Исправлять или наказывать? Детство за решеткой в мировом кинематографе

Человек рождается чистой доской (tabula rasa), письмена на которой выводит окружение, как считал философ Локк, или люди грешны от рождения, как утверждает пуританская мораль? 65 лет назад вышел фильм «Четыреста ударов», где показан стремительный путь подростка со школьной скамьи за решетку. По случаю вспоминаем, как исправительные заведения для несовершеннолетних показывали в кинематографе разных культур и разных лет, а также постараемся проследить тенденции отношения к детской преступности как таковой.

Маменькин сиротка

В 1621 году Людовик XIII приказал выстрелить по городу Монтобан из пушки 400 раз, чтобы сломить дух защищавших его протестантов. Событие вошло во французскую культуру как фразеологизм «четыреста ударов», означающий человека, ведущего себя на грани приличий, хулигана. На русский язык его можно примерно перевести как «тридцать три несчастья». Но французская идиома напоминает и о том, что за каждым человеком-катастрофой стоит история, сделавшая его таковым.

Одноименный фильм Франсуа Трюффо вышел в 1959 году. Он рассказывает историю 12-летнего Антуана Дуанеля (Жан-Пьер Лео). Тот живет с матерью, которая не только презирает сына, но и настраивает против мальчика отчима. В школе к нему относятся как к пропащему, жестоко наказывая за каждую мелочь, высмеивая попытки заниматься учебой и творчеством. Сбегая от ежедневных конфликтов, мальчик начинает прогуливать школу, а затем и уходит из дома. Антуан живет у друга Рене, в доме его состоятельных родителей, которым одинаково наплевать на сына и друг на друга. Пытаясь раздобыть денег, мальчик ворует, но попадается. Его отдают родителям, но мать настаивает, чтобы Антуана отправили в исправительное заведение. «Желательно поближе к морю», — просит она полицейского в порыве материнской заботы.

Картина была во многом автобиографичной для дебютанта Трюффо. При этом «Четыреста ударов» — новый, революционный фильм, один из первых фильмов французской «новой волны». Режиссер не только обращается к максимально жизненной истории, но и отходит от привычной зрителю манеры съемки, постоянно меняя постановку камеры, как бы прыгая от лиц персонажей крупным планом к пролетам над целыми улицами. Чем свободнее чувствует себя мальчик — тем шире операторский кадр. Когда же Антуан оказывается в полиции — мы видим происходящее от первого лица, через прутья решетки.

Большую часть картины почти все движения героя в кадре происходят справа налево, что традиционно означает регресс, но, попав в колонию, Антуан начинает двигаться в обратном направлении, намекая нам, что, несмотря на все удары судьбы, молодой почти что «поневоле» преступник еще способен исправиться. И да, зрители узнали, что так и произошло, но только в 1962 году, когда свет увидела вторая картина Трюффо про Антуана, положившая начало «Дуанелевскому циклу». Жан-Пьер Лео сыграл главного героя в каждом из пяти произведений цикла, взрослея и переживая удары судьбы вместе с персонажем.

Республика против джунглей

Но исправляют ли исправительные заведения статистически? И можно ли вообще таким образом воздействовать на молодежь? Во многом, конечно, это вопрос кадров. Кинофильм «Республика ШКИД» 1966 года, снятый по автобиографическому произведению Белых и Еремеева, рассказывает про школу для трудных подростков в те времена, когда каждый беспризорник воспринимался (и почти всегда не зря) как воришка.

1920 год. Молодое поколение, оставшись в Гражданскую войну без родителей, не понимает, что хорошо, а что плохо. Даже не столько из-за отсутствия воспитания, сколько потому, что в новом обществе беспрецедентного ранее государства еще не сформировался однозначный идеологический уклад.

Тем не менее глава школы-колонии Викниксор (Сергей Юрский), окрещенный так учениками в духе советского стремления к сокращениям, хочет показать ученикам, что они здесь не отбывают срок, а сами управляют своей школой. Бывший военный Виктор Николаевич, по сути, попав в колонию, доносит до ее жителей, что это их маленький мир и, если в нём бороться с противниками общего блага сообща, самоуправлением можно добиться к себе отношения как к ученикам обычной школы — новосозданным пионерам. «Я дойду до самого Феликса Эдмундовича, если понадобится!» — заверяет персонаж Юрского.

В противопоставление «ШКИДу» хочется вспомнить «Школьные джунгли» Ричарда Брукса. 1950-е годы, учитель Ричард Дэдьер (Гленн Форд) приходит в школу для трудных подростков и видит, что преподаватели уже смирились с тем, что не способны повлиять на детей. Новичок старается получить авторитет среди учеников, ставя себя жестко, но в ответ получает угрозы своей беременной жене. Вместо того, чтобы принять взвешенные меры, Дэдьер принимает за главного подстрекателя чернокожего ученика Миллера и упускает свой класс еще больше.

Малолетние воришки Нового времени

Вообще, тема детей-преступников появляется примерно тогда же, когда и, собственно, литература, ориентированная на детей. Славный парень Джим из «Острова сокровищ» вместе с матерью держал не просто таверну, а притон для пиратов и прочих сомнительных личностей. Да и в поход он отправился отнюдь не с легальной экспедицией. Судьба уличного сироты Гека Финна вряд ли имела альтернативные воровской судьбе пути. Но самое экранизируемое произведение из историй о мальчике-бандите Нового времени — это, конечно же, «Оливер Твист». Включая мультфильмы и сериалы, роман Диккенса насчитывает более 25 воплощений на экране.

Самая высокооцененная киноверсия — произведение Романа Поланского 2005 года. Поланский всегда ставил своим художественным кредо «не разжевывать всё до конца, оставить зрителя голодным». И в «Твисте» он доводит эту идею почти до апогея, выкинув из картины мотивы прото- и антагонистов, стремящихся заполучить в свои лапы или защитить мальчика Оливера. Зато первая часть произведения показывает дух времени почти до боли в скулах правдоподобно. В те времена в британской педагогике господствовала раннепротестантская христианская мораль, подразумевавшая, что у «нерадивых» родителей обязательно будут такие же не вписавшиеся в общество дети. И мальчик-сирота, от рождения попавший в приют, не знал иного пути, кроме работного дома, откуда он в лучшем случае мог попасть на завод и прожить в тягостях и лишениях лет до 30, а в худшем — получить направление к трубочисту и сгинуть, задохнувшись в одной из забитых сажей труб.

Иоганн Песталоцци, однажды заявивший, что гораздо осмысленнее не отправлять детей-беспризорников на работу в девять лет, а взрастить их и посмотреть, к чему они проявят талант, чтобы зарабатывать на них еще больше, сегодня кажется нам меркантильным тираном. В свое же время его идеи казались не просто новаторскими, но и невразумительно идеалистическими. Сегодня мы знаем, что дети не всегда наследуют асоциальное поведение родителей, но всё же регулярно продолжаем воспринимать их через призму прежней морали. Наглядный пример этого в кинотворчестве — «Миллионер из трущоб». Джамаль Малик не знает школьной программы, но отвечает на вопросы индийского аналога телешоу «Кто хочет стать миллионером?» с удивительной точностью. Казалось бы, сама концепция игры подразумевает возможность победить даже случайно, но молодой индус вызывает подозрение в мошенничестве. Не потому ли, что в концепции англосаксонского «бремени белого человека» население стран третьего мира до сих пор видится либо смешными глупцами, либо бандитами?

Путь назад

Первый звуковой художественный фильм в СССР вышел в 1931 году. «Путевка в жизнь» Николая Экка, как и «Республика ШКИД» позднее, показывает Союз 1920-х годов, где шайки беспризорников грабят москвичей. После большой облавы милиция отправляет тысячи детей в детдома, только некоторые из них постоянно сбегают. Их собираются поместить в исправительную колонию, но появляется предложение создать трудовую коммуну — некий аналог работного дома, но с зарплатой и образованием, чтобы дети могли и обеспечивать себя честно, и получить профессию. Однако не так просто дается уличным подросткам перемена сферы деятельности.

Динара Асанова в своих «Пацанах» 1983 года старается передать дух той же проблемы спустя 60 лет максимально правдоподобно. В первых сценах мы видим документальные кадры допросов и суда над малолетними преступниками, незаметно переходящие в выдуманный, но от того не менее соответствующий духу времени сюжет. 15-летнего воришку Вову Киреева (Андрей Зыков) на суде берет на поруки глава детского спортивно-трудового лагеря Павел Антонов (Валерий Приёмыхов). Они едут в лагерь за городом, где трудные подростки под присмотром специалистов живут в палатках и занимаются общественно полезным трудом. Но Вова и здесь совершает кражу — ракетницы, из которой глава лагеря дает сигнал к отдыху, — провоцируя всех в лагере броситься в погоню за ним.

Банда налетчиков, относящаяся к своему ремеслу как к нормальной профессии, уже даже не скрывая лиц грабящая людей в электричке, наконец привлекает внимание милиции. Взрослых отправляют в колонию, а молодого Юру — в исправительное учреждение, устроенное одновременно как школа, тюрьма и психбольница. Главная воспитательница видит в детях стаю собак. Раздавая конфеты главным зачинщикам, она поощряет самоуправство и «зоновское» деление людей на сорта, лишь бы дети регулировали нарушения друг друга самостоятельно. Это завязка телефильма «Мир в другом измерении» режиссеров Михаила Кончаковского и Александра Княжинского. 1990-й — год выпуска картины — принципиально меняет не только общественное отношение к преступникам, но и восприятие того, как с ними взаимодействуют в спецорганизациях.

«По состоянию на 2001 год в России 2 млн беспризорных детей. Количество бродячих собак учету не поддается», — говорит нам финальный титр фильма Андрея Прошкина «Спартак и Калашников» 2002 года. Мы видим историю сироты Шурки Калашникова, который спасает щенка, дает ему имя в честь футбольной команды «Спартак» и приносит в свой детдом. Директор учреждения с прытью детектива находит собаку и вышвыривает за дверь, но вместе с псом сбегает и Шурка. Воспитанник детдома, вынужденный жить на улице, начинает скитаться и воровать, не видя других способов к пропитанию. От «ШКИДа» мы всё ближе к реалиям, где не сирот стремятся вписать в рабочее общество, а беспризорников выдворяют в общество воров.

Спустя еще десятилетие, когда беспризорников почти не осталось, мы видим отношение к трудным подросткам как к преступникам. «Класс коррекции» 2014 года, дебютная работа Ивана Твердовского, показывает нам как бы обычную школу, но с отношением к детям не лучше, а может и хуже, чем в колонии. Девочка-колясочница (Мария Поезжаева) с домашнего обучения поступает на очное, чтобы сдать экзамены и получить аттестат. Ее принимают в класс из пяти «трудных» детей, где она оказывается самой красивой из трех девушек. Это играет с Леной злую шутку: в нее влюбляются все три мальчика, что приводит сперва к подколам и пакостям из ревности, а затем и к групповому изнасилованию. Учителям девочка не нравится, потому что «шибко умная», директор, давно уверенный, что из этих детей ничего хорошего не выйдет, настаивает, чтобы Лену не переводили в другой класс, и даже техничка видит в ребенке-инвалиде только лишнюю работу по отмыванию полов от следов колес коляски.

Неизбежное зло

Лондон неопределенного будущего. Группа юных налетчиков во главе с Алексом (Малкольм МакДауэлл) терроризирует город, вламывается в дома, грабит, насилует и избивает людей. Причем состоятельный Алекс не столько нуждается в деньгах, сколько получает удовольствие от насилия, сравнимое лишь с «кайфом», который он чувствует, слушая музыку Людвига ван Бетховена. Перед очередным налетом молодой негодяй переходит дорогу собственной банде и, подставленный дружками, попадается полиции. Через два года тюрьмы, прикидываясь исправившимся христианином, Алекс вызывается участвовать в эксперименте. В обмен на освобождение ему на уровне подсознания прививают отвращение к насилию, аморальному поведению, а заодно и к сексу, попыткам постоять за себя и, в качестве побочного эффекта, к любимой Девятой симфонии Бетховена.

«Заводной апельсин» Стэнли Кубрика вышел на экраны в 1971 году. Но после крайне неоднозначного приема публикой из-за сцен насилия, был снят с проката в Великобритании самим режиссером вплоть до 2000 года, когда зритель был уже привычен и не к такому. На языке кокни — рабочих кварталов Лондона — фраза «кривой, как заводной апельсин» означает нечто невразумительное и неприемлемое. Мы видим Алекса, живущего в обществе, которому он непрестанно вредит. Но стоит ему диаметрально поменять свое поведение — и уже общество начинает вредить ему самому. Каким бы ни было поведение Алекса, оно провоцирует насилие — физическое, психическое и социальное. Под конец произведения парня берет в оборот политик, через его пример пытаясь лоббировать свою программу, тем самым открывая перед Алексом еще большие горизонты для влияния на общество и реализации своих подавленных, но никуда не пропавших желаний. Таким образом, автор ставит вопрос: если исправление человеческой натуры и возможно, не приведет ли оно к еще большему злу?

Советскую школу можно обвинить в идеализации идеи перевоспитания, английская же традиция, основываясь на пуританской модели «предопределенности зла», со временем переходит в обоснование детерминированности асоциального поведения генетической предрасположенностью. Более того, агрессия воспринимается как нечто обоснованное природой, а значит, человека, склонного к ней, нужно не исправлять, а исключать из общества. Примерно к тем же выводам подводят нас авторы постсоветского кинематографа. «Четыреста ударов» в данном противопоставлении заметно ближе к советской идее.

Школы-тюрьмы и тюрьмы-школы

Роль подростка, не вписавшегося в общество, не нова для МакДауэлла. За три года до «Апельсина» он сыграл в «Если», фильме про английскую частную школу, где психическое и физическое насилие учителей над учениками и старших над младшими — норма. В итоге противостояние главного героя сотоварищи системе приводит к тому, что школьники пытаются уничтожить систему вместе со всеми участниками.

Фильм «Отбросы» Алана Кларка, вышедший в 1979 году, показывает быт колонии для несовершеннолетних в Англии. Администрация не ставит перед собой задачи перевоспитания и адаптации молодых преступников, их цель — только наказать, и наказать жестоко. Казалось бы, ученики частной школы из «Если» еще не совершили преступлений, но школьная администрация ведет себя аналогично тюремной, наказывая подростков превентивно. В 2010 году канадский режиссер Ким Шапиро выпустил ремейк «Отбросов» под названием «Собачий загон», обозначив, что за 40 лет в подростковых тюрьмах Британской империи порядки не поменялись.

«Удивительно ли, что тюрьмы похожи на заводы, школы, казармы и больницы, которые похожи на тюрьмы?» — пишет Мишель Фуко в работе «Надзирать и наказывать». Тюрьма как основной вид современного наказания, по мнению философа, появилась не из гуманистических тенденций общества, а из-за изменений быта. Обезличивание, унификация, дисциплина, надзор и наказание за нарушение режима — одинаково свойственны тюрьме и школе. Одной из главных проблем тюрьмы Фуко видел то, что работа тюремщика превращается в упражнения в тирании. Неудивительно, что учителя, находясь в положении надсмотрщиков над детьми и обладая аналогичными функциями, со временем перенимают паттерны поведения надсмотрщиков, особенно если речь идет о закрытых школах с постоянным совместным проживанием. Дисциплинарные проступки детей начинают восприниматься как преступления против общества.

Без пути назад

Ева Хачадурян (Тильда Суинтон) пытается оправиться после ужасного преступления, совершенного ее сыном: мальчик застрелил из лука отца, сестру и половину одноклассников. Ретроспективный взгляд матери всё больше приводит ее к вопросу, не она ли виновата в происшедшем, ведь с самого детства Кевин рос особенным ребенком, а ее попытки воздействовать на него были, как кажется несчастной, недостаточными.

«Что-то не так с Кевином» режиссера Линн Рэмси, в отличие от предыдущих картин, рассказывает о конкретном и крайне жестоком преступлении, причем совершенном не по неосторожности, а целенаправленно. Зритель не может понять мотивацию мальчика, как и его мать. И вроде бы в данном случае речь должна идти как раз о необходимости изоляции подобных подростков, но автор ставит перед нами вопрос (хотя и безответный): кто виноват?

Испано-аргентинская биографическая драма 2018 года «Ангел» режиссера Луиса Ортеги основана на истории серийного убийцы Карлоса Робледо Пуча, совершившего более 40 краж и 11 убийств. За свою симпатичную внешность Карлос получил прозвище «Ангел смерти». Пуч до сих пор отбывает пожизненное заключение — уже 53-й год, дольше, чем кто-либо в истории Аргентины. Карлос (Лоренцо Ферро) на экране одновременно отвратителен и обаятелен. Мы видим стремительно разворачивающуюся преступную жизнь, всего за год которой парень совершает больше ужасных поступков, чем многие серийные бандиты за всю «карьеру». Ортега не стремится анализировать мотивацию преступника или рассуждать о том, что сделало его таким. Он просто показывает происходящее, закручивая и перемешивая в безумный коктейль жизнь человека, убившего, чтобы однажды про него сняли фильм. Ангел Карлос такой как будто бы просто потому, что и не мог быть другим.

Так можно ли перевоспитать человека? Абсолютно точно нет, если не пытаться это сделать. В «Педагогической поэме», по сути, являющейся автобиографией Антона Макаренко, руководившего колонией для несовершеннолетних имени Горького с 1920 по 1928 год, автор, он же главный герой, рассуждает о том, что, если плотнику досталось сучковатое негодное бревно, он просто не работает с ним. А вот ему достался Ужиков, совершенно не поддающийся воздействию, но у педагога нет права отказаться. Годы прошли, и Фейгельсон, прототип Аркадия Ужикова, стал военным летчиком. Может быть, дело в том, что так совпали реалии военной жизни. А может быть, в том, что человек действительно не полено.