед могущественным публицистом Джей Джей Хансекером (Берт Ланкастер), лишь бы тот периодически нахваливал его клиентов в своей колонке. Не без оснований Джей Джей мнит себя королем Нью-Йорка — «грязного» города, где днями и ночами ревет джаз, заглушая рыдания его случайных неприятелей. Очередным несчастным оказывается молодой гитарист, посмевший полюбить сестру Джей Джея — единственного в мире человека, который что-то для него значит. Виляя хвостом, с проблемой идет разбираться Сидни, пока его клиентуре не перекрыли легкий доступ к славе.
На фоне морального банкротства Фалько и Хансекера, этих языкастых черта и дьявола из сигаретной пачки, даже самый угрюмый антигерой классического нуара покажется заблудившейся Белоснежкой. Удивительно, но по числу лихих афоризмов («Мне бы не хотелось палить по мухе из слоновьего ружья», «Ты труп, сынок, копай могилу») это кино уделывает даже «Касабланку». Во многом потому, что «Сладкому запаху успеха» не пришлось выстраивать иллюзию торжества добра над злом, надежды над отчаянием и жертвенности над эгоизмом. Это уникальное по интонации кино соткано из пороков всех мастей, которые выплевываются с таким бессовестным острословием, что лишь львиная харизма Кёртиса и ледяное обаяние Ланкастера удерживают фильм от падения в фарс. В основу картины лег рассказ Эрнеста Лемана, написанный под впечатлением от фигуры Уолтера Уинчелла, первого щитпостера американской прессы. Удивительно, но карьера Лемана не только пережила столь наглый наезд (кейс с насильным разрывом отношений был основан на реальности), но и расцвела после него. А на закате сделала его первым сценаристом, удостоившимся почетного «Оскара».
Хичкок обожал подглядывать, это правда. Но если в «Головокружении» он делал это вожделенно и монументально, то с «Окном во двор» вышло в разы компактнее и концептуальнее. Вместе с Джимми Стюартом, играющим профессионального фотографа в гипсе на ноге, зритель оказывается привязан к одной точке пространства — спальне героя, окном выходящей во двор, полный таких же соседских окон. Вооруженный телеобъективом, он завороженно изучает местных, делясь наблюдениями то с ехидной сиделкой (Тельма Риттер), то с возлюбленной светской львицей (Грейс Келли). И всё бы шло своим чередом, не произойди за шторами одной из квартир нечто очень похожее на убийство.
Хичкок в плане единства места ушел сильно дальше Кесьлёвского и Кинга Ху. Его декорация двора, подетально выстроенная в павильоне студии Paramount, в свое время была чем-то из ряда вон выходящим. Например, в соседские квартиры были встроены все житейские удобства (включая электричество и канализацию), благодаря чему актриса Джорджин Дарси, сыгравшая балерину «мисс Талию», буквально жила на площадке весь месяц съемок. Сам же мастер саспенса, полного погружения ради, предпочитал режиссировать по радиосвязи, не покидая квартиры главного героя. Хичкок свел вместе два противоположных ощущения: тревогу замкнутого пространства и чувство безопасности домашнего уюта. Поэтому весь фильм зрителя держит в напряжении не столько вероятное убийство, сколько ожидание неминуемого визита чужака.
«Если зрители посмотрят мой фильм и увидят в нём лишь эксперимент, значит, я потерпел неудачу», — сказал однажды Ричард Линклейтер об «Отрочестве», одном из этапных фильмов XXI века. История обычного американского мальчика Мейсона (Эллар Колтрейн) отмеряет 12 лет его взросления, выхватывая из них ключевые моменты и привязанности вроде отношений с разведенными родителями (Итан Хоук и Патриша Аркетт), нескольких переездов и фанбойства по «Гарри Поттеру». И вот, спустя 2,5 часа хронометража, усато-бородатый юноша вылетает из родительского гнезда навстречу взрослой жизни. Однако зритель видит за ним всё того же актера.
Что самое удивительное в «Отрочестве»: даже являясь самым смелым экспериментом в нашей подборке, фильм умудряется быть проще и взвешеннее по интонации, чем все остальные. Показательнее всего это демонстрирует ролик, в котором Линклейтер разбирает анатомию сцены разговора в машине. Отец продал маслкар, который якобы обещал подарить сыну на совершеннолетие. Но сын помнит это обещание, а отец утверждает, что нет. Вывод режиссера, сделанный без всяких разборов мизансцены, монтажа и прочей мишуры: «Мы не знаем, кто прав. В жизни такое случается, когда люди говорят о прошлом». Уже четвертый год Ричард Линклейтер работает над экранизацией бродвейского мюзикла «Мы едем, едем, едем», съемки которой рассчитаны на 20 реальных лет. Когда фильм выйдет в кинотеатры, режиссеру будет за 80, а с экрана на нас взглянет 45-летний Пол Мескал, который по ходу течения сюжета в обратной хронологии обратится в ту молодую звезду, которой, пересматривая «Нормальных людей» и «Солнце мое», восхищаемся сегодняшние мы.