«Королевство зверей»: Ад — это другие
В подписке Okko стало доступно «Королевство зверей» — фантастическая драма французского режиссера Тома Кайе. Картина открывала программу «Особый взгляд» на Каннском фестивале прошлого года. Рассказываем, какой получилась история взросления на фоне безумной и страшной эпидемии.
Загадочная болезнь охватывает мир: люди превращаются в гибридов с животными чертами. Мутации происходят медленно и, видимо, непредсказуемо: могут вырасти перья, щупальца, чешуя, шерсть. Болезнь начинается с относительно невинных изменений (появляются клыки, меняется форма ногтей), но затем прогрессирует до полного превращения. Человеческие навыки, например речь или езда на велосипеде, со временем атрофируются, зато животные становятся доминирующими — обостренный слух, способность к полету, добыча еды.
Фильмы-катастрофы об эпидемиях могут быть пугающе реалистичными (как, например, «Заражение»), совсем не похожими на правду, смешными, злыми, драматичными — любыми, на самом деле, но всегда — с ощущением пугающей беспомощности перед новым. «Королевство зверей» — совсем не такое. Катастрофа в нем, собственно, неощутима. Дети ходят в школу и устраивают вечеринки, взрослые покупают продукты в супермаркетах, а мутанты относительно мирно живут в медицинских центрах. Официальное отношение к ним правительства неясно, но французская жандармерия пытается выбирать слова, называя их не монстрами, а «пострадавшими» или «существами». Многие герои относятся к больным с той или иной долей сочувствия и помогают, а некоторые, словно бы вопреки здравому смыслу, даже жаждут вступить с ними в интимный контакт. Мимоходом персонажи рассказывают друг другу, что есть страны с иными порядками: так, например, в Норвегии существа и люди живут вместе, без сегрегации. Чарльз Ксавьер, конечно, был бы очень доволен (отсылки к «Людям Икс» напрашиваются сами собой).
16-летний Эмиль (Поль Киршер) и его отец Франсуа (Ромен Дюрис) пытаются сохранить привычную жизнь. Супруга Франсуа и мать Эмиля Лана превратилась в животное и теперь содержится в специальном центре, так что семья перебирается из Парижа в городок на юго-западе Франции, чтобы быть к ней поближе. У мальчика на щеке — шрам. Мать поцарапала его. Поскольку зрителям не говорят о том, как болезнь распространяется, с самого начала возникает вопрос об угрозах, мнимых и реальных, о системе безопасности страны, об изученности болезни, о лекарствах, мерах предосторожности и так далее. Ответов не предполагается: вместо этого режиссер концентрируется на динамике отношений отца и сына.
«Королевство зверей» — не жанровый фильм, а история взросления с антуражем антиутопии (этот термин очень условен). Лента — длинная развернутая метафора, чье внутреннее содержание зыбкое, неясное и, кажется, крошится прямо на глазах. Если споткнуться на мгновение, поставить на паузу, задать лишний вопрос, весь фильм покажется глупым, ненужным и несущественным. И поэтому тот факт, что он всё же складывается в красивое и принципиально новое высказывание, делает честь режиссеру. Тома Кайе, балансируя на грани слишком очевидного, слишком попсового и слишком странного, умудряется снять завораживающую ленту, после финала которой уже не хочется ни о чем спрашивать.
Вместо того чтобы тратить время на объяснение правил мутаций, фильм бросает зрителя в центр семейной драмы. Эмиль замечает в себе мелкие изменения — напуганный и зараженный, он не может справиться сам и одновременно боится сказать отцу о болезни. Киршер постепенно превращает подростковую психопатичность своего персонажа в немую неподвижность нечеловеческого существа. Долговязый, с растрепанными волосами, он медленно теряет человеческие черты вместо преодоления пубертата. Взгляд, который мальчик бросает на отца в финальной сцене, вовсе лишен сыновних чувств, и в нем остается только животная благодарность, какую видишь в глазах собаки, например, когда гладишь ее или спускаешь с поводка. Великолепная актерская игра смягчает все сложные углы этой ленты. И Киршер, и Ромен Дюрис, и Адель Экзаркопулос гармоничны в своих ролях: у них мало пространства и мало диалогов, но взглядами и интонациями они умудряются «сказать» недописанное в сценарии.
Визуальный ряд, за который отвечал оператор Давид Кайе (брат Тома Кайе), — одно из самых сильных мест ленты. Съемки леса с воздуха, быстрые кадры на земле, натурализм повседневных сцен с естественным освещением — всё идеально разграничивает пространства человеческого и животного, города и леса, злобы и понимания, ограничений и свободы. Иногда навязчивая мысль о дихотомии цивилизации и природы кажется слишком очевидной и слишком буквально повторяемой персонажами, но иногда — особенно когда на экране появляются отлично подобранные туманные лесные пейзажи — воспринимается честной и очаровательной.
Актуализация фильма едва заметна: параллели с антипатией к иммигрантам, представителям сексуальных меньшинств и всем «другим», понятны, но не назойливы. Мутанты (существа, монстры или просто больные) не агрессивны, а всего лишь хотят жить другой жизнью. Над ними не издеваются напрямую, их не истребляют, но тем более драматичной выглядит сцена, когда Эмиль узнает, что одному из «монстров» с помощью пластической хирургии отрезали клюв.
В финале Кайе вкладывает в заявления персонажей пару реплик об экологии и восстановлении отношений с природой. Послание кажется важным, но «Королевство зверей» в этот момент теряет лучшее — свой абстрактный язык. Фильм ярче всего выглядит на этапе, когда говорит языком образов и условностей, а наше воображение самостоятельно заполняет лакуны. Это своего рода волшебная сказка, а лучшие кадры — пространство леса. Королевство зверей действительно существует: там есть реки, деревья, пещеры и свой правитель. Небрежно наброшенный ему на плечи плед ниспадает вниз роскошной мантией, и умирает король — как следует умирать королю: в борьбе с захватчиками, достойно и благородно.
Иногда фильм тонет под тяжестью своих амбиций, поскольку пытается сделать слишком много с ограниченным временем. Например, телесный ужас и пара вызывающих тошноту сцен прекрасны сами по себе, но кажутся неуместными в целом. Комедия слишком легко переходит в семейную драму, туда же поспешно проникают элементы хоррора, которые затем сгребает ковш нарочитой антиутопии — жанровый коктейль иногда отбирает у фильма убедительность. Так, однако, часто бывает с ранними работами режиссеров, где они хотят непременно сказать всё и сразу: для Кайе «Королевство зверей» только второй полнометражный фильм в карьере.
Царство животных в конце концов разрушается, но кое-что разрушить нельзя — ощущение свободы. Две лучших сцены фильма посвящены обретению отцом и сыном свободы, обе связаны с дорогой. В первой мужчины ищут Лану, и сын наконец включается в поиск, который до того кажется ему бессмысленным. Играет музыка, машина едет с большой скоростью, и Эмиль, выглянув в окно, светит фонариком в лес, пока отец наблюдает за ним. Во второй решается судьба Эмиля. Тот долго смотрит на отца, по-птичьи склонив голову к плечу, а потом бежит. И пока он бежит, зрителю становится неважно, почему возникла болезнь, как она проявляется и распространяется, неважно, что будет дальше с миром, — важно, чтобы взросление этого конкретного мальчика оказалось не таким травматичным, каким может быть.
«Проснувшись однажды утром после беспокойного сна, Грегор Замза обнаружил, что он у себя в постели превратился в страшное насекомое». Французский режиссер Тома Кайе, явно вдохновленный в том числе повестью Франца Кафки «Превращение», снял фильм со множеством довольно очевидных мотивов — COVID-19, социальное давление в разных странах, неблагополучие общества, инаковость, проблемы экологии. Русскоязычному зрителю может вспомниться также «экологический» по-своему роман братьев Стругацких «Жук в муравейнике», который предваряет эпиграф: «Стояли звери / Около двери, / В них стреляли, / Они умирали». Возможно, кроме этого стихотворения, о «Королевстве зверей» больше вообще ничего не нужно говорить.