«Великая магия» Нанни Моретти: Утомительное торжество артефактов
/imgs/2023/12/21/13/6283052/9f826129bd7130fe0ec083f6147cfe85505f7bad.jpg)
В российский прокат вышло драмеди Нанни Моретти «Великая магия» — история в формате «кино о кино», где современный режиссер готовит эпопею о расколе в коммунистической партии Италии в 1956 году. Само собой, всё идет наперекосяк по обе стороны камеры. Разбираемся, как в фильме-участнике основной программы Каннского фестиваля 2023 года соотносятся политика и кинематограф.
«Свистит ветер, ревет буря, башмаки наши в дырках, но мы должны идти, чтобы завоевать красную весну, где встает солнце будущего…» — звучит в гимне итальянского движения сопротивления «Свистит ветер» (итал. Fischia il vento), написанном в 1943 году. Фраза «Солнце будущего» (итал. Il sol dell’avvenire) произносится несколько раз: она стала символом надежды в 1940-х (в военные и послевоенные годы) и после — в период с 1950-х по 1970-е, когда Европа была охвачена волнениями. В то время лозунг украшал стены всего континента. Именно с его демонстрации открывается «Великая магия», когда под покровом ночи неизвестные выводят на опорах Тибра кровавые буквы Il sol dell’avvenire.
/imgs/2023/12/21/13/6283054/46b31c02ecda862ba29ce5d1908fa298b7a29553.jpg)
Отечественная локализация упускает этот исторический момент, но название «Великая магия» тоже по-своему прекрасно. Во-первых, оно отражает волшебное свойство кинематографа менять реальность (мало того что это кино о кино, так это еще и путеводитель по авторским картинам XX века), во-вторых, перекликается с недавней лентой Вуди Аллена «Великая ирония». Нанни Моретти, кстати, называют итальянским Вуди Алленом: он, как и американский режиссер, на протяжении полувека ставит синефильские комедии о потерянных интеллектуалах-невротиках и отдает себе главную роль. Обоим, к слову, самоиронии не занимать.
«Великая магия» получилась тоже весьма ироничной. По замыслу постановщика Джованни (Нанни Моретти), в момент конфликта в рядах итальянских коммунистов в Рим с гастролями приехал венгерский цирк, аккурат в момент вхождения в Будапешт советских танков. Восстание против сталинского режима, сопровождаемое разрушениями памятников вождю, обернулось Венгерской революцией, а съемки фильма — катастрофой. Подобно секретарю райкома, главному герою своей картины, Джованни сталкивается с экзистенциальным кризисом, но, в отличие от не справившегося с внутренними и внешними противоречиями персонажа Сильвио Орландо, он выходит из этого состояния достойно.
В драме о личностном кризисе «Моя мама» Моретти уже прибегал к подобной схеме репрезентации образа режиссера. В обеих картинах невыносимые, но очень ранимые постановщики, погрязшие в хаосе съемочного процесса и в семейных проблемах, ищут утешения в собственных грезах: режиссер из «Моей мамы» Маргерита (Маргерита Буй) — в памяти о матери, режиссер из «Великой магии» Джованни — в прошлых заслугах. Кстати, Буй сыграла в «Великой магии» супругу героя Моретти и продюсера его фильмов.
/imgs/2023/12/21/13/6283058/87b466ee378d510fddf4350deb934cccb6b7a2b1.jpg)
Жизнь в фантазии — ключевой посыл «Великой магии». Несмотря на вооруженный конфликт и партийный раскол, Моретти решает упаковать фильм в кричаще-яркую, беззаботную и милую оболочку. Неуместные музыкальные вставки, позаимствованные из мюзиклов, перегружают и без того путаную структуру. Призванные снизить градус пафоса сцены вроде разгуливающего по центру города слона или синхронно танцующих участников митинга выглядят утрированными и пошлыми. А незатейливые диалоги, из которых мало что можно почерпнуть в плане исторического и культурного контекста, и вовсе кажутся бессмысленными.
При таких вводных разглядеть и без того неочевидные киноцитаты или считать отсылки к реальной истории, разбросанные итальянским синефилом по «Великой магии», едва ли выходит: настоящая катастрофа для зрителя-миллениала! Но в то же время неожиданное удовольствие для насмотренной аудитории. Если разговоры о месте насилия в творчестве Мартина Скорсезе еще можно понять, то рассуждения о природе кино Джона Кассаветиса, Жака Деми, Кшиштофа Кесьлёвского требуют специальной подготовки.
/imgs/2023/12/21/13/6283060/eb5a0a496af36af6e9fdd687360da3b33d0b4397.jpg)
Рефлексия кинематографистов о ремесле существовала всегда, в том числе в последний год. Взять «Книгу решений» Мишеля Гондри, где непризнанный гений режиссуры считает виновником своих бед продюсеров и сбегает с отснятым материалом в глушь в домик тети, «Фабельманов» Стивена Спилберга — трогательный автофикшн о вхождении в профессию, «Вавилон» Дэмьена Шазелла — завораживающую историю перехода от немого к звуковому кино в Голливуде. Всё это признания в любви искусству кино — чистосердечные, искренние, страстные.
Моретти, живой классик итальянского кинематографа, опираясь на «8 с половиной» Федерико Феллини, тоже посвящает жизнь и работу кинематографу, но делает это по-своему, немного по-бунтарски. Наверное, так и должен поступать творец-левак. «Великая магия» не переосмысляет жанр, не следует современным трендам, не делает никаких откровений. Да, проговаривание вслух тревожащих факторов вроде засилья стримингов, недостатка бюджета и необходимости идти на поводу у студий важно, однако подстраивание под вкусы аудитории никто не отменял. Большой автор найдет возможность самовыразиться в кино, даже когда его ограничивают. Виноваты в этом Netflix, продюсеры, собственная узколобость или упрямство — вопрос.