«Дела человеческие»: 50 оттенков насилия

В российский прокат выходят «Дела человеческие» Ивана Атталя — остросоциальная судебная драма, в основу которой легло скандально известное стэнфордское дело об изнасиловании 2015–2016 годов. В картине режиссер осознанно уходит от удобной голливудской позиции — публичной казни так называемого насильника, стремясь заглянуть в самую глубь антагонизма взаимоотношений абьюзера и жертвы. Результат получился достаточно неоднозначным и, что самое важное, неудовлетворяющим, что парадоксальным образом делает «Дела человеческие» фильмом, максимально тождественным реалиям современной жизни.

Студент Александр (Бен Атталь) приезжает из США во Францию, чтобы провести время с разведенными родителями и встретиться со старыми друзьями, а также попытаться примириться с бывшей любовницей, ныне высокопоставленным политическим деятелем Ясминой (Летиция Эйдо). Девушка приняла решение разорвать отношения после повышения по службе. Увы, долгожданного мира между возлюбленными не происходит. В порыве печали Александр отправляется в гости к матери Клэр (Шарлотта Генсбур), активистке с радикальными феминистскими взглядами, где встречается с 17-летней Милой (Сюзанн Жуанне), дочерью ее нового бойфренда. Мимолетное знакомство молодых заканчивается непреднамеренной интимной близостью, а после — обвинением Александра в изнасиловании и двухлетним судебным разбирательством.

Подобно недавнему непризнанному феминистскому гимну — исторической драме «Последняя дуэль» Ридли Скотта с Адамом Драйвером, Мэттом Деймоном и Джоди Комер — «Дела человеческие» Ивана Атталя делятся на три главы — «Он», «Она» и «Суд» — три фокуса восприятия происходящей действительности, каждый из которых заполняет слепые пятна в истории участников событий, делая ее всё более и более неоднозначной. Очевидно, что в эпоху движений #MeToo и Time’s Up выпуск фильма с позицией «правда где-то посередине» можно назвать настоящим вызовом общественности. И всё же, в отличие от конформистского Голливуда, европейский кинематограф, в том числе его видные представители в лице той же Катрин Денёв, неоднократно осуждали американскую политику канселинга абьюзеров в индустрии. Именно по этой причине назвать «Дела человеческие» вызовом общественной морали точно нельзя, да и сам Атталь слишком уж беззубо критикует актуальную повестку, подтверждая свою позицию лишь полунамеками: неоднозначным спором Клэр о «плохих» мусульманских мигрантах, которые не уважают право женщин на собственное тело; иллюстрацией пылких отношений Александра и Ясмин, в которых любовь строится не на кончиках пальцев, а на острых иглах уязвимости; в конце концов, в стремлении персонажа Шарлотты Генсбур спасти от тюрьмы сына, предавшего все базовые тезисы современной сексуальной этики: получения осознанного словесного согласия на близость.

Тем не менее тезисы, скрытые в основе псевдодокументальных судебных кадров одного очень неоднозначного дела об изнасиловании, говорят лучше всех действующих лиц, храбро указывая зрителям на неприглядную правду: в данной истории виноваты оба участника конфликта. Нарушение физической неприкосновенности другого человека, бесспорно, должно вести к уголовной ответственности и всячески порицаться в социуме. Однако в мире, помимо сексуализированного абьюза, существует еще множество других форм морального и эмоционального насилия, которому важно и нужно уметь противостоять, иначе переживать полученные травмы придется в лучшем случае в кресле у психотерапевта. При этом каждый условный агрессор является рабом собственной ментальной проекции, в которой он — жертва несправедливой судьбы, вынужденная выражать и получать любовь единственным доступным для нее образом.

В итоге понимание, кто в этой ситуации — насильник, а кто — пострадавший, окончательно смещается, ведь человек, допустивший в отношении себя акт неприемлемого сексуального посягательства, не оказав никакого сопротивления, тоже совершает преступление против собственной целостности.

В этом плане «Дела человеческие» не строят перед зрителями никаких иллюзий, осознанно заявляя: отношения между людьми слишком сложны, справедливость существует только на бумаге, а рычагами этики владеет социальная культура, которая, как всем известно, редко бывает объективной. Жизни рушатся под ударами судьбы, сердца сгорают в агонии лжи, а разум предает тело — абьюзер и жертва в той или иной форме живут в каждом из нас, и никакое публичное разбирательство не позволит раз и навсегда избавиться от этих образов.