«Вурдалак» Адриена Бо: Evil дед

В прокат выходит независимый фолк-хоррор Адриена Бо «Вурдалак» по мотивам классической новеллы ужасов Алексея Толстого. Рассказываем, в чем прелесть новой экранизации нестареющей вампирской истории.

Середина XVIII века. Французский дипломат маркиз д’Юрфе ограблен где-то на Балканах. Он находит временный приют в доме сербского семейства. Горча, хозяин дома, ушел в одиночку воевать с турецкими разбойниками, причем предупредил, что если вернется после назначенного срока в шесть дней — значит, это не он вовсе, а проклятый вурдалак. Но когда старик всё же приходит, опоздав, с отрубленной головой турка в торбе, старший сын Георгий не находит в себе сил прогнать отца. За что расплачивается всё семейство, постепенно перекусанное упырем. Д’Юрфе отчаянно пытается спасти дочь вурдалака Зденку, в которую успел влюбиться.

Большой уединенный дом, мрачный лес, кладбище, обрыв — вот все декорации фильма, а для готического хоррора большего и не нужно. Так почти было и в маленькой повести Алексея Толстого, одном из ранних произведений о вампиризме. Мы уже упоминали о «Семье вурдалака», говоря об истоках отечественного хоррора. Западные критики, даже не путая Алексея Константиновича с Алексеем Николаевичем, постоянно сбиваются со счета в экранизациях произведения. Кроме трех еврохорроров 1960–1970-х, включая фильм Марио Бавы, есть целых четыре отечественных киноверсии «Семьи вурдалаков». Что нового говорит в этом контексте первый полнометражный фильм Адриена Бо?

Помимо измененного финала, в «Вурдалаке» смещены акценты. Так, у Толстого как раз старший сын стремился всадить отцу в сердце осиновый кол. В новом фильме Георгий вслед за отцом воплощает тиранию патриархата и не дает семье убить мертвого Горшу. Вурдалачество здесь — это традиция, иерархия, ружье. Идея перекликается с замечанием самого Толстого о том, что вурдалаки, в отличие от западноевропейских вампиров, прежде всего стремятся выпить кровь у близких. Альтернативная этому местная традиция — ведьминская, женская. Ее исповедуют манящая маркиза Зденка и младший сын вурдалака Пётр, который в новой версии переодевается в женское платье. Наконец, в лице д’Юрфе «дикий» славянский мир встречает образ западной цивилизации эпохи Просвещения и рацио. Нелепый со своими каблуками, менуэтами, пудрой и мушками на фоне местной природы и быта. Цивилизация не способна искоренить хтонических вурдалаков, однако всё же дает шанс на спасение.

Еще молодой актер Кейси Мотте Кляйн, недавно известный по ролям детей и подростков, сильно состарен подобающим эпохе макияжем — парижская мужская мода противопоставлена «естественной» красоте Зденки и ее брата. Как танцевальные па, демонстрируемые д’Юрфе, контрастируют со стихийными «колдовскими» плясками Зденки. Понятная для готической и романтической традиции тема столкновения механически-театрального человека цивилизации с пугающей, но подлинной природой здесь хорошо выражена физически.

Менее убедительна драматургия фильма. Непонятно, в какой момент трусоватый и слишком тугодумный для королевского посланника маркиз нашел в себе мужество сразиться за свою любовь и вернуться в вурдалачий дом. Неубедительно ответное чувство Зденки: сперва она смотрит на д’Юрфе как на дурачка, не знающего жизни, а затем вдруг проникается рассказами о парижских балах. Наконец, едва ли много свежего привнес в рассказ привычный уже праведный пафос борьбы за всё хорошее с патриархатом.

Но смотреть «Вурдалака» стоит не ради прямого идеологического комментария. Модный дизайнер Адриен Бо создал кино, которое оказалось современным в своей демонстративной старомодности. «Вурдалак» снят в формате супер-16, своей эстетикой он отсылает к упомянутому уже еврохоррору, например джалло или работам Жана Роллена. Дело здесь не в физикальной аутентичности, как в «Ведьме» Роберта Эггерса, а в мрачной красоте естественных эффектов самого кинематографа. А в сцене безумного танца д’Юрфе и Зденки перед вурдалаком мы видим, пожалуй, экспрессию кинематографа немого. Красота сменяется отвращением в жесткой (анти)эротической кульминации, напоминающей о «Носферату».

Отдельно о вурдалаке: Горча на экране воплощен огромной марионеткой. Вызывающая архаичность спецэффекта может вызвать смешки, но быстро становится понятно: мы хихикаем в качестве защитной реакции, потому что едва обтянутый кожей скелет, чей голос (голос режиссера) звучит вне связи с движениями безгубого рта, пугает по-настоящему. Пластика вурдалака неожиданно напоминает пляску смерти скелета в «Зловещих мертвецах 2». Можно поверить, господин де Мольер пришел бы в восторг, увидев такого персонажа на подмостках парижского балагана.

В картине прекрасно работает саундтрек Майи Кифарас и Мартина ле Нувеля. Отсылающая к эпохе клавесино-скрипичная музыка, по словам авторов, была вдохновлена работой Нино Роты в «Казанове Феллини». Тот фильм также демонстрировал XVIII столетие в его гротескной неприглядности: век-вурдалак, скрывающий под штукатуркой пудры сифилитические язвы. Мы помним, что свою повесть Алексей Толстой писал уже в век пара и электричества, а историю по сюжету старый маркиз д’Юрфе рассказывает на пирушке во время Венского конгресса 1815 года. Тогда XVIII век был, казалось, похоронен и в освобожденной от Наполеона Европе восстановился мир. Истории о вампирах с тех пор воспринимаются сказками из мрачного прошлого, но иногда вурдалаки возвращаются из своих могил, о чем и напоминает маленький визуальный шедевр Адриена Бо.