«Она сказала „Да!“» со Скарлетт Йоханссон и Сиенной Миллер: Три сестры

В Okko вышел фильм «Она сказала „Да!“» — режиссерский дебют 65-летней британской актрисы Кристин Скотт Томас, наиболее известной по фильмам «Английский пациент», «Четыре свадьбы и одни похороны», а также сериалу «Медленные лошади». В центре сюжета — три сестры в исполнении Скарлетт Йоханссон, Сиенны Миллер и Эмили Бичем, которые собираются в родительском доме, чтобы отпраздновать очередную свадьбу матери, дважды вдовы. Рассказываем, как Скотт Томас пытается удержать баланс между жанрами семейной комедии и автобиографической драмы.

Три сестры — Кэтрин (Скарлетт Йоханссон), Виктория (Сиенна Миллер) и Джорджина (Эмили Бичем) — успели построить успешные карьеры, но так и не смогли разобраться в личной жизни. Когда их дважды овдовевшая мать Диана (Кристин Скотт Томас) сообщает о скорой свадьбе, женщины вынужденно собираются в родном доме. Несмотря на праздничное настроение, каждая таит в сердце личные переживания. Старшая, Кэтрин, разрывается между ролью матери-одиночки и обязанностями капитана морского флота; средняя — успешная актриса Виктория — находится в вечном поиске семейного счастья; младшая Джорджина самоотверженно закрывает глаза на многочисленные измены супруга (Джош МакГуайр). Оказавшись вдали от шумной взрослой жизни, героини возвращаются к себе и погружаются в детские воспоминания.

Как и большинство режиссеров-дебютантов, Кристин Скотт Томас обращается к личному, выбирая в качестве плацдарма первого фильма историю собственной жизни. В возрасте пяти лет актриса потеряла родного отца — пилот британских военных сил Саймон Скотт Томас погиб в авиакатастрофе. По иронии судьбы при аналогичных обстоятельствах Кристин потеряла и новоиспеченного отчима — лейтенанта-коммандера Саймона Идиенса. Каждая из трех героинь «Она сказала „Да!“» олицетворяет часть личности самой актрисы, травмированной ударами прошлого. С первых кадров становится понятно, что у сестер сложные отношения не только с мужчинами, но и с покойным отцом, который покинул их слишком рано. Кэтрин, Виктория и Джорджина в разной степени идеализируют покойного родителя, пытаясь компенсировать утрату во взрослой жизни. Старшая буквально идет по стопам отца, строя карьеру в военной сфере, средняя прославляет его имя на телевидении, а младшая продолжает бороться за звание лучшего ребенка. Увы, ни одна из них так и не находит ни внешнего удовлетворения, ни внутреннего покоя.

Со знаменитой пьесой Антона Чехова дебютный фильм Кристин Скотт Томас роднит не только фабула, но и форма: «Она сказала „Да!“» — преимущественно разговорное кино, которое с легкостью можно перенести на театральные подмостки. В эмоциональных, а порой открыто терапевтических сценах чувствуется стремление постановщицы и сценаристки донести до экранных дочерей неприглядную правду, которой она, по всей видимости, была лишена: ни один из покойных отцов не справился со своей ролью ни при жизни, ни после смерти.

За фасадом простодушного семейного драмеди в духе «Сити-Айленда» Рэймонда Де Фелитты, «Любите Куперов» Джесси Нельсон или «Дальше живите сами» Шона Леви Скотт Томас прячет болезненную историю запоздалой психологической сепарации от образа родителя, которого никогда не существовало. Три стороны личности одной женщины — стойкая карьеристка Кэтрин, творческая дива Виктория и примерная девочка Джорджина — впервые за долгое время вступают в открытый диалог, не с целью «простить и отпустить», а лишь для того, чтобы услышать друг друга.

Увы, с каждым новым актом «Она сказала „Да!“» градус комичности повышается, а драма всё чаще уходит на второй план. В страхе перемудрить с задушевными беседами Скотт Томас обращается к буффонаде, которая не только морально облегчает фильм, но и обесценивает груз заложенных в нем скрытых смыслов. Горькая ирония превращается в звенящую пошлость, от которой уже не отмыться.

Несмотря на логичное разрешение всех внутренних и внешних конфликтов, «Она сказала „Да!“» ощущается дебютом, который так и не смог реализовать свой потенциал. Проживание травмы через творчество — привычный инструмент голливудских драматургов: от Фиби Уоллер-Бридж («Дрянь») до Лины Данэм («Девочки»). Однако Скотт Томас так и не достигает триумфа искренности — ее детское «я» во многом остается неозвученным.