«Аманда»: Хроника одного невроза
В подписке Okko появилась показанная на прошлогоднем Венецианском фестивале «Аманда» Каролины Кавалли — яркий дебют о взрослении, экзистенциальном кризисе, инфантилизме и конфликте поколений. Рассказываем, почему его ни в коем случае не стоит пропускать.
Полнометражному дебюту Каролины Кавалли «Аманда» просто-таки суждено было сыскать славу в узких кругах, особенно фестивальных. После премьеры в Венеции и в Торонто фильм полюбился, кажется, абсолютно всем, но дальше дело не пошло, по крайней мере пока. Не хочется разбрасываться громкими словами и называть «Аманду» скрытым бриллиантом, но среди тех немногих новинок, что добрались до вымершего отечественного проката, она смотрится особо привлекательно. Ненавязчивость фильма в данном случае становится его козырем. Благо в рукаве у Кавалли их завалялось еще несколько.
Аманда — двадцати-с-чем-то-летняя инфантилка, дочка преуспевших владельцев сети аптек. В анамнезе тяжелых внутрисемейных отношений есть странный эпизод из ее детства — как-то раз, плавая на надувном матрасе в домашнем бассейне, девочка решила снять нарукавники, чтобы, как выяснится позднее, радостно утопиться. С тех пор жизнь Аманды петляет странными путями, бережно огибая все ключевые для становления личности моменты. Между ней и ближайшими родственниками стоит глухая стена, подруг-ровесниц нет и никогда толком не было, парней — тоже (только намеки и фантазии). Единственная родная душа — пожилая домработница. Это даже не возрастной кризис, когда планка двадцати лет преодолена, а за душой ничего, — это единственный знакомый девушке способ существования. Вдобавок вся дисфункциональная семейка бережно выстраивала барьер вокруг этого болота инфантилизма, чтобы она не могла из него выбраться, даже если бы очень захотела. Закономерно, что теперь Аманда находится в плену многочисленных обсессий, которые пожаловали вслед за колючим осознанием всех упущенных возможностей. Бывшая модель Бенедетта Поркароли безупречно отыгрывает этот ресентимент. Желаем ей большой актерской карьеры — для киноиндустрии это будет подарком.
В свободное время, то есть в любое, героиня ходит на пустынные рейвы, коллекционирует бонусы в местном супермаркете, гладит соседскую лошадь в надежде даровать ей свободу, философствует с Siri (та ее называет Секси-мамой) и ищет собеседника в чат-рулетках среди дрочил и почему-то Геннадия Горина. Наконец мать в пассивно-ультимативной форме отправляет ее в гости к дочери старой подруги. Так на сцене появляется Ребекка, по сравнению с которой все странности Аманды выглядят скромными ужимками. Отсюда комедия начинает скатываться в экзистенциальную драму. Один из диалогов новых подруг, например, посвящен умственным и физическим упражнениям в вопросе умирания. Зарубежные критики уже восторженно назвали Кавалли последовательницей Уэса Андерсона и Паоло Соррентино одновременно. Как будто это комплимент. В отличие от работ любимых публикой мастеров, здесь мало самолюбования, зато много скрытых чувств и искренней горечи.
Фильм не просто так носит имя главной героини — его устройство подчинено сознанию Аманды. Кавалли точно так же пытается держать баланс между меланхолией и надрывом. Ее камера зачастую статична, чтобы в реальном времени запечатлять перепады тона разочарованной Аманды. Так, ее вечный щит в виде едкого остроумия периодически дает трещину, и тогда она срывается на яростные крики — всё это в рамках одного кадра. Ее желчные пререкания — главный комический элемент фильма, благо диалоги прописаны виртуозно. Однако постоянная близость нервного срыва, причины которого, хоть и подаются с юмором, до боли знакомы большинству из нас, превращают вереницу оригинальных дурачеств в эмоционально тяжелое зрелище. И в этом главная сила фильма — только что веселились, вдруг стало неуютно, а монтажной склейки не было. Некоторая искусственность мизансцен работает на этот же эффект — она не про красивость и не про фетиш, а про постоянное присутствие психологической угрозы. Вот довольный ребенок мирно загорает на надувном матрасе, а секунду спустя в суицидальном порыве плюхается в воду.
Кроме того, от летних комедий о взрослении «Аманду» отличает нехватка воздуха на экране. Мир фильма герметичен: здесь нет любования пейзажем, ни городским, ни буколическим, хотя просторы итальянской провинции как будто всегда того требуют. Неважно, какая идиллия окружает тебя на улице или дома, если давит в висках от злости и одиночества, то тут уже не до великой соррентиновской красоты. К слову, Аманда живет в интерьерах исключительных, что в родительском особняке, что в собственной обители поскромнее. Однако весь этот барочный дух занесен пылью и залит неоном — перед нами скорее зумерский депрессивный декаданс, взращенный на почве вечного конфликта поколений. С таким материалом проиграть было сложно.