Грехопадение Дэвида Финчера: Культовому фильму «Семь» — 29 лет

29 лет назад в прокат вышел «Семь» — неонуар, триллер, хоррор, называйте как хотите, поворотный фильм в карьере Дэвида Финчера. После премьеры картины режиссера окрестили сумасшедшим, уличили в поощрении издевательств на большом экране, назвали прародителем пыточного кино. Финчер знал, что делал: задал планку эпатажа, навсегда срастил себя с «чернухой» и заставил жанр триллера повернуться на 180 градусов. Почти три десятилетия назад Дэвид изменил представление о детективе, а мы до сих пор гадаем — что же было в коробке? Объясняем, как у него всё это получилось.

К каждой работе Финчер относился как к magnum opus’у: когда в его режиссерские руки попала третья часть «Чужого», Дэвид решил сделать «Апокалипсис сегодня» в космосе. Но «кровавая баня», как ее охарактеризовал сам режиссер, началась на земле: продюсеры презирали 27-летнего дебютанта и называли «продавцом обуви» из-за снятой им рекламы Nike, дважды увольняли и в конце концов отстранили от монтажа. Имя Финчера в титрах осталось просто потому, что на протяжении двух лет он тягался с системой, — вероятно, после этого в офисе режиссера появилась табличка Fuck The System. Дэвид был на грани провала, карьерного и ментального: он вернулся в рекламу на щите и поклялся, что лучше заболеет раком кишечника, чем согласится работать с крупной студией. В этом чане язв и бесконечных споров зародился «Семь» — греховный и темный фильм о людях, которых Финчер всегда считал извращенцами.

«Семь» начинается по стандарту жанра. В центре внимания два детектива, Дэвид Миллз (Брэд Питт) и Уильям Сомерсет (Морган Фриман), абсолютные противоположности. Один словно вышел из «Касабланки» Майкла Кёртица, только окрасился в цвет, другой — представитель нового поколения, у которого галстук набекрень, непереносимость субординации и квартира рядом с надземной линией метро. В шумном гнезде он живет вместе с Трейси (Гвинет Пэлтроу) — девушкой невероятной красоты и ангельской души, которая становится связующим звеном между детективами. Коллегам придется бок о бок работать над делом и притираться друг к другу, ведь в дождливом городе, похожем на Нью-Йорк и Чикаго одновременно, орудует маньяк, возомнивший себя мессией.

Финчер создал Франкенштейна: отрезал от жанра неонуара ненужную лирику и добавил свою прагматичность. В фильме, который нужно смотреть на максимальной яркости, режиссер нашел свой авторский стиль — после «Семь» Финчера записали в визионеры. Ни один кадр не бывает лишним, а для человека, проработавшего десятилетие в рекламе, важна каждая деталь. От неонуара в «Семь» остались классические составляющие: фатализм, экзистенциальность и особенная атмосфера, заставляющая нас сжиматься под нарастающим напряжением. Однако Финчер следит за тем, чтобы мы не вертелись по сторонам, и показывает детали, на которых концентрируются сами герои. У зрителя нет возможности занять место в стороне — чтобы прочувствовать весь ужас, в котором пребывают детективы, надо влезть в их ботинки. Кстати об ужасе: в провальном «Чужом» Финчер задумал сделать ксеноморфа не просто исчадием космического ада, а сонным параличом, от которого невозможно сбежать.

В «Семь» идея следующего по пятам зла продолжается — маньяк оставляет подсказки, не стесняется прямо объяснять великий замысел, а под конец и вовсе является с поличным. Это уже не нуар, где герои задумчиво смотрят в окно, — хотя Сомерсет, конечно, не может спать по ночам от интеллектуальных мук — а мрачные кошки-мышки, где некогда размышлять о высоком. В разгар погони мы узнали облик зла: Джон Доу (Кевин Спейси), чье имя не значится в справочнике, а лицо будто знакомо всем. Если классический злодей прячется и сокрушается при поимке или вовсе остается невидимкой, финчеровский Доу приходит без приглашения. Он гордится содеянным и чванливо объясняет свою правоту — где такое слыхано? О том, что Доу — сумасшедший, мы догадываемся еще на сценах с местами преступления: такие декорации скорее подходят для фильмов ужасов, если не снафф-муви. Финчер приглаживает мерзости, добавляет рекламного лоска — и вот по месту убийства даже мухи летают по четко выстроенной траектории.

Автор оказывается абсолютным контрол-фриком и убеждается, что зритель попадает в его ловушку. Миллз в бешенстве заявляет: Доу — не мессия, он даже не потянет на героя принта для футболки. Мы знаем, что это неправда: к тому моменту маньяк упивается газетной славой и точно знает, что делать. Подобным занимался Чарльз Мэнсон, который вовремя понял — если повышать градус заявлений и прилюдно перечить Никсону, его медийность взлетит. Медиа Финчер в дальнейшем сделает чуть ли не главным злом в фильме «Зодиак», хотя что-то от таинственного убийцы из 60-х попытается отобразить уже в персонаже Спейси — он должен быть похожим на почтальона и бриться под ежик. Но узнаваемых лиц было недостаточно, и в сюжете появляется религия — семь смертных грехов, наказание за которые оказывается в реальности гораздо страшнее библейского. «Семь» смешивает в себе несочетаемое, режиссер понимает, что его поднимут на вилы, и сам же их подтачивает.

Ловушка Финчера заключается в том, что мы верим ему доподлинно, а значит, верим Доу, все-таки подтверждая его мессианство. В той самой сцене, где в поле привозят коробку, мы не видим содержимого посылки, только полагаемся на слово героя, стоящего на коленях и уверенного в своей победе. Как-то Финчер почти подрался с женщиной на вечеринке в Беверли-Хиллз: та пыталась понять, зачем же голову прекрасной Гвинет Пэлтроу положили в коробку, и никак не верила режиссеру, что никакой головы в коробке не показали. Эффект Манделы распространился, кажется, на всех, ведь стоит нам услышать «Что в коробке?» — и мы сразу представляем худшее. Станислав Ф. Ростоцкий в одной из статей книги «Дэвид Финчер. Сборник» издательства «Сеанс» небезосновательно предлагает проверить себя: мы правда знаем, что в коробке голова бедной Трейси или нам это внушили? Задача Доу — убедить Миллза в смерти супруги, а не показать ее скальп. Пережитого стресса, суетливого Сомерсета и упивающегося Доу достаточно для того, чтобы спустить курок: зло победило, исполнило свой план, а мы так и не узнали, была ли голова в коробке.

Хочется верить, что зрительские страдания прошли не зря: если трагедия была заявлена, значит, она точно случилась. Никто не признает, что Финчер может быть прав: люди — извращенцы, а потому додумают отрубленную голову сами. Возможно, нас всех прокатили на эмоциональных горках вместе с Миллзом и предсмертно посмеялись.

Смешение жанров, нестройные догадки, неприкрытое насилие и визуальная холодность — таким набором Финчер предстал для индустрии после выхода «Семь». На этапе написания сценария продюсеры говорили: слишком темная история, никто на такое не пойдет. Нед Битти отказался от роли Доу, потому что не хотел влезать в мрачный проект. Но финчеровский стиль стал отправной точкой новой эпохи жанра, в которой появился «Настоящий детектив», фильмы Осгуда Перкинса и Роберта Эггерса и даже кассовые хиты студий A24 и Neon. Контрреволюция Финчера не просто сопровождалась желто-синими акцентами и центрированным кадром — в ней таилась провокация и приглашение на открытый разговор о грехах, которым все подвластны.