«Солнце мое»: Детство в зоне досмотра

На экранах кинотеатров одна из лучших картин прошлого года, которая только притворяется скромной инди-драмой. В идеальном мире дебют Шарлотты Уэллс активно участвовал бы в оскаровской гонке, но номинирован был только Пол Мескал. И то его обогнал Брендан Фрейзер за роль в «Ките» Даррена Аронофски. Рассказываем, почему эта история о памяти, дистанции и взрослении all inclusive, о растерянных взрослых и стремительно взрослеющих детях — уже совсем не маленький шедевр фестивального кино.

Как-то летом в самом начале нулевых одиннадцатилетняя Софи (Фрэнки Корио) отправилась с папой Калумом (Пол Мескал) в Турцию по путевке. Лето как лето: малюсенький номер с одной кроватью, голубой бассейн, простенькие водные горки, пластиковые шезлонги — дешевый all inclusive для тех, кому он не по карману. Для Софи любое путешествие с папой, который уже несколько лет не живет с ними, само по себе радостное приключение. Калум же смотрит на дочь с грустью и нежностью, часто выпивает лишнее пиво и будто бы знает о какой-то неведомой ей будущей беде — той самой, которой, повинуясь его печальному взгляду, будет ждать и зритель. 

Дебютная картина шотландки Шарлотты Уэллс растопила сердца кинокритиков на прошлогодних фестивалях от Канн до Торонто, вошла во многие итоговые топы и добралась наконец и до российского проката. Нежная и очень личная история взросления — лишь на первый взгляд тихое инди. При ближайшем рассмотрении очевидны в нем и большие амбиции, и настоящая магия, переворачивающая весь фильм с ног на голову за секунду до финальных титров. В ней сконцентрировано то самое раздражающее всех от мала до велика «вырастешь — поймешь», которое только на это финальное мгновение обретает какой-то смысл.

Малышка Софи получает весь гарантированный в ее возрасте от родителя отпускной минимум: мороженое, цветастые коктейли, вечерняя программа от аниматоров, «взрослые» честные разговоры и даже глоток папиного пива. Калум получает в ответ счастливую дочь, которая смотрит на мир и старших без опасений, и надежду на то, что он не худший в мире родитель. Повзрослевшая Софи снимает об этом не выцветшем за годы впечатлении фильм не только и не столько о взрослении, первой любви и первых взаимных уколах, сколько о зарождающейся грусти и дистанции. Дурачиться уже выходит не так самозабвенно, папины танцы уже начинают смущать, а за общими любимыми песнями проступает какой-то новый грустный и слишком личный смысл. С конца детства дистанция между отцом и дочерью начнет увеличиваться и исчезнет только намного позже, когда повзрослевшая Софи будет сама идти среди ночи к детской колыбели. Неспроста же Уэллс в этой интимной картине-воспоминании так часто ведет повествование от имени отца, своего теперешнего ровесника, отождествляясь и солидаризируясь с грустным Калумом, а не с юной экранной копией.

Отдельная удача фильма — ирландский актер Пол Мескал, который за роль Калума был номинирован на «Оскар». Хрупкий и ранимый, из него получился невероятно трогательный отец, в каждом поступке и слове которого чувствуется и глубина родительской любви, и собственная непроходящая тоска или депрессия. Напрямую в фильме об этом не говорится, но именно созданный Мескалом образ и наполняет тревогой и предчувствием беды ясный летний зной. Его спонтанные танцы и ночные купания, его грустная отстраненность, приумноженная временной дистанцией, взглядом из «сейчас», когда всё уже случилось, а от того турецкого приключения остались лишь любительские видеозаписи, полароидные снимки и не потускневший, как детские воспоминания, турецкий ковер. Тот же эффект рождался в оттепельном шедевре Михаила Калика «До свидания, мальчики», когда трое вчерашних школьников из портового города впервые влюблялись, наслаждались морем и солнцем и вели жаркие споры под неумолимые комментарии из будущего, в котором всех их ждала война. В светлой хронике Шарлотты Уэллс о мире, нетронутом будущими трагедиями, они также незримо присутствуют, проникая туда вместе с авторским взглядом. Что случилось с Калумом дальше? Увиделись ли они еще когда-нибудь? Уэллс и тут вновь выбирает тактику своего экранного взрослого — многозначительного и от чего-то тревожащего умолчания.

Фильм открывается звуком перемотки кассеты Mini DV в любительской видеокамере — это спустя 20 лет теперь уже ровесница своего отца Софи пересматривает всё, что наснимала тогда в свои 11. Сбитый фокус, бесстыдный зум — так прямо и пытливо снимать и спрашивать могут только дети на пороге пубертата. Девушка уже достаточно взрослая, чтобы говорить на равных и замечать странную папину печаль. Но еще сущий ребенок, чтобы не задумываться о чужих границах и о том, что вопросы бывают неудобными. Это постоянное нарушение дистанции позволяет нынешней повзрослевшей Софи ее преодолеть, встать на место своего еще очень молодого и такого беззащитного родителя и вместе с ним погрустить о той будущей беде, о которой теперь они оба знают. Имя ей — внимание: спойлер! — время, которое уходит, а Софи, как и ее грустному папе, остается лишь помахать ему, уходящему в зону досмотра, рукой.