Фабрика одиночества: Почему «Полуночный ковбой» нисколько не устарел

55 лет исполнилось скандальному хиту Джона Шлезингера «Полуночный ковбой», которому даже рейтинг Х (на сеанс не допускаются лица, не достигшие 17-летнего возраста) не помешал победить в трех ключевых номинациях на «Оскаре». Рассказываем, почему культовая картина Нового Голливуда и сегодня не потеряла своей остроты.

Джо Бак (Джон Войт), ковбой бледный со взором горящим, оставляет позади техасские прерии и дешевую работу у мойки на кухне и отправляется покорять Нью-Йорк в роли упругого жиголо. Мечты о сексуальной свободе, признании и большом куше мгновенно растворяются в пространстве заблудших душ. Один из его доблестных обитателей — Рико «Рэтсо» Риццо (Дастин Хоффман), ушлый бродяга, целыми днями ковыляющий по улицам неблагополучных районов в поисках хоть каких-то денег. Два одиночки из разных миров магнитятся друг к другу. Физическая доблесть и инвалидность, карикатурная витальность и болезненная хрупкость — олицетворяющие эти понятия фигуры отныне существуют бок о бок. Джо и Рико опускаются на самое дно маргинального существования, и все попытки вырваться оттуда приводят лишь к череде неудач и крушению иллюзий. Прошлые травмы дают о себе знать в самых неожиданных ситуациях, а полная запретных удовольствий жизнь богемы лишь наносит новые.

Один из самых ярких и разносторонних режиссеров британской «новой волны» Джон Шлезингер приехал в Нью-Йорк в конце 1960-х. Здесь автор «Билли-лжеца», «Дорогой» и «Вдали от безумной толпы» снимает «Полуночного ковбоя», щемящую маргинальную одиссею, которая войдет в пантеон лучших фильмов Нового Голливуда. В основе проекта — одноименный роман Джеймса Лео Херлихая. Среди общепринято великих европейских фамилий, влившихся в историю американской кинематографии второй половины века, Шлезингер немного затерялся. Впрочем, такая участь постигла и других «рассерженных молодых людей», некогда ковавших новое кино Туманного Альбиона, например, Карела Рейша и Тони Ричардсона, что и несправедливо, и печально. При этом нельзя не признать, что материал «Полуночного ковбоя» даже на бумаге излучал куда больше потенциального влияния на индустрию, чем, например, последующие «Игрок» (Рейш, 1974) и «Граница» (Ричардсон, 1981).

У себя дома британские постановщики воспевали бунт каждого отдельного работяги. Бунт против норм общественной морали, против четырех ободранных стен, против жизни по расписанию, против давления в висках и против оков моногамии. Последний вид особенно воспевал как раз Шлезингер. Его «Дорогая» 1965 года — песнь промискуитета. Можно ли представить для него более плодотворную почву, чем нью-йоркский котел той эпохи? Выход на панель для Бака — провал в кроличью нору. Его жажда удовольствий — тоже бунт, со светлыми глазами и недоуменной улыбкой: против дома, против насилия, против чужих амбиций, спроецированных на него. Герой думает, что мужская проституция — внешнее препятствие, через которое можно попасть в красочный дом удовольствий и декадентской роскоши, и в этом его ошибка. Потому что никакое это не препятствие, а липкая изнанка мечты. Рэтсо же приклеен к ней намертво и, смирившись с данной участью, чувствует себя как рыба в воде. При этом бунт не чужд и ему — перед смертью он мечтает оторвать свою плоть и душу от бетонной поверхности маргиналии и уехать во Флориду.

Два силуэта, два характера тут же стали эмблемами нового стиля и чуть ли не ролевыми моделями. Критики, захлебываясь, пели «Полуночному ковбою» дифирамбы. Грязь и романтика урбанистического пейзажа, обшарпанные версии интерьеров с картин Эдварда Хоппера, распыленные в этих пространствах отчаяние и жажда жизни, достоверно вылепленные персонажи (что постояльцы притонов и опасные безумцы, что типичные гости Фабрики Энди Уорхола) — грубый срез манхэттенской жизни конца 60-х взорвался посреди поп-культурного поля.

Джон Войт, до этого замеченный лишь в сериалах и в паре вестернов на десятых ролях, стал абсолютной звездой. Дастин Хоффман же «всего лишь» укрепил свой статус после «Выпускника» Майка Николса. Впечатляющий коммерческий успех настиг картину даже вопреки влепленному специальной комиссией рейтингу Х за «гомосексуальную точку зрению». Не помешало это и семи номинациям на «Оскар», при этом в трех ключевых «Полуночный ковбой» победил: «Лучший фильм», «Лучший режиссер» и «Лучший адаптированный сценарий». Премьера на телевидении произошла через пять лет с момента театрального релиза, однако новая версия была короче на 25 минут из цензурных соображений.

В 1994 году в материале, приуроченном к юбилею фильма, критик Оуэн Глейберман написал, что по прошествии времени «Полуночный ковбой» больше не шокирует так, как делал это в момент выхода, — шокирует то, что главный студийный фильм конца 60-х с такой любовью возился с персонажами, которым нечего предложить зрителям, кроме своих потерянных душ. Что ж, вот прошло еще 30 лет, но всё осталось по-прежнему — шок, обращенный к прошлому, всё так же проглядывает сквозь пелену зрительских слез.