«Молодой Папа»: Жизнь как чудо

В Okko вышел «Молодой Папа», который не имеет никакого отношения к сериалу Паоло Соррентино. Шайа ЛаБаф наконец стал святым, хотя и только на экране. Голливудский аутсайдер Абель Феррара припал к итальянским корням, чтобы рассказать историю одного католического подвижника кровавого прошлого века, — пытаемся ее понять.

Итальянские солдаты Первой мировой возвращаются в родную деревушку Сан-Джованни-Ротондо. В местном монастыре служит падре Пио, монах, в будущем признанный святым. Пока ветераны, нобилитет и левые активисты борются за власть в коммуне, священник ведет личную битву с демонами, не покидая кельи.

Начинается кино с пронзительной сцены, где жены и дети встречают пришедших с фронта мужей, — многие покалечены, но хуже тем женщинам, которые не дождались. Лишь у одной из главных героинь супруг не вернулся, но и не числится в списке погибших, и безнадежное ожидание длится весь фильм. Меж тем, покуда уцелевшие солдаты предаются патриотическим чувствам, избежавшие мобилизации крестьяне и пролетарии, организованные в социалистический кружок юным отпрыском дворянской фамилии, мечтают победить на муниципальных выборах — или добиться своих прав силой. Противостояние коммунистов и протофашистов закончится трагически.

Падре Пио внешне как бы совсем не участвует в делах деревни. Он ограничивается некоторыми священническими обязанностями по исповедованию, соборованию и так далее, а большей частью вполне буквально дает отпор Сатане в стенах собственной кельи. Однако страдания и преодоления священника зарифмованы с событиями жизни коммуны, где в реальном времени разворачивается история самопожертвования, предательства и подвига. Церковные службы смонтированы с также почти религиозными «ритуалами» социалистов, а святые стигматы, явленные на руках отца Пио, — как бы раны всего народа.

Экстравагантные сюжеты, где маленькие маргинальные случаи ведут к большим, в том числе религиозно-метафизическим обобщениям, для Абеля Феррары вообще типичны. Однако обычно режиссер не обращался к реальным историям, не считая байопика «Пазолини». А падре Пио жил на самом деле, и демонстрация социалистов была действительно расстреляна карабинерами в Сан-Джованни-Ротондо в 1920 году. Священник стал популярной в соответствующих кругах фигурой при жизни, говорилось о творимых им чудесах и исцелениях. С другой стороны, многие, в том числе католические иерархи, считали Пио из Пьетрельчины просто мошенником, что создало трудности для причисления его к лику святых. Предположим, впрочем, что в спорах победила справедливость.

Фильм Феррары был снят к двадцатилетию канонизации отца Пио (умершего в 1968 году), однако даже в остро-консервативных католических кругах не вызвал фурора, в отличие от сериального «Молодого Папы» Паоло Соррентино. В оригинале, конечно, фильм называется не так, но уж слишком, видимо, был велик соблазн связать две ничего не имеющие общего истории.

Прежде всего байопик (кстати, не первый) отца Пио снимался за очень маленькие деньги. Шайа ЛаБаф вовсе играл бесплатно — и так же безвозмездно в процессе съемок обратился в католицизм. Вкупе с вообще сравнительно минималистической манерой съемки Феррары, с этой нервно дрожащей камерой в красно-синем полумраке интерьеров, создается впечатление уже прямо любительской камерности. То есть если в реальном Сан-Джованни-Ротондо 100 лет назад жило 10 тысяч человек, по фильму кажется, там находились только полсотни, что появляются в кадре, и те все живут на одной улице. Впрочем, есть и загородные роскошные пейзажи Апулии — этого у итальянской натуры не отнять.

Впридачу история выписана на нарочито грубых контрастах. Очень симпатичные и бедные (в основном) пролетарии-коммунисты противостоят крайне неприглядным самодовольным буржуазным фашистам-землевладельцам, объединившимся с монстровидными ветеранами боевых действий, — один из них безногий, другой одноглазый. Эдакий лубочный ход, характерный как раз для народно-религиозной литературы: как тут не проникнуться чувством хоть бы и выдуманной священной классовой солидарности.

Хотя о «Молодом Папе» говорят порой как о кино отчетливо религиозном, его при желании можно представить и антиклерикальным. В самом деле: святость главного героя никого не спасает, Пио никому не помогает лично, сама церковь не может остановить насилия, а главный в Сан-Джованни-Ротондо иерарх освящает оружие, которым вскоре будут убиты невинные люди. Характерно и то, что предсказание катастрофической войны (которое приписывают настоящему падре Пио) монах получает не от кого иного, как дьявола — в образе которого, кстати, предстала Азия Ардженто.

Но здесь следует оговорить, что подлинно религиозные представления о святости отличаются от обывательских. Святой — это не человек, который занимается светскими «хорошими делами» вроде благотворительности. Богословы так и пишут о Пио: он не работал, не писал умных книжек, зато много молился в одиночестве, за что Бог наградил его стигматами и способностью творить чудеса. Чудеса в фильме, впрочем, не демонстрируются, и хорошо — иначе Ферраре окончательно изменил бы вкус. Лишь в финальном кадре, довольно сильном, явлены и стигматы, и Кое-Кто еще — но не на глазах толпы, а втайне от всех.

Как вообще показать религиозное чудо на экране? Это слишком сильный прием, именно потому неубедительный, отдающий надувательством. Удачных примеров здесь единицы, а восходят они все к «Слову» Карла Теодора Дрейера. Так что чудо остается «вещью в себе», камере почти неподвластной. Вот и фильм вышел для обобщенного зрителя неубедительным, игра ЛаБафа — просто непонятной. Кто знает, возможно, это фильм-перформанс, фильм-молитва, предназначенный, скажем, для преображения одного ЛаБафа или одного Феррары и потому уже оправдывающий свое существование.

Мы же со своей колокольни привыкли хвалить кого-то вроде героя «Причастия» Ингмара Бергмана — священника в отчасти схожей ситуации, которому, однако, ни богоявления, ни тем более святости ждать не приходится. Чудо же, на которое мы могли бы рассчитывать в качестве катарсиса в фильме Феррары, — возвращение с войны мужа покинутой героини, но этого, спойлер, не происходит.