Танец, красота, свобода: Культовые сцены выступлений в кино

В Okko можно посмотреть Джии Копполы «Шоугерл» о жизни танцовщицы закрывающегося в Лас-Вегасе кабаре. Главную роль в картине исполняет Памела Андерсон. Вспоминаем самые знаковые выступления в истории кино и те смыслы, что они протаскивают за собой на экраны.

Право голоса

В новом фильме Джии Копполы «Шоугерл» Памела Андерсон играет танцовщицу, которая уже тридцать с лишним лет выступает в одном и том же помпезном лас-вегасовском шоу. Чем старше она становится, тем менее заметное место на сцене ей выпадает, но весь блеск, бурлеск и перья, что сопровождают выступление, делают ее совершенно счастливой. И вот она узнаёт, что вскоре шоу закроют. Будь то фильм о социальных проблемах американок, которым за 60, мы бы вместе с героиней оказались по ту сторону жизни — без пенсии, страховки и недвижимости, но Джиа Коппола снимает о другом. Это любовное послание своей танцовщице. И хотя по ходу фильма мало что происходит, одно мы знаем наверняка: наша героиня любит шоу и себя в этом шоу. Она пропускает всю его красоту через себя — тем и живет. Об этой красоте героиня скажет и в важнейшей сцене фильма, когда будет проходить собеседование — прокричит со сцены прямо в лицо заранее схоронившему ее директору нового шоу.

У фильма есть далекое и очень важное эхо — о праве голоса, о сцене, о зрителях и о том, что находясь на сцене женщина не перестает думать и жить. Она субъектна, она обладает мнением и волей. Этим эхом становится сцена из фильма Дороти Арзнер «Танцуй, девочка, танцуй» 1940 года. На момент съемок Арзнер, в отличие от Джии Копполы, чуть ли не единственная режиссерка в Голливуде. И в отличие от героини Андерсон, ее героиня — профессиональная балерина, которая в шоу участвует ради денег. И всё равно, и героиня Андерсон, и героиня Морин О’Хара говорят об одном: они здесь, они живы, они хотят танцевать.

Лебеди

Вообще, танец одним из первых приходит в кинематограф. Танцовщицы умеют двигаться, а этот новый вид искусства любит движение. Самые первые танцовщицы на экранах кинотеатра исполняют одну из разновидностей танца модерн и появляются еще в конце 1890-х — это всевозможные «Танцы бабочки». Но уже в 1910-е, когда кино научается рассказывать истории, на экранах всё чаще появляются профессиональные балерины. Одной из них становится Вера Каралли, дореволюционная дива, которая обретает звездный статус, играя в декадентских драмах Евгения Бауэра, одного из главных режиссеров эпохи.

Один из самых выразительных фильмов с Каралли — «Умирающий лебедь» (1917) — обыгрывает сюжет оперы Чайковского, где Каралли играет балерину Гизеллу, прекрасную, немую и обреченную повторить судьбу своего балетного персонажа. Находится и у этого фильма двойник. Почти сотню лет спустя Даррен Аронофски снимает своего «Черного лебедя» (2010) с Натали Портман, где героиня, как и Гизелла, постепенно становится неотделима от своей сценической ипостаси.

Шоу

Но настоящим пиршеством хореографии кинематограф обязан Басби Беркли. Это он в 1930-е придумывает многочисленные танцевальные номера — многофигурные и роскошные — еще и адаптирует их под возможности киноаппарата. Все эти снятые с верхнего ракурса динамические фигуры из женских фигур танцовщиц, все эти многоэтажные торты или фонтаны с девушками, лестницы в небеса, которые доселе существовали только на бродвейских сценах в шоу Зигфельда. Всё это Беркли переносит на экраны в своих самых известных картинах «42-я улица», «Золотоискательницы 1933 года» или «Парад в огнях рампы».

С этих пор в Голливуде возникают десятки картин, которые перенимают и дорабатывают приемы Беркли. И не только в Голливуде — «Цирк» Григория Александрова всецело копирует принцип хореографических номеров Беркли. А одним из самых хулиганских их использований становится сцена с опоенным Лебовски в фильме братьев Коэн «Большой Лебовски». Но скачет по «лестнице в небо» не только Джефф Бриджес в роли Лебовски. Скачет Хью Лори в «Докторе Хаусе», скачет Хит Леджер в «10 причин моей ненависти», а вслед за ним и Хоакин Феникс в «Джокере».

Сказка

Разумеется, со временем с Бродвея на киноэкраны перекочевывают не только отдельные танцевальные номера, но и целые мюзиклы. Тут хоть классическая «Оклахома!», хоть недавняя «Злая». Такие постановки, безусловно, стнаовились неисчерпаемым источником эффектной хореографии. Проблема только в том, что этой хореографии в подобных постановках так много и каждый номер настолько громок, что среди этого буйства выделить что-то одно просто невозможно — знаковыми становятся целые фильмы. То ли дело скромные экранизации сказок. Там всё, конечно, не так умопомрачительно, зато уж точно можно выбрать самые любимые номера.

Вот, например, танец из «Золушки» Надежды Кошеверовой. Золушка (Янина Жеймо) прибывает на бал, и бесконечно трогательный король (Эраст Гарин) торопится со всеми ее познакомить. И вот, он просит ее спеть и станцевать, и она поет волшебную детскую песенку про доброго жука и всех вокруг заставляет плясать, а собственного папу еще и всплакнуть. И всё это смотрится слегка неуклюже, смешно и жутко весело — прямо как Золушка и обещала.

Легендарные парочки

Не обходится история кино и без легендарных дуэтов. Любимцами всего мира становятся в 1930-е Фред Астер и Джинджер Роджерс. С их фильмами, как и с экранизациями бродвейских шоу, проблема всё та же — выбрать какой-то один номер просто невозможно. Астер и Роджерс играют вместе более, чем в десяти картинах — тут и «Веселый развод», и «Время свинга», и «Потанцуем?» И все они заряжены одним — ожиданием танца. И хотя Астер сам руководил постановкой и хореографией номеров, зрители помнят его в первую очередь как исполнителя.

Разумеется, не всегда легендарные парочки обретают славу благодаря своему многообразному репертуару, иногда достаточно всего одного танца. После выхода «Криминального чтива» сцена с танцевальным конкурсом, где героиня Турман и герой Траволты выходят на сцену и отплясывают твист, становится чуть ли не популярнее самого фильма. А для тех, кто предпочитает кино более семейное — еще одна легендарная сцена с парным танцем из 1990-х безусловно принадлежит героям Патрика Суэйзи и Дженнифер Грей в фильме «Грязные танцы» (сам фильм 1987-го года, но до российской публики он дошел чуть позже).

Нелепые и трогательные соло

Где пары, там и соло. Выступления этих персонажей безусловно незабываемы и достойны внимания. Их никак не назовешь роскошными, а вот культовыми — вполне. Вспомните любой нелепый, смешной, неуместный, странный танец, который когда-либо видели в кино — это и есть наши герои. И герои эти неповторимы. Танец Тома Круза из «Рискованного бизнеса» или Ортеги в образе Уэнсдэй во время школьной вечеринки.

Но еще круче, когда герои исполняют свои нелепые танцы не в родительском доме и не во время вечеринки, а на сцене. Так, например, поступает бесстрашный Наполеон Динамит в одноименном фильме 2004 года, выдавая эффектные диско-па на голой сцене в своих дутых сапогах. Или семилетняя Олив из фильма «Маленькая мисс счастье», которую дедушка и вовсе для конкурса обучает стриптизу. Этих героев и их танцы просто невозможно не полюбить.

Классический Голливуд

Невозможно пропустить в этой подборке и отдельные номера, которые изобретает голливудский мюзикл. Таким становится сцена из «Поющих под дождем» с Джином Келли, которая не раз впоследствии будет упоминаться как в кино, так и в телешоу — в сериале «Друзья» Росс будет косплеить Келли и залихватски пристукивать ногами, подпрыгивая у фонарного столба под узнаваемый музыкальный мотив.

Свою актуальность классический Голливуд внезапно обретет в 2023-м, вместе с выходом «Барби», в которой Грета Гервиг, помимо прочего, признается в своей любви к голливудскому мюзиклу 1950-х. Хотя, та же сцена с исполнением Гослинга «I'm just Ken» запомнится, вероятно, не только фильмом, но и его выступлением во время оскаровской церемонии. «Кажется, именно во время „I'm just Ken“ мое платье и треснуло» — признается, принимая статуэтку за роль в «Бедных несчастных», Эмма Стоун.

Цветомузыка

Есть в американских 1950-х еще один очень важный персонаж. Это Винсент Миннелли. Это он начинает постепенно обновлять хореографию, напитывая ее чем-то новым, чем-то иным. В первую очередь — цветом. Его «Американец в Париже» (как и в «Танцующих под дождем», главную роль здесь исполняет Келли) с финальной сценой, которая в танце пересказывает сюжет всего фильма, — это не только первоклассная постановка, это еще и ода французским импрессионистам с их любовью к воздушным цветам. Минелли эффектно подсвечивает сцену, а танцоров вписывает в рисованные декорации. Он оживляет картины и создает ирреальное живописное пространство танца.

И если его имя уже почти позабыто, его дочь Лайза Миннелли уж точно и сегодня остается звездой мюзикла Боба Фосси «Кабаре» с его эффектными номерами и — тоже! — условными цветными декорациями и освещением, только теперь уже не Парижа, а берлинского кабаре. Фосс перенимает любовь Минелли к цвету и ускоряет динамику сцены монтажно. Тут и вправду какой-то сплошной импрессионизм получается — не танец, не номер, только неизгладимое впечатление от него.

Фантазийные миры

Когда все начинают танцевать в мюзикле, на балу у сказочного короля или на школьном или танцевальном конкурсе — тут нет ничего удивительного. Удивительно другое — когда мир, никакой не фантастический, а предельно жестокий, несправедливый, мир социальной драмы или трагикомедии, превращается в мюзикл. И тут есть как минимум две великие сцены, где хореография, музыка, убогая реальность, превращенная в сценическое пространство, раскрывают внутренний мир героя.

Это, конечно же, сцена с тем, как фабрика оживает в ритме и танце вместе с пением героини в «Танцующей в темноте» Ларса фон Триера и, чуть менее известная, но не менее культовая сцена с танцем в залах центрального вокзала Нью-Йорка в «Короле-рыбаке» Терри Гиллиама. Оба фильма никак не меняют декорации — всё действие происходит ровно там же, где минуту назад люди занимались своими делами, только теперь под действием чувств персонажа (у Триера героиня Бьорк, у Гиллиама — Робина Уильямса) всё вокруг танцует — люди, машины, камера.

Иностранный легион

Еще более удивительное пространство танца — армия. И хотя армия много работает с телом, с его муштрой, находится в этом брутальном мире место и танцевальной пластике. В 1999 Клэр Дени снимает свою «Красивую работу» об иностранном легионе, и превращает физические упражнения в настоящие хореографические номера, хотя самый главный танец фильма ждет зрителей в финале. И это танец боли и свободы, это монолог тела, которое не приспособлено к мирной жизни, гражданской одежде и одиночеству.

Удивительно, но совсем недавно еще один фильм берется совместить несовместимое — «Диско-бой» 2023 года Джакомо Абруццезе тоже приводит своего героя в ряды иностранного легиона, и хотя армейские будни здесь лишены пластических зарисовок Дени, всё-таки именно за счет танца и музыки поддерживается поэтический язык фильма. Рейв у Абруццезе превращается в ритуал, а пластика Франца Роговски, который играет главную роль, как и пластика Дени Лавана у Клэр Дени — в рефлексию.