«Невидимый мир»:
Кто не спрятался — я не виноват!

Трепетно запечатленный на экране мир невидим только для нас — тех, кто, перешагнув порог совершеннолетия, больше не оглядывался. Дебютантка в полном метре Лаура Вандель заставляет вспомнить, каково это — быть ребенком, предлагая зрителю практически иммерсивный опыт погружения в рутину младших классов.

Нора (Майя Вандербек) утирает слезы ладошкой и прощается с отцом: начало учебы — тоже подвиг. Но идти по коридорам не так страшно, когда можно схватиться за рукав старшего брата: Абель (Гюнтер Дюре) обещает перемены, полные веселья, на игровой площадке. Впереди курс социализации, уроки дружбы и шаги взросления — хрупкие и неуверенные. Нора учится жить буквально у нас на глазах.

Главный трюк Лауры Вандель сработал когда-то еще у Стивена Спилберга в «Инопланетянине»: оптику камеры постановщица опускает на уровень детского взгляда — непонятные взрослые моментально выпадают из рамки кадра. Лицо «великана» можно увидеть, только если собеседник готов опуститься на корточки для разговора на равных. Именно вопрос выстраивания линии коммуникации и становится центральным для «Невидимого мира». Поначалу две вселенные существуют как будто параллельно: орбита планеты детства лишь изредка пересекается с траекторией полета взрослых. Нянечки, учителя, родители помогают встать или забинтовать разбитую коленку, не вмешиваясь в ребяческую энтропию. Но главные катаклизмы остаются за спиной дежурной опеки.

Одновременно линейно и стройно и как будто случайно и ненарочно Лаура Вандель рисует среди горизонтов первых открытий и изобретение жестокости. Нора постепенно адаптируется к школьному климату, обрастает знакомыми, играми и шутками о форме хлеба за обедом, но где-то рядом всегда Абель, которому не так повезло. Наступил день, и мальчик стал объектом насмешек и издевательств, потому что однажды не дал в обиду сестру. Маятник настроений Норы (а через испытание морали мы проходим вместе с девочкой) раскачивается от стремления спасти брата любой ценой до желания не узнавать Абеля в столовой.

Вандель концентрируется не на телесном аспекте издевательств, но на механизме зарождения угнетения — и ментальном, и физическом. Где-то на периферии балагана детской площадки совершается насилие, которое наращивает мышцы каждый день. Сталкиваемся мы с угрозой через призму растерянности Норы, которая не может ни самостоятельно брата защитить, ни получить защиту «сверху». Слепота взрослых становится еще одним инструментом потворства буллингу, как и беспомощность старших в судействе детских разборок.

Бельгийская режиссерка не стремится ставить диагнозов и называть виноватых по имени, а лишь умоляет хоть иногда смотреть под ноги. Внимание — самая ценная валюта, которой можно отплатить другому, и порой именно его не хватает, чтобы не допустить худшего. Позиция сторонней наблюдательницы позволяет проследить весь цикл инстинктивной жестокости. Однажды жертва может стать автором насилия, если позволить закону джунглей стать рычагом спасения: «Либо ты, либо тебя». Первобытные инстинкты берут верх там, где нет другого регулирования.

Освобождая «Невидимый мир» от оков воинствующей дидактики, Вандель вторит главному гуманисту американского инди-кинематографа Шону Бейкеру и «Проекту Флорида». Режиссура созерцания, а не слова позволяет тоньше отнестись к воспитанию чувств, которые очень переменчивы. И фильм отличает отнюдь не важный социальный дискурс, но выражение тревоги, нежности, злобы и других естественных эмоций в первозданном виде. Вандель не справилась бы без юных артистов — в глазах Вандербек действительно притаилась своя вселенная, а Гюнтер Дюре ловит каждую перемену настроений.