«Восхождение»: Праздник и праздность бытия

Множество американских независимых фильмов, показанных на самых престижных фестивалях мира, так и не добираются до России. Такая печальная участь миновала дебют Майкла Анджело Ковино. Драмеди о большой дружбе и вечных испытаниях на её пути можно купить и посмотреть в онлайн-кинотеатре Okko.

От короткого метра к полному

Прозрачный горный воздух, зелень, голубые небеса и нещадно пыхтящий Кайл (Кайл Марвин), который безуспешно пытается угнаться за своим другом Майклом (Майкл Анджело Ковино). Силы явно неравны, ведь последний всерьёз увлёкся велоспортом, а вот слегка оплывший приятель уже давно не садился на велосипед. Друзья ведут безобидную и нелепую беседу, когда Майкл вдруг заявляет, что переспал с невестой Кайла. Правда, ничего особенно не меняется, разве что пыхтение жениха окрашивается в новые тона, теперь уже отчаянно и яростно он пытается нагнать подлеца. Альпийское солнце светит, а дорога в гору только началась.

Майкл Анджело Ковино доводит до полного метра одноимённую короткометражку, с которой уже выступал на фестивале «Сандэнс», и попадает прямиком в Канны, в программу «Особый взгляд». Там ему и место, ведь совместив жанровые черты мамблкора, драмеди, экзистенциальной трагикомедии и семейной драмы, Ковино и вправду удаётся по-особенному и очень по-европейски взглянуть на дружбу двух взрослых американцев. Сценарий к фильму совместными усилиями написали исполнители главных ролей.

Ода жизни

Семь частей, на которые поделён фильм, раз за разом подвергают отношения Кайла и Майкла тяжким испытаниям, но каждый раз они снова оказываются вместе, словно бы в этом союзе и коренится естественный, хоть и слегка извращённой ход вещей. Мотив повторяется: эгоцентричный Майкл подшучивает и время от времени предаёт добряка Кайла. И хотя формально многочастная структура вкупе с некоторой безысходностью происходящего напоминает произведения Роя Андерссона, Ковино вместо серого, полного абсурда и упадничества мира создаёт полноценную оду жизни. Может быть, всему виной открывающие кадры, которые сразу же полюбились кинокритикам: два американца на фоне французских Альп разговаривают о какой-то ерунде (обо всём и ни о чём). Но в ту же секунду мамблкор, жанр независимого кино XXI века, моментально устремляется к истокам.

Ещё в 1960-е в фильмах Эрика Ромера появилась бесконечная болтовня, которая невидимой нитью ткала вокруг героев несовершенный, неровный, но главное, аутентичный мир. Он-то и позволял им коротать экранное время, какой бы незатейливой и бестолковой их жизнь ни была. Ковино формально усложняет эту благодатную праздность. Его герои оказываются бок о бок и на похоронах, и на рождественском семейном застолье, и даже на свадьбе Кайла, − и каждый раз режиссёр жонглирует приёмами голливудского мейнстрима, чтобы обнаружить настоящую поэзию в этом тщательно сконструированном повествовательном бардаке.

Обман за обманом

Начинается путаница уже со второй главы. Мало того, что совершенно неясно, сколько времени прошло с момента окончания первой и куда подевалась история предательства, так ещё и в качестве завершающей сцены Ковино выкатывает музыкальный номер. Бертольд Брехт назвал бы его зонгом, вставным номером, который выражает авторскую позицию или задаёт критику происходящего. Для американца же переход к мюзиклу означает абсолютную свободу в обращении с тематиками и жанрами, которыми пестрит фильм.

Бадди-муви, переходящий в семейную мелодраму с элементами «мальчишника», щепоткой экшена и пассажами, достойными лучших семейных пикировок Ноа Баумбака (причём скорее из «Истории семьи Майровиц», чем из «Брачной истории»). Ковино не просто последовательно корректирует киноформу, но беззастенчиво обманывает зрительские ожидания: после разговора с матерью Кайла во время новогоднего ужина, Майкл направляется в гостиную, он пьян, решителен, и, кажется, позора не миновать. Так и есть, только вот вместо ожидаемой патетической речи, Майкл падает ничком прямиком на праздничную ёлку. Или вот, во время мальчишника, Кайл проваливается в прорубь, и у Майкла, наконец-то, появляется возможность доказать силу своей дружбы: на протяжении минутной сцены Ковино умудряется обмануть ожидания дважды. И каждый раз отгадка, продолжение, развязка сцены оказывается прозаичнее, чем рисовала её возбуждённая формальными приёмами фантазия.

В том и секрет. Радость от неизбывности бытия, как и у Ромера, рождается из повседневного, из того, что происходящее оказывается обыденнее ожиданий. Можно ожидать невероятного хэппи-энда, драматичной развязки или трагического финала, но Ковино всего-то позволяет своим героям остаться ровно на том же месте. Год за годом, день за днём, час за часом они продолжают педалировать, что есть сил. То есть просто жить.