«28 лет спустя»: Не надо беспокоить мертвецов

Дэнни Бойл откапывает свою зомби-сагу, как будто на ее костях еще можно выстроить что-то новое: притчу, фолк-хоррор, тревожный комикс про утраченные связи. Те же места, тот же вирус, та же кровь — только земля уже не та, и воздух в кадре какой-то выдохшийся. «28 лет спустя» — не столько сиквел, сколько визит к неглубокой могиле старого знакомого.

Строгий, но справедливый отец. Мальчик, выросший в достойной бедности, — удивляется и радуется бекону на завтрак. Впрочем, он его не ест, а заворачивает в салфетку, чтобы отнести больной маме. А еще доктор, которого нужно обязательно найти, чтобы помочь маме, но с докторами сейчас плохо, да и они люди странные, бубнят себе под нос что-то на латыни и не понимают обычных людей. В новом фильме Дэнни Бойла, в котором он возвращается к одному из своих самых больших режиссерских успехов, перед нами налицо все слагаемые типичной британской социальной драмы о жизни «простых» людей. Но, помещенные в декорации зомби-постапокалипсиса, эти стереотипы вроде как должны были зажить новой жизнью. Получилось ли вернуться к корням?

Теперь прошло уже не 28, а 10228 дней. Обстановка изменилась мало: Британию в 2002 году уничтожил вирус RAGE, превративший большую часть населения в очень агрессивных и энергичных «зомби» (как зрители привыкли называть зараженных). Забыты попытки американской интервенции из второго фильма франшизы («28 недель спустя») — тогда бравые натовцы вторглись в Британию, чтобы навести порядок на островах и вернуть страну в цивилизованный мир. Та военная кампания провалилась, и в последующие десятилетия немногие выжившие оказались предоставлены самим себе. Британия под жестким карантином, ее берега патрулируют французы, шведы и бог знает кто еще. Внешний мир живет по-старому, поставив на Британских островах крест. Этакий Брекзит, доведенный до предела.

Но жизнь в бывшем королевстве еще теплится. На маленьком приливном островке на севере Англии (в момент отлива обнажается естественный проход, по которому можно дойти до берега) обитает небольшая коммуна людей. Они живут натуральным хозяйством и время от времени совершают вылазку в руины цивилизации в поисках всяких мелочей — от ножей и медикаментов до фрисби и древесины.

Мальчик по имени Спайк впервые отправляется на берег вместе с отцом Джейми, учится убивать андедов, пережидает с отцом страшное (за ними следит особо развитый и сильный зомби, таких называют «альфами») и замечает вдалеке огонь. По возвращении мальчик узнает, что огромный костер, скорее всего, разжигает выживший из ума врач, и решает, что надо привести к нему маму, чтобы тот ее вылечил. Так начинается путешествие по мертвой земле в поисках жизни.

Зомби-фильмы, как мало какой другой жанр кино, почти всегда политизированы. Армия мертвецов — это всегда символ чего-то другого, будь то расизм, капитализм, Холокост или страх перед потерей идентичности. Фильм «28 дней спустя» в 2002 году подарил новое дыхание всему жанру зомби-кино, заодно поставив вопрос: сработал бы фильм так успешно, если бы не атмосфера страха, шока и неуверенности, распространившаяся по миру после терактов 11 сентября? Продолжение франшизы «28 недель спустя» было в этом смысле еще более прямолинейным (и потому менее интересным): перед нами разворачивалась сатира на американские попытки установления порядка силой. Попытки, которые, по мнению сценариста, были обречены на истеричный провал. По идее, сейчас нас должен был ждать поиск нового нерва времени и столкновение с новым жутким.

В конце 1960-х — начале 1970-х годов в Англии появился на свет поджанр фильма ужасов, который сильно позднее был назван фолк-хоррором. Если упрощать, то фактор страшного в этом ряду картин связан с архаическим злом, что таится под рутиной и скукой сельской жизни. В «Плетеном человеке» (1973) полицейский прибывает на остров (также прозрачная метафора всей Британии) и думает, что это он тут охотник, ищущий убийцу, но жертвой оказывается сам — специально приведенный на заклание к празднику урожая. Древняя традиция — живет. Как и традиция фолк-хоррора в наши дни, если судить по успеху и мемности «Солнцестояния» Ари Астера.

То, что проделывают Бойл и Гарленд в «28 лет спустя», — это фолк-хоррор наоборот: попытка представить, как выглядит мир модерна и цивилизации с точки зрения жителей изолированного острова, существующего по своим правилам. Нам дают понять, что принципы жизни у выживших вполне традиционные, патриархальные. Внешний же мир кажется местом опасным и агрессивным.

В школе висят плакаты, описывающие роли разных членов сообщества (мужчины — охотятся и пашут, женщины — готовят, собирают овощи и ведут хозяйство). За кадром звучит композиция Boots группы Young Fathers: голос надрывно поет песню на стихи Киплинга «Сапоги», уточняя, что «отпуска нет на войне». Это перемежается кадрами британских солдат прошлого в самых разных боевых ситуациях. Детей учат стрелять по чучелам (огнестрельного оружия здесь нет — по всей видимости, иссякли его запасы).

И за стереотипной социальной драмой, фолк-хоррором и историей взросления скрывается еще один слой разговора — как раз политического, в чём-то наследующего мыслям, которые Бойл и Гарленд развивали в первом фильме. Все части франшизы демонстрировали, что ярость, насилие, тяга к самоуничтожению — это проблемы, которые присущи цивилизации и модерну. Человечество, поселившееся в городах, разлагается, сходит с ума от ненависти к самому себе, а основа общества — семья — распадается и оказывается мертвой внутри.

В третьей части в мире вокруг Англии жизнь идет своим чередом — с интернетом, соцсетями, доставками еды и, наверное, конфликтом на Ближнем Востоке. Но этой культуре нечего предложить выживающим англичанам: телефоны на островах не работают, а фотография девушки с накачанными губами и боевым макияжем скорее пугает, чем привлекает. В общем, человечество зашло в тупик.

Штука в том, что всё это проговаривается скороговоркой и как будто не является главной целью рассказа Бойла и Гарленда. Главной темой они почему-то делают проблему принятия смерти: основной конфликт фильма разрешается фразой «Memento mori», сказанной в тени пирамиды, сложенной из человеческих черепов (сама конструкция больше всего напоминает артефакты с фестиваля «Николы-Ленивца»). Хотя, казалось бы, какие проблемы могут быть с принятием смерти в мире, который устроен подобным образом?

В фильме проделано много интересной работы, особенно в монтаже. Боевые сцены склеены так, чтобы напоминать, как острые переживания оседают в человеческой памяти: размытые картины, где есть несколько запоминающихся стоп-кадров, врезающихся навсегда. История перемежается странными сценами с зомби, снятыми на камеру ночного видения, — больше всего по постановке они напоминают короткометражный хоррор The Fall от другого английского визионера Джонатана Глейзера. Переходные между сюжетными частями эпизоды сделаны в духе музыкальных клипов. Картинка по-цифровому грязная, плывущая. Понятно, что, решив снимать фильм на айфон, Бойл и Мэнтл хотели по-новому повторить то, что проделали в первом фильме франшизы, который целиком снимался на ручную цифровую камеру. И получилось — всю дорогу не покидает ощущение, будто мы смотрим чье-то воспоминание, в котором детали могут плыть и перетекать в другие сюжеты.

Но надо признать, что всё вместе это не сработало. Более того, сам фильм не выглядит как отдельное самоценное произведение. Известно, что он открывает новую трилогию, следующая часть должна выйти уже в январе. И пока — без будущих фрагментов — он кажется странным артефактом, где есть как интересные элементы, так и довольно вымученные шутки: на заправке Shell отвалилась первая буква вывески; герой Рэйфа Файнса крутит в руках череп человека, которого при жизни звали Эриком, и произносит «бедный Эрик», но никто не понимает отсылки; на авансцену выходит странная банда психопатов, одетых в стиле известного британского телеведущего и маньяка-педофила Джимми Сэвила. Всё представляется хаотическим бурлеском, в котором прямолинейную историю пытаются усилить дополнительными обвесами.

Все-таки не зря говорят, что не надо беспокоить мертвецов. Непонятно, что может добавить новый опус Бойла к тем идеям, что два десятилетия развивали создатели зомби-вселенных. От «Ходячих мертвецов» и «Одних из нас» до «Поезда в Пусан» и «Последнего дня на Земле» Роба Джаббаза — мы так много смотрели в последние годы на мертвых, что иногда хочется просто отпустить их хотя бы на время. И дать им пожить своей загробной жизнью.