Любимые актеры Кристофера Нолана: Пигмалион и его создания

Триумфатором премии «Оскар» в этом году стал «Оппенгеймер» Кристофера Нолана. Для режиссера это первая престижная награда Американской киноакадемии. Победа фильма, кроме прочего, стала признанием заслуг режиссера как открывателя талантов и соавтора мощнейших экранных образов. Вспоминаем любимых актеров Нолана, которые не раз появлялись на экранах в его работах.

Киллиан Мёрфи

Роль Оппенгеймера и полученный за нее «Оскар» — лишь естественный итог 20-летнего сотрудничества Киллиана Мёрфи и Нолана. Молодой актер на рубеже 1990–2000-х уверенно завоевывал позиции в британском кино — играл главные роли в самых дерзких и новаторских лентах: от социальных «Дискосвиней» до нарциссичного «Завтрака на Плутоне», от ирландского эпоса «Ветер, который качает вереск» до «Холодной горы» Энтони Мингеллы. Получивший возможность работать над новым «Бэтменом» Нолан не мог пройти мимо главной надежды британского кино. Вообще-то, он искренне хотел добиться утверждения Мёрфи на роль самого молодого Брюса Уэйна — в Сети можно найти сохранившиеся пробы, — но актер сам не горел желанием занимать позицию супергероя. Ему интереснее было играть сложные и противоречивые роли. Так что Нолан, выбрав Мёрфи в качестве нового Пугала, попал в яблочко. Двуличное создание, робкое и страшное, невротическое и маниакальное, лишенное лица (его заменяет потрепанный холщовый мешок) и обладающее яркой и характерной индивидуальностью. Сама физиономия Мёрфи, его светлые глаза и изможденные, выпирающие скулы любую эмоцию делают зримой, обостряют переживание каждого чувства. Амплуа невротика оказалось для Мёрфи настолько органичным и так легко вписалось в поэтику нолановского «Бэтмена», что Пугало вернулось в финальной части саги, пусть и ненадолго.

Мёрфи повезло — в отличие от многих, он не закрепился в индустрии на одной краске, не стал воспроизводить амплуа психа-негодяя. В следующей совместной с Ноланом работе, «Начале», он развернул свой психофизический арсенал на полную катушку. Здесь Мёрфи — уже не злодей, а находка для психоаналитика: комок противоречий, травм и комплексов. Именно этот прописанный в деталях образ добавляет в нолановский визуальный аттракцион и саспенс, и психологическую, эмоциональную узнаваемость.

Дальше — больше: в «Дюнкерке» у Мёрфи уже полноценный бенефис, отдельная сюжетная линия, где он без единого слова создает рисунок роли истеричного, на грани нервного срыва солдата. Каждое действие героя мотивируется лишь стрессом, экстремальной ситуацией, в которой он находится.

Но, в конце концов, все эти роли были лишь разминкой перед главным бенефисом — «Оппенгеймером». Здесь все краски в палитре ирландского актера сошлись воедино. Из инструментария, который прежде был лишь материалом зрелища, сложился портрет гения-первопроходца. Нервы, комплексы, травмы стали не чертами персонажа, а кирпичиками повествования, сюжета, нарратива.

Том Харди

В комплекте с Мёрфи — так уж вышло — Нолан заполучил и Тома Харди. Актеры шли ноздря в ноздрю, пока один оттачивал свой нервно-роковой образ, другой раз за разом вдохновлялся отморозками, психами и проверял на прочность зрительские нервы. К моменту первой встречи с Ноланом в 2010 году Харди уже исполнил роль самого опасного преступника Британии Чарльза Бронсона в одноименной картине Николаса Виндинга Рефна, вместе с Камбербэтчем разыграл трогательнейшую историю дружбы «Стюарт. Прошлая жизнь» и взорвал своим диким персонажем, геем — криминальным авторитетом, «Рок-н-рольщика» Гая Ричи.

Безумная, кипучая энергия Харди нуждалась в каком-то дрессировщике, в человеке, который сможет тягу актера к экстремальным характерам держать в узде, и Нолан смог им стать. В их первой же совместной работе прямо-таки видно, как режиссер не дает Харди плясать, орать и заливать всё вокруг кровью: ровно там, где выдающийся артист решает устроить «цыганочку с выходом», режиссер берет ножницы и оставляет лишь пару эффектных проходов и взглядов. Только так бешеный тигр Харди оказался в «Начале» на своем месте, не прогнал с площадки всех остальных и получился неожиданным, энергичным, странно-сдержанным.

Зато в следующей ленте, «Темном рыцаре», Нолан дал Харди полную вольницу. А заодно нашел универсальный инструмент управления его, скажем так, яркой индивидуальностью: достаточно просто спрятать лицо под маску, оставить из всех выразительных средств самые заметные, пластику и голос. И такой подход оказался стопроцентно выигрышным. Харди в образе злодея Бейна получился и демоничным, и странным, и — буквально — скрытным. Про него как будто ничего не ясно до последнего, его стремление разрушать кажется головоломкой, загадкой, которую только предстоит разгадать, вчитываясь в детали и нюансы. Тот же прием отлично сработал в «Дюнкерке», где Харди досталась роль летчика, лицо которого скрыто маской. Но главное — здесь идеально сочетаются актер и материал. Любой другой сыграл бы летчика Фарриера героем. У Харди же он — воплощение войны, безумец, которого эта катастрофа уже захватила и явно отпускать не собирается.

Кристиан Бэйл

Роль Бэтмена в итоге получил не Мёрфи — надежд, повторюсь, было мало, — а другой важный для нолановской поэтики актер, Кристиан Бэйл. Он персонаж неординарный, достаточно того, что дебют голливудской кинозвезды состоялся в советской ленте «Мио, мой Мио». Он мастер перевоплощения, которому интересно меняться до неузнаваемости: лысеть, толстеть, худеть, отращивать бороду. Плюс, конечно, он не лишен некоторого отрицательного обаяния. В общем, близок к невротизму Мёрфи, только представляет его в ином, скорее зрелищном, чем психологическом плане. Попадание оказалось идеальным. Бэйл был достаточно психом для Нолана и одновременно достаточно конвенциональным роковым героем для массовой публики и студий. Он удовлетворил таким образом и амбиции Нолана, и чаяния тех, кто ждал от нового «Бэтмена» прежнего, знакомого героизма.

Но дело пошло дальше. Бэйл стал во вселенной Нолана не только принцем-героем на грани нервного срыва. В перерыве между двумя «Бэтменами» он снялся в «Престиже», пожалуй, самой привлекательной головоломке Нолана, с размножением личностей героев, скачками во времени, туманным антуражем. И здесь Бэйл в полный рост показал весь свой актерский инструментарий: умение перевоплощаться и быть неузнаваемым, демонизм, существование с обнаженными нервами. Даже на фоне Бэтмена, «Американского психопата» и всех прочих выдающихся работ «Престиж» стал настоящей визитной карточкой Бэйла.

Майкл Кейн

Особое, а может, и самое важное место в поэтике Нолана занимает более опытная фигура — Майкл Кейн. Актер, опытнее которого еще поискать, был звездой шпионского кино еще в 1960-е, и не было десятилетия, когда бы он не попадал в номинанты на «Оскар». В общем, к моменту встречи с Ноланом Кейн находился в статусе короля-отца и всё главное уже сыграл. Тем не менее именно автор «Темного рыцаря» фактически перезапустил карьеру Кейна и создал его новый образ.

Началось всё вроде бы обыденно — при запуске «Бэтмена» режиссер искал нового Альфреда, почтенного дворецкого Брюса Уэйна. И вроде бы решение пригласить на эту роль образцового джентльмена Кейна очевидное. Тем не менее работа вытолкнула карьеру актера на новый уровень. В таком массовом кино он не снимался, появление его фигуры на экране, сдержанная и благородная манера со стилистикой комикса, пусть даже такого радикального, вообще не вяжется. Образ Альфреда, созданный Кейном, был одной из мощнейших удач всей нолановской трилогии. Именно Кейн произносит всё то, что сказать вслух, казалось бы, нельзя — хотя бы великий монолог про желание видеть мир в огне из «Темного рыцаря». Именно Кейн добавляет особый шарм и обаятельное противоречие в стилистику фильма.

Дальше без него Нолан уже обойтись не мог. Актер — единственный, кто появляется в каждой ленте режиссера. И только преклонным возрастом можно объяснить его отсутствие в «Оппенгеймере». Кейн у Нолана — носитель традиций и голос разума. Когда попавшие в сюжетную головоломку герои сходят с ума, он выходит и своим фирменным бибисишным голосом произносит пару фраз, которые если не ставят всё на свои места, то точно напоминают о константах. Кейн глядит поверх очков с опаской на эксперименты «взламывателей снов» из «Начала». Его неспешное благородство напоминает о законах физики и морали в «Престиже». Он — носитель сокровенных секретов космоса из «Интерстеллара» и ветеран разведки в «Доводе». Наконец, его голос звучит за кадром в «Дюнкерке», буквально удерживая на плаву разум и героев, и зрителей. Без этого спокойного, уверенного, аристократичного тона мир Нолана был бы точно совсем другим.

Кеннет Брана

Странным образом последним по времени актером-талисманом Нолана стал его старший товарищ, противоречивый режиссер, классик шекспировских театральных постановок и экранизаций Кеннет Брана. Впервые Нолан с ним работал в «Дюнкерке», где ему просто технически был необходим своеобразный аналог Майкла Кейна, только помоложе, исполнитель роли бравого морского волка. У Браны для этого образа было всё — идеальный акцент, театральный бэкграунд, благородство стиля, если надо. Да и вообще, не побреется неделю — будет чистый капитан Хэддок из «Тинтина». Сугубо техническое сотрудничество, правда, и в самом актере открыло новые черты и обертона, и в кинематограф Нолана добавило кое-что новое.

Окончательно ясно это стало в «Доводе», где Нолан воспользовался Браной максимально парадоксально и противоречиво. Предложил ему роль главного антагониста, русского мафиози. Казалось бы, ну какой шекспировский пригожий красавец — русский? Что в нем вообще хоть от злодеев из шпионских фильмов, хоть от реальных олигархов? Однако Нолан оказался куда более проницательным. Брана сыграл Андрея Сатора вовсе не как комичного русского криминального авторитета, а как криминального гения, своеобразного профессора Мориарти вывернутого наизнанку мира «Довода».

Ровно так же не прогадал режиссер, предложив новому фавориту и роль Нильса Бора в «Оппенгеймере». Нолан датского физика трактует как одного из самых странных, загадочных и противоречивых персонажей ленты. Так сказать здесь можно про многих, но действия и слова Бора в большей степени, чем всех остальных, можно трактовать как угодно. Он может быть двуличным злодеем, а может — гением. Он вроде как готов участвовать в Манхэттенском проекте, но не участвует. Он наставник главного героя, но не очень. И вот тут, в образе загадки, странной вещи в себе Нолан, кажется, нащупал лучшее из амплуа, какие можно было придумать для Браны.