«Искупление» с Сергеем Безруковым и Никитой Кологривым: Тому не нужно далеко ходить, у кого черт за плечами

В прокате новый русский фолк-хоррор «Искупление» — камерная история от режиссера Константина Еронина с удивительно звездным составом. Рассказываем об амбициозной картине, где советский «Вий» встречается с «Ведьмой» Роберта Эггерса.

Солдат (Сергей Безруков) возвращается с Русско-турецкой войны 1877–78 годов в родную сельскую глушь. На вид деревня скорее какая-то скандинавская, нежели русская. Впрочем, пространство это совершенно условное, в котором встречаются на единственной улочке-сцене персонажи притчи — Солдат, Могильщик, Знахарь и прочие — и общаются многозначительными фразами.

В деревне в самом деле происходит нечто многозначительно нехорошее. Жители пропадают невесть куда — исчезла и жена Солдата, не дождавшись мужа. Герой остается жить со своими детьми-подростками, немой девочкой (Полина Ватага) и мальчиком с ДЦП (Дан Хазанджи). Притом местный Знахарь (Виктор Сухоруков), страдающий раздвоением личности и еще какими-то психическими расстройствами, безуспешно, но настырно предлагает односельчанам убить детей Солдата, чтобы снять проклятие таинственных исчезновений.

В микрокосме деревни присутствует также Кузнец (Виктор Михайлов) — конечно, он же Черт. А вот функция молодого хранителя кладбища (Никита Кологривый), который всё от чего-то мучается, непонятна до самого конца. Зато сам финальный твист если и удивит сколь-нибудь знакомого с жанром зрителя, так только своей абсолютной, вызывающей даже предсказуемостью.

Снятый в ч/б фильм визуально, а отчасти и тематически напоминает культовый фолк-хоррор Бена Уитли «Поле в Англии». Вместо поля — темный русский лес. Реальность морочного мирка, в который попал герой, построена как кошмар без конца и завершения: из деревни, естественно, невозможно выбраться по своей воле. Показ истории часто (даже до утомления) перемежается паузами-затемнениями, которые делают повествовательный ряд дискретным, опять же подобно калейдоскопу образов во сне. Здесь уместно вспомнить и надоевшую клиповость: Еронин в самом деле снял, в частности, клип на трек «Сказки» рэпера Хаски, который появляется и в «Искуплении».

Наверное, зрителям любопытно, как в проекте с таким отчетливым инди-вайбом появились суперзвезды в главных ролях. Еронин уверяет, что позвонил актерам, под которых писал роли, а те неожиданно быстро и спокойно согласились принять участие в необычных съемках. Безруков и Сухоруков, которые издавна дразнили критиков рифмой своих «смешных» фамилий, кажется, впервые играют вместе. Сухорукова мы вообще давно не видели в действительно больших ролях — актер отрывается, дает себе волю, юродствует и кликушествует и правда страшен местами в своем бесновании. А затем его догоняет Кологривый, другой актер с чертовщинкой.

Сложнее обстоит с персонажем Безрукова. Когда-то он, вроде того же Кологривого теперь, всех раздражал своей вездесущностью и всеядностью в ролях. Те времена давно прошли, но и новой стороны актера его Солдат не открывает. Слишком хорошим и беспроблемным парнем нашего экрана он был, таким и остался. Что создает одну из концептуальных проблем фильма.

История «Искупления» затрагивает такую важную сегодня тему ПТСР, травмы солдата, вернувшегося — но не совсем — с войны. Вернувшегося туда, где еще и, может быть, не легче. Такой герой по всем канонам должен навести порядок в родной деревне, символически излечивая свои раны. Формально это у безруковского Солдата есть: его не слушается порой рука (ирония), а также к нему является призрак убитого товарища. Только слишком цельный, спокойный Безруков сам по себе. Его герой голоса на своих детей-инвалидов не повысит — святой.

Вот вторая и главная проблема «Искупления». Фолк-хоррор, каковым фильм пытается выглядеть, — он ведь прежде всего «фолк». Он может быть условным или подчеркнуто натуралистичным, но растет на какой-то конкретной почве. Обычно, по условиям развития жанра, на английской или американской, но может и на итальянской, и на шведской. Или, скажем, на балканской — как в сравнительно недавнем «Вурдалаке» французского режиссера Адриена Бо по рассказу русского писателя Алексея К. Толстого.

Как мы сразу заметили, деревня в «Искуплении», с ровными домами без заборов, бритыми мужиками да простоволосыми бабами — явно не русская по ощущению. Объясняется дело просто: в рамках фильма русское — это православное. И наоборот. «Искупление» — не фолк-хоррор, а хоррор религиозный. Как ни странно сказать, похоже, что первый в нашей новейшей истории, если не считать таковым пресловутого «Вия».

Фолк-хоррор и христианский фильм ужасов — жанры неодинаковые, а в чем-то, пожалуй, враждебные друг другу. Это разное отношение к миру и разная мораль. Православие является для персонажей «Искупления» инструментом борьбы со злом, путем и ответом. Веруй — и не убоишься идти долиной смертной тени. Трудно сказать, сколько в таком подходе Еронина сотоварищи от смелости первопроходцев, а сколько от конъюнктуры. Избранный ими жанр считается довольно специфическим во всех странах (кроме, может быть, Индонезии) и здорово сужает потенциальную аудиторию. При этом завышая планку для самих авторов.

Мы не берем на себя смелость судить «Искупление» его же меркой, то есть, с позиции православной догмы. Но есть ощущение, что фильм в какой-то момент испугался взятого им тона. Вспомним эталон жанра, острокатолического «Изгоняющего дьявола» Уильяма Фридкина. Священник в финале, чтобы спасти душу невинную, предлагает бесу взамен свою собственную душу. То есть не просто отдает жизнь, но и рискует бессмертием. Готов ли на подобное Безруков в фильме? Ему достаточно вспомнить, что он хороший человек, а также прочитать нужные молитвы. Только чуда, даже кинематографического, так не вымолишь.