«Бардо»: Портрет художника в кризисе

На Netflix появится новый фильм Алехандро Гонсалеса Иньярриту — почти трехчасовая сага о мексиканском режиссере, который переосмысляет свою жизнь и карьеру. Название «Бардо» отсылает к буддизму: это промежуточное состояние между разными явлениями, в том числе между рождением и смертью. Картину Иньярриту выпускает после семилетнего перерыва, и ее просмотр дает полное представление о том, чем именно он был вызван.

Мексиканец Алехандро Гонсалес Иньярриту относится к числу режиссеров, творчество которых можно свести к одному-единственному образу. Его любимый герой — мужчина в кризисе: финансовом («Сука-любовь»), религиозном («21 грамм»), экзистенциальном («Бьютифул») или профессиональном («Бёрдмэн»). Конечно, и раньше существовало предположение, что все эти персонажи на самом деле являются двойниками автора. Но «Бардо» превращает гипотезу в факт. На сей раз режиссер не пытается спрятаться за театральными декорациями, суровыми пейзажами американского фронтира или замызганными стенами барселонских трущоб. Он выходит к публике с открытым забралом, пребывая, кажется, в полной уверенности, что теперь, когда маски сброшены, зрительской любви ему достанется в два раза больше, чем обычно.

Биография Сильверио Гамы (Даниэль Хименес Качо), главного героя «Бардо», почти полностью совпадает с биографией Иньярриту. Разница только в специализации. Гама — документалист, построивший карьеру на фильмах о проблемах Мексики. Сам он давно живет в Калифорнии, там выросли его сын и дочь, свободно переключающиеся с английского на испанский и обратно. В США режиссера ценят настолько, что вот-вот вручат ему престижную журналистскую награду за жизненные достижения. Но незадолго до торжественной церемонии Гама оказывается на родине, в Мексике. И вот тут его накрывает: воспоминания детства смешиваются с семейными травмами, вопросами идентичности и страхом смерти. Всё это порождает в голове героя странные видения, из которых и состоит фильм.

Гама то мысленно возвращается к моменту рождения их с женой первенца, прожившего всего один день, то беседует с давно умершим отцом, то вдруг встречает самого Эрнана Кортеса — испанского конкистадора, завоевавшего Мексику. В каждом из этих эпизодов пространство кадра будто трескается, деформируется, и через образовавшиеся щели просачивается старый добрый магический реализм. Младенец, недовольный тем, что увидел снаружи, лезет обратно в материнскую утробу, отец приобретает черты сказочного великана, а Кортес восседает на вершине огромной башни, сложенной из тел убитых им ацтеков.

В изобретательности режиссеру не откажешь, в художественной выразительности — тем более. «Бардо» — фильм невероятной, даже какой-то избыточной красоты. Дариус Хонджи, один из лучших операторов мирового кино, с легкостью заменяет постоянного соавтора Иньярриту Эммануэля Любецки и творит чудеса, создавая с помощью экстремально широкоугольных объективов ощущение сновидения, галлюцинации, грезы, действие которой разворачивается одновременно в прошлом, настоящем и будущем.

Отчасти эта красота, очевидно, призвана замаскировать патологическую зацикленность автора на самом себе. Иньярриту прекрасно понимает, насколько разоблачителен жанр автопортрета. На сюжетном уровне он заранее пытается предугадать все претензии требовательного зрителя и озвучивает их устами самых разных персонажей. Коллега из Мексики обвиняет Сильверио в напыщенности и лицемерии, Кортес пеняет ему на отсутствие крови коренных народов (ты, мол, такой же белый империалист, как и я). Но самым болезненным уколом становятся слова сына-подростка, который напоминает отцу, что тот давно оторвался от корней и в творчестве, по сути, просто эксплуатируя свое происхождение, развлекая американцев байками о мексиканском «глубинном народе».

Авторский замысел лежит на поверхности — как и траектория, по которой Иньярриту предлагает двигаться зрителю. От неприятия главного героя публика должна плавно перейти к пониманию и сочувствию. Недаром во второй части «Бардо» усиливается мотив семьи: жена и дети режиссера наконец-то превращаются из призраков в полноценных персонажей со своими заботами. После эпизодов с их трогательным единением следует ключевая сцена, ради которой, возможно, и был задуман весь фильм. Иньярриту экранизирует один из самых страшных эмигрантских кошмаров: мучительную и одинокую смерть на чужбине. Наличие камеры позволяет ему не просто прожить этот сон наяву (пусть и не в реальном, а в экранном обличье), но и по-колдовски заговорить его, уняв суеверные страхи.

Хочется надеяться, что для автора это сработало и жизнь его после «Бардо» стала хотя бы немного спокойнее. Но для людей, сидящих перед экраном, главный вопрос заключается в другом. Стоит ли тратить почти три часа своего бесценного времени на этот дотошный и бескомпромиссно-исповедальный рассказ о проблемах, с которыми невозможно идентифицироваться, если ты не звездный мексиканский режиссер зрелых лет с парой «Оскаров» в кармане дорогущего пиджака? И на Netflix, и на других площадках хватает куда более актуальных историй, в которых сюжет не перекрыт беспредельным нарциссизмом создателей. Прав был коллега-телевизионщик: такой жуткой претенциозности давно не видывал свет.