«Сират» Оливера Лаше: А до смерти четыре шага

До отечественных экранов добрался «Сират» — созерцательная драма о путешествии в пустыне и танцах во время мировой войны, взявшая Приз жюри Каннского фестиваля. Смотрим картину Оливера Лаше не так восторженно, как многие.

Рейв-фестиваль под открытым небом посреди марокканской пустыни. Среди танцующих бродят немолодой испанец Луис (Серхи Лопес) с сыном-подростком Эстебаном (Бруно Нуньес). Они раздают флаеры с изображением дочери Луиса — Мар. Девушка пропала пять месяцев назад и, предположительно, поехала на фестиваль. Встречные разводят руками, говоря, что не видели Мар. Однако группа рейверов намекает Луису, что скоро в совсем отдаленном пустынном районе на юге страны будет «другой фестиваль» и, возможно, девушка найдется там.

Танцы вскоре прекращают прибывшие солдаты: началась война, граждан Евросоюза (а других среди любителей электроники практически нет) приказано эвакуировать. Однако два грузовика с рейверами прорываются через заграждения и устремляются вглубь пустыни, а за ними Луис и Эстебан на своей маленькой машине. Путь лежит через горы, реки и ущелья, музыка прерывается сводками по радио, из которых ясно, что война, кажется, перерастает в третью мировую. Отец с сыном и кислотные бродяги сближаются в дороге, хотя Луис для рейверов по большому счету обуза. Не нужно быть провидцем, чтобы догадаться: живыми из путешествия вернутся не все.

О ком речь, кроме героя и его сына: трое мужчин и две женщины, в основном не очень юные — не то старые друзья, не то коммуна. У одного из рейверов нет руки, а у другого ноги, словно они уже успели побывать на какой-то войне. Впечатление усиливается, когда безногий для забавы делает из своей культи куклу, которая исполняет для зрителей старую французскую песенку про дезертира. Еще один парень бросает, что конец света начался довольно давно, как, верно, и третья мировая.

Преамбула «Сирата» очевидно вдохновлена резней на фестивале электронной музыки в Реиме в 2023-м, когда боевики ХАМАС превратили танцующих в пустыне в мишени. Но «Сират» не собирается показывать подобных ужасов. Оливье Лаше подчеркивает присутствие войны, но оставляет ее за кадром. Ход понятный в контексте сюжета, хоть отчасти и продиктованный бедностью постановки. Что неуловимо напоминает отечественные перестроечные социально-философские притчи, где всегда есть что-нибудь невидимое и где-то там.

Кстати, рейверы в кадре — непрофессиональные актеры, зовут их в картине собственными именами. Режиссер отбирал людей с биографией, но играют все, кроме пары харизматичных персонажей, увы, довольно скучно. Лопес, конечно, прекрасен в роли растерянного Луиса. Впрочем, игра ведь тоже не должна отвлекать нас от главного.

Практически все критики в восторге от «Сирата». Судя по интенции режиссера, фильм должны признать чем-то вроде «Забриски Пойнт» нашего времени. Смертный путь в пустыне Аризоны озвучивали Pink Floyd, а странствие в пустыне марокканско-мавританской — техно-эмбиент-гипносаундтрек, написанный французом Kangding Ray. Музыка является в фильме Оливье Лаше смыслообразующим элементом, и не зря саунд-дизайн «Сирата» также удостоился приза в Каннах.

Надо отметить, что рок-саундтрек, как в «Забриски Пойнт», сколь угодно психоделический, всегда «манифест», некое театральное представление чувства. Электронная музыка действует иначе: это приключение звука во времени, и, следуя за звуком, слушатель думает о чём-то своем. Поэтому рейв-фестиваль — квазиритуальное мероприятие, чем и был в древности танец. В контексте же «Сирата» он становится действием просто религиозным.

И в европейской, и в семитской культуре пустыня — такое место, где человек нет-нет да и встретится с Богом. Ритм музыки перекликается с визуальным ритмом скал и барханов. Аккорды звучат древним эхом в пещере. Глазу хочется увидеть — и вот скалы оказываются похожи на руины Луксорского храма или Бамианскую долину либо после, либо до того, как талибы взорвали статуи Будды. Музыка взывает к священному, заброшенность и бедность пустыни обещают явление великого. Режиссеру уже почти не надо ничего делать — достаточно расставить колонки среди песков и манипулировать ожиданием зрителя.

Дождавшись, очень вероятно, он наконец разочаруется. Что такое Сират? В исламе — тоненький мостик над огненной бездной, по которому праведники пройдут в рай, а прочие сорвутся. Лаше, который и в прошлых своих фильмах любил обратиться к исламской метафизике, буквализирует к финалу метафору моста Сират внезапно и прямолинейно. И некоторым зрителям-циникам может даже сделаться смешно, несмотря на кучи трупов и величественный ужас происходящего.

В финале рейверы едут на желтой стреле поезда, видимо, среди беженцев — арабов, бедуинов, мавританцев. Это не гости в пустыне, местные умеют по пустыне ходить и порой, должно быть, встречать там настоящие знамения свыше. Европейцы же находят тут только синяки да шишки. Выжил — и не проси о большем. Лаше, как европейский все-таки режиссер, другого чуда предложить не мог, и сталкеровской Зоны из минного поля в песках не получилось. Символично звучит разбивающая электронику саундтрека 19-я сура Корана. Много званых, да мало избранных.