«Айта»: Человек дождя

В подписке Okko появилсь «Айта» — инди-триллер о поимке насильника в дальневосточной глубинке. Фильм написал и поставил Степан Бурнашев, очень плодовитый автор (за последние полгода у него вышли этно-хоррор «Проклятие» и мелодрама «Наша зима») и один из лидеров якутского кино, которое переживает небывалый рост с середины 2010-х. В главных ролях: звезда «Нууччи» Иннокентий Луковцев, артист «Табакерки» Андрей Фомин и нескончаемый таежный ливень. Разбираемся, о чем шепчет непогода и как детективная форма уживается с социальным высказыванием.

В якутском улусе, словно в сказочном Макондо, без устали хлещет проливной дождь. На дорогах — хлябь, всё угрюмо и серо, примерно такой же пейзаж царит и в душах местных жителей: таежных охотников, уставших матерей и молчунов-правоохранителей. Лишь приезжий мент — лентяй и балагур с шутовским именем Афоня (Андрей Фомин) — постоянно гогочет и травит байки. Но злой рок наказывает русака-иноземца: после молодежной попойки гибнет вернувшаяся с летних каникул Айта (Айталыына Яковлева), улики (с подозрением на изнасилование) вроде бы указывают на Афоню, ярая общественность требует расправы, пока полиция, дожидаясь суда и следствия, держит бывшего сослуживца в СИЗО. За дело берется хмурый участковый Коля (Иннокентий Луковцев) — в короткие сроки он обязан доказать (не)виновность коллеги и при любом исходе не допустить самосуд.

«Айта» основана на реальной истории, но кажется, что многие элементы фильма взяты не из газетной хроники, а из бескрайних запасников жанрового кино. Сюжет будто подсмотрен у «Ветреной реки» Тейлора Шеридана: там тоже была гибель девушки, этнический конфликт, суровый северный климат и мстительные старожилы. А финал кажется беглым пересказом «Нападения на 13-й участок» Джона Карпентера, разве что вместо синтезаторной электроники тут — гулкий бас и клавишный минор, а вместо бандитов-налетчиков — образцовые мужья и папы, которые больше не верят в справедливый суд. К слову, отец Айты (Георгий Бессонов), который агитирует и ведет за собой смутьянов, то и дело заставляет вспомнить «Пленниц» Дени Вильнёва — прямо копия Хью Джекмана, разве что в якутской версии он прописан более пунктирно. 

Все эти аналогии, как и кивок в сторону Данелии, по заверениям режиссера, не преднамеренны: Бурнашев принципиально отказывается от любых цитат и стилизаций. И всё же в «Айте» чувствуется некоторая вторичность и даже искусственность. Взять хотя бы сыщика Колю: он вроде бы и далек от мачистских стереотипов полицейского кино и даже разговаривает как школьный директор («Задал же ты нам задачку!»), а всё равно ведет себя как грязный Гарри — зычно матерится и дает Афоне тумаков. Впрочем, очень может быть, что так и надо. Хоть якутский кинематограф и вышел давно за границы регионального гетто (в сторону «Кинотавра» и оскаровских шорт-листов), для большинства отечественных зрителей он всё еще выглядит весьма нишевой экзотикой. Так что если в «Айте» и встречаются жанровые архетипы, то это вполне действенный способ говорить с аудиторией, скажем, из Центральной или Северо-Западной России на родном для нее языке — языке знакомых образов и выученных сюжетных структур. Тут даже нет какого-то диковинного местного колорита, да он бы и не поместился в кадре: слишком уж много в фильме крупных планов. И кажется, что оператор Данила Горюнков неспроста прибегнул к такой «изолирующей» рамке — люди как бы разобщены, отделены друг от друга, не готовы к взвешенному диалогу.

Как и полагается по законам жанра, за криминальным фасадом прячутся актуальные смыслы. «Айта» высказывается о легко возбудимом шовинизме, fake news, культуре отмены в локальном коммьюнити, а также об отсутствии доверительных отношений между родителями и детьми. Попутно критикуется и местная правоохранительная система: полиция в фильме довольно картонная, она лишь ловит драчунов-пьянчужек и развозит по домам мокнущих под дождем гражданских, но не в состоянии организовать выезд подозреваемого в область. Однако Бурнашев, увы, оставляет все подтексты без серьезного анализа и даже завершает картину басенным моралите про век информации и «давайте не поддаваться импульсам агрессии» — как будто перед нами нравоучительная колонка, а не художественное кино. Такое проговаривание вслух, еще и в кругу собравшихся героев, словно вышедших перед зрителем на финальный поклон, — прием, отработанный автором в мелодраме «Наша зима». Оттуда же перекочевала и психогеография, которая рифмовала холод в супружеских отношениях и якутскую стужу, а в «Айте» сплетает в метафору дождевую завесу и людскую разобщенность.

При этом фильм, разумеется, не лишен формальных достоинств. Синий туман и розовый неон, дисгармоничный саунд, немые эпизоды (камера то и дело снимает героев на отдалении и не дает расслышать слов — чистое кино!), а также кульминационная перестрелка, снятая при использовании скудного света от ручных фонариков, — все эти решения поднимают картину на очень достойный уровень и не дают ей свалиться в НТВ-шное мыло про разбитые фонари и ментовские войны. Фильм, снятый на энтузиазме, в спартанских условиях, с бюджетом в 4,5 миллиона рублей, который от областных кинотеатров дошел до столичных больших экранов, — очередной творческий подвиг, который, пожалуй, даже важнее, чем любые содержательные огрехи.