Дикарь, мудрец, человек: Образ коренных американцев на экране
Анимационному фильму «Покахонтас» из золотого фонда студии Disney исполнилось 30 лет. Предлагаем поразмыслить над тем, как менялся образ коренных американцев на экране.
Появление на экране коренных американцев совпадает с рождением движущегося изображения. Еще в кинетоскопе Эдисона, размещенном на Тайм-сквер где-то в середине 1890-х, один из сюжетов предлагал зрителю за копеечку посмотреть на танец племени Лагуна Пуэбло. Игровые фильмы не заставили себя ждать. Но чем дальше, тем менее беспристрастным в своем любопытстве становился «киноглаз» и всё более конъюнктурными экраны кинотеатров: показывали только тех, кто лучше продавался. Разнообразие этносов и сюжетов, которое сопутствовало эпохе немого кино, вместе с переходом кинематографа к звуку резко сменилось национальной направленностью. В 1930-е наступил золотой век Голливуда, а вместе с ним и век вестернов Джона Форда, которые не просто создали миф об индейце-дикаре, но и укрепили его на ближайшие три десятка лет. Только к 1970-м, с их тягой к жанровым и гендерным ревизиям, кинематограф снова взялся исследовать своих героев и отыскивать новое место для коренных американцев. За век существования кино коренные американцы были романтизированы, демонизированы, доведены до функции и сведены к абсолютной фикции, но, благо, на этом всё не закончилось.
Белая Олениха и Покахонтас
«Преданность Белой Оленихи» 1910 года стал одним из первых сохранившихся фильмов, который не только рассказывает о коренных американцах в фикшн-сюжете, но и был снят одним из представителей народности Нантикоки Джеймсом Янгом Диром. Это была драматичная история о смешанном браке, где белого поселенца по ошибке обвинили в убийстве своей жены из местного племени. Самое удивительное, что всё к финалу удавалось разрешить — преданность Белой Оленихи оказывалась сильнее смерти, она приходила в себя и спасала мужа. И хотя сейчас едва ли кто-то вспомнит о Белой Оленихе, но именно она открыла ряд женских героинь, которые способны были не только полюбить, но и постоять за белых мужчин.
Кадр из фильма «Преданность Белой Оленихи: Пьеса, разыгранная племенем красных индейцев в Америке»
реж. Джеймс Янг Дир, 1910
Разумеется, самой известной из них становится диснеевская «Покахонтас», снятая на основе истории о принцессе Покахонтас, которая спасла колонизатора Джона Смита. Так как студия «Дисней» всё-таки занимается анимацией, а не уроками истории, сценаристам последняя нужна скорее для вдохновения: они украшают ее декоративными и неправдоподобными деталями, например, другом-енотом принцессы, добавляют и романтическое чувство, которое возникает между ней и Смитом, но более всего мультфильм укрепляет связь коренных американцев с одухотворенным миром природы. Очень схожий образ Покахонтас, пусть и на более сумрачном колонизаторском фоне переносит к себе в «Новый свет» Терренс Малик, который снимает актрису К'Орианку Вайра Коиана Килчер в роли всё той же принцессы в истории по мотивам всё тех же исторических событий. Маликовская Покахонтас тоже будет плавно танцевать в мерцании листвы и солнечных лучей, правда, на сей раз обойдется без енота.
Перевернутый образ жены-индианки можно отыскать и в недавних «Убийцах цветочной луны». Скорсезе берется в фильме за свой любимый жанр гангстерского кино, сюжетом для которого становится история о травле племени Осейдж. Главный герой, вернувшийся с войны Эрнест Беркхарт (Леонардо Ди Каприо) тотчас попадает под влияние своего властного дяди зама шерифа Уильяма Хейла (Роберт Де Ниро) и по наущению последнего должен жениться на девушке из племени (Лили Глэдстоун). Между парой и вправду возникает близость, но близости этой не под силу тягаться с коррумпированными людьми и душами. Хоть кто-то оказался честен и, возвратившись к сюжету из «Белой Оленихи», признался в его несостоятельности. Какое там перемирие, человеком руководит желание наживы и власти, и никакая преданность его не переборет.
Миф
Территория мифа — вот где происходят все главные свершения. Не всегда эти мифы оказываются такими же благосклонными, как к Покахонтас. Когда Джон Форд создает каноническую форму вестерна, он одним махом превращает племена коренных американцев в дикарей и агрессоров, которым нет дела до человеческих чувств или жизней. И в фильме «Дилижанс» 1939 года, и в знаменитых «Искателях» 1956-го на фоне ослепительного и положительного во всех отношениях Джона Уэйна коренные американцы неминуемо оказываются «дикарями» и врагами.
Кадр из фильма «Искатели»
реж. Джон Форд, 1956
Интересно, что именно этот троп пытается переосмыслить оскаровский лауреат и зрительский хит «Танцующий с волками» 1990 года, но получается это у него довольно нелепо. Кевин Костнер с самыми лучшими намерениями снимает (и снимается) фильм всё о том же хорошем белом парне, который на сей раз уже сам учит индейское племя отстреливаться. Он становится их спасителем. То есть остается всё тем же превосходящим их по уму и умениям колонизатором. О подобном конструировании образа и многом другом рассказывает Нил Даймонд в своем документальном фильме «Киношные индейцы» 2009 года.
Хорошо, что миф о дикарях — не единственный. Есть еще миф о свободе, о хранителях тайны и мудрецах. И все эти значения сходятся в одной, хоть и второстепенной, но от этого не менее гениальной роли Уилла Сэмпсона в фильме Милоша Формана «Пролетая над гнездом кукушки». Сэмпсон играет одного из пациентов лечебницы, в которой оказывается главный герой. Все зовут громадину Сэмпсона «Вождь», он глух, нем и спокоен. Он как гора, и в какой-то момент гора эта сдвигается с места.
За той же персонификацией человеческой тайны, сокровенности, чуда, которое случится, если тайну эту постичь, появляются коренные американцы и у Джармуша в его «Мертвеце» (еще одном переосмыслении вестерна), и у Линча в «Твин Пиксе», и даже у Стоуна в «Прирожденных убийцах». Везде это герои, чья мудрость не в абстрактном разуме, но в некой неосязаемой связи с мирозданьем. Они умеют его слушать и видеть, а иногда помогают с этим и другим.
Быт и драма
Несмотря на то, что многие образы коренных американцев на экране — особенно тех, что мудры и чутки — вполне комплементарны, они по-прежнему сконструированы. Это экзотичные персонажи, отличные от других — обычных — людей. Тут-то и происходят самые важные перемены в отображении коренных американцев на экране. В 1998 году выходит фильм Криса Эйра «Дымовые сигналы». Это жанровое кино, в котором главные герои, два парня, покидают резервацию и пускаются в небольшое путешествие по Штатам, по дороге с ними происходят разные забавные ситуации, разговоры, комические пикировки. Но главное, что их образы для того только и нужны, чтобы смешить. Это не «экранные индейцы», это просто комический дуэт, хотя, разумеется, об экранных индейцах двое тоже успевают пошутить. Главные роли исполняют актеры из коренных народов Канады. Сам Эйр — из племени шайенов-арапахо на территории Оклахомы.
Кадр из фильма «Дымовые сигналы»
реж. Крис Эйр, 1998
Вот и получается, что «Преданность Белой Оленихи», с которой всё начиналось, была куда честнее и куда ближе к современному кино. Ее, как и «Дымовые сигналы», снимал коренной американец, и она тоже в первую очередь следовала за жанром. Не остановилось на этом кино тогда, не остановилось и сейчас. И хотя среди крупнобюджетных картин по-прежнему совсем мало режиссеров из коренных американских народов, всё же сам взгляд на героев меняется. Поиски жизни без прикрас, проблематизация насущных проблем, но, главное, утверждение за коренными американцами права быть на экране просто людьми — всё это выходит на первое место.
Именно об этом снимает свой игровой дебют Хлоя Чжао, когда в «Песни, которым меня научили братья» рассказывает историю о семье в преддверии перемен: брат хочет уехать, покинув резервацию, сестра пытается понять, что делать с жизнью. Об этом же рассказывает и коренная американка Эрика Тремблэ в своем фильме «Священный танец», здесь тоже появляется Лили Глэдстоун, но уже в совершенно ином амплуа. Тут она вместе со своей племянницей отправляется на ежегодное собрание североамериканских индейцев пау-вау в надежде отыскать там мать девочки, которая две недели как пропала, и ее никак не найти. И всё, начиная с одежды, заканчивая какими-то бытовыми деталями, вопит о постижимости этого опыта. Нет здесь никакой особенной тайны, кроме той, как оставаться человеком.