Каким получился фестиваль «Послание к человеку — 2025»

В Санкт-Петербурге прошел 35-й фестиваль «Послание к человеку». Главный приз завоевал фильм «Поля падения» режиссера Игоря Елукова — своего рода истерн с поисками отработанных ступеней космических ракет. С 17 по 25 октября любители авторского, документального и экспериментального кино в очередной раз столкнулись с необъятной программой, требующей от зрителя активного, образцового вовлечения. Успеть на всё невозможно. Поэтому в репортаже — субъективный список впечатлений от фильмов и площадок (особенно «Небесного кинотеатра»). Про картины из международного и национального конкурса читайте в нашем гиде.

Открытие

Смотр открылся фильмом Вернера Херцога «Слоны-призраки». 83-летний классик отправился в Анголу вслед за биологом Стивом Бойсом, который, заручившись поддержкой южноафриканских следопытов, собрал экспедицию, чтобы увидеть гигантских — и, как считается, несуществующих — млекопитающих. «Слоны-призраки» вызвали, кажется, полярную реакцию у зрителей. Критически настроенные назвали работу Херцога дежурным заказом для National Geographic, а более расположенные к слонам и природе отметили простую душевность картины о погоне за мечтой. Но особенно всех впечатлила вставленная в фильм сцена из старого мондо «Прощай, Африка», которая мне, в свою очередь, напомнила эпизод расстрела вьетнамской деревни американцами с вертолетов в «Апокалипсисе сегодня».

Программный директор Василий Степанов во вступительном слове сказал примерно, что картина Херцога — идеальный фильм открытия, но имел в виду скорее его патетические черты, совпадающие с пафосом фестиваля. Мне же он кажется идеальным в ином смысле: когда еще представится случай посмотреть полуторачасовой фильм о компании мужиков, одержимых идеей сфотографировать самого огромного слона. В общем, в таком опыте и есть соль фестивального просмотра.

Внеконкурсная программа «Двойные вершины»

Попасть на «Новую волну» Ричарда Линклейтера, «Воскрешение» Би Ганя, «Отражение № 3» Кристиана Петцольда и «Сирата» Оливера Лаше было непросто даже аккредитованным журналистам. И неудивительно: без этих европейских фестивальных хитов «Послание» выглядело бы совсем уж нишевым смотром. Многие искушенные зрители в коридорах иронично высказывались о тех, кто игнорирует конкурсную программу и пришел только на фильм «про молодого Годара».

Действительно, на перечисленные картины можно было и не ходить — у каждой из них будет прокат. Самым слабым зрелищем оказалась как раз «Новая волна» — непонятно зачем снятая, пусть и вайбовая картина о рождении «революционного» дебюта Жана-Люка Годара. А вот барочное «Воскрешение» Би Ганя — более матерое зрелище для синефила-эстета. Сюжетным стержнем в нём служит история женщины, которая погружается в сны загадочного Мечтателя. Эти сны представляют собой четыре новеллы, стилизованные под разные жанры кино. Работа Би Ганя, хоть и виртуозно сделанная, оставляет впечатление неживого фильма. Больше того, возмущает убежденность автора в том, что зритель должен обязательно подключиться и разделить его настойчиво насаждаемую веру в кинематограф.

«Отражение № 3» Кристиана Петцольда, лидера Берлинской школы, тоже сложно назвать выдающимся. Это история об отчужденной девушке (Паула Бер), которая, выжив в аварии, попадает под опеку странной семьи, потерявшей дочь. Проще всего определить фильм как драмеди — в нём чувствуется попытка подражать картинам Хэла Хартли с их невозмутимыми диалогами. Кино не утомляет и в меру развлекает, особенно внутрикадровым саундтреком. Но не удивлюсь, если многих взбесит кажущееся немотивированным поведение героини Бер.

Экспериментальная программа In Silico

Мне объяснили, что у петербургских синефилов особое отношение к программе In Silico. Толпа, собравшаяся у кинотеатра «Родина», напомнила атмосферу культовых полуночных показов — я на них никогда не был, но именно так себе и представляю. Во всём происходящем чувствовалась особая аура, ощущение уникального момента. Дело в том, что эти фильмы, преимущественно специфические, нигде на большом экране не посмотреть, да и в Сети их найти не просто.

В этом году In Silico был посвящен, что неудивительно, теме искусственного интеллекта — кажется, все работы были не просто связаны с ИИ, а созданы с помощью его мощностей. (А когда экспериментальное кино не было связано с передовыми технологиями?) Программу разделили на два дня: в каждый показывали по десять картин, и некоторые из них обсуждались с автором сразу после просмотра; иногда, увы, затянуто. Из-за накладок в расписании мне удалось попасть только на первую программу.

В конкурсе победил фильм «Секретная система недопонимания 2» режиссера Никиты Спиридонова. На мой взгляд, это как раз тот случай, когда история создания произведения интереснее самого результата. Пересказывать или описывать картину нет особого смысла, отмечу лишь уловимые военно-политические коннотации, которые автор зашил в открывающие текстовые титры.

Если «Секретная система...» — пример предельно закрытого искусства, то «Теория эгрегоров» Андреа Гатопулоса, напротив, показалась мне самой развернутой и понятной работой в программе. По сюжету лингвистический вирус приводит к апокалипсису, а параллельно герой рассказывает историю своей трагической любви. Визуальный ряд построен на движущихся фотограммах, что явно отсылает к эстетике «Взлетной полосы» Криса Маркера.

Самой убедительной и интересной работой мне показался 10-минутный фильм «Тот, с кем можно красть лошадей». Его повествование ведется от лица лошади, выступающей на презентации собственной книги о былом, более респектабельном статусе скакунов в Соединенных Штатах. Здесь технология ИИ использована наиболее продуктивно — в модернистском ключе. Не менее интересной показалась попытка автора заставить зрителя почувствовать себя лошадью — но не загнанной, как часто показывают в популярных антикапиталистических шоу, а величественной и свободной.

«Имаго», реж. Дени Умар Пицаев (Panorama.Doc)

Дебютный фильм Дени Умара Пицаева стал своего рода фестивальным хитом. Я посмотрел его на повторном показе в кинотеатре «Великан Парк» — мультиплексе с игровыми автоматами, обстановка которого сильно выбивалась из общей фестивальной атмосферы.

Главным героем «Имаго» выступает сам режиссер — чеченец, проживший почти всю сознательную жизнь в Бельгии. С камерой в руках он приезжает в Панкисское ущелье в Грузии, где сформировалась чеченская диаспора, в том числе здесь живут родные Пицаева. Мать героя купила ему гектар земли; доброжелательные родственники надеются, что он построит дом и найдет жену, но Умар тихо сомневается в этом.

Понятно, что при таких вводных столкновения европейского и общинного взглядов на жизнь в драматургии фильма не избежать, и этот конфликт рискует оказаться предсказуемым и скучным. Но Умар, кажется, старается проблему не выпячивать. Он искренне пытается интегрироваться в жизнь родственников, а самые уморительные сцены связаны с его двоюродным братом, который учит его, например, стрелять из пистолета. В этом смысле фильм работает как любопытное антропологическое погружение в жизнь диаспоры.

Интересно наблюдать, что Пицаев, хоть и много времени проводит с семьей, особо с родней не откровенничает. Самые душевные разговоры происходят с его новообретенным другом. В этой линии есть скрытое напряжение, которое особенно ярко проявляется в момент, когда они оба начинают аккуратно прощупывать свою «инаковость».

Но центральным остается предельно болезненный разговор Пицаева с отцом, приехавшим из Москвы специально для встречи с сыном. По словам героя, отец даже не пытался найти его во время Чеченской войны. Тот, в свою очередь, оправдывается обстоятельствами. Здесь, на мой взгляд, интересно не содержание их откровений, а вопрос моральной чистоты. В аутентичности сомневаться не приходится, всё выглядит правдивым, но вот мотивация самого Пицаева кажется не столь очевидной. Например, вывел ли он отца на разговор намеренно, ради кадра, чтобы добиться большей драматичности?

Небесный кинотеатр

Пожалуй, главный кинематографический аттракцион фестиваля. «Небесный кинотеатр», попросту говоря, представляет собой купольную конструкцию с воздушным оформлением потолка из полупрозрачных легких тканей, которые волнами спускаются от центра к краям. Зрители располагаются горизонтально на матах и пуфах — главное, чтобы не приходилось задирать голову, глядя на проекционную поверхность. Приятно, что свет от экрана мягко рассеивается сквозь ткань, создавая обволакивающее ощущение, — видимо, именно так было задумано архитекторами проекта.

В разнообразную программу «Небесного кинотеатра» вошло, понятно, авангардное кино разного хронометража (например, трехчасовой фильм о фланировании по кварталам Парижа). Но главными номерами выступили Такаши Макино, Скотт Барли и Бен Риверс. К сожалению, я успел сходить только на последнего. Показывали три его короткометражные работы: «Лондон» (фантазия о Лондоне после коллапса), «Дальний эпизод» (фрагментарный и эстетский ч/б бэкстейдж со съемок фильма на пляже) и «Наконец-то!» — 39-минутное наблюдение за ползущим по стволу дерева ленивцем.

Первое, о чём задумываешься, развалившись на пуфике, что на протяжении всего сеанса, если не вертеть головой, остальные зрители выпадают из поля зрения. В обычном кинотеатре кто-то всегда рядом — визуально, тактильно, аудиально. Короче, сплошные раздражители. В «Небесном кинотеатре», напротив, возникает тесная связь с экраном, особенно если позволить себе полностью «отключиться». Главное — не перестараться, потому что на фильме с ленивцем в зале раздалось несколько очагов храпа, что, с одной стороны, немного выбило из колеи, а с другой — стало дополнительным, забавным, слоем в опыте необычного просмотра.

Фильм закрытия

«Сират» испанца Оливера Лаше — самое сильное киновпечатление не просто фестиваля, но, может быть, и всего года. По сюжету отец с сыном приезжают в Марокко на фестиваль электронной музыки, чтобы найти ушедшую из семьи дочь. Объединившись с группой убежденных рейверов, они отправляются на мифическую тусовку посреди песков Северной Африки. Уже с первых сцен «Сират» ощущается не столько как нарративное кино, сколько как перформативное, звуковое и ландшафтное переживание.

Здесь вспоминаются околомистические работы художников Джеймса Таррелла (световые инсталляции) и Билла Виолы (замедленные видеоинсталляции), в которых они исследуют пограничные формы состояний, созерцаний. У Лаше сенсорную нагрузку создают движения пустыни и пульсация басов. Но некоторые критики обратили внимание на другое — на якобы политическую прямолинейность месседжа. Обвинение, на мой взгляд, не самое справедливое. Лаше если и не придерживается полной нейтральности, то ясно показывает, чем может обернуться эскапизм.