«Пророк. История Александра Пушкина»: Предсказанная вечность поэта

В российский прокат выходит фильм «Пророк. История Александра Пушкина». Дерзкий мюзикл рассказывает о жизни поэта с лицейских лет и до трагической дуэли. Роль Пушкина исполнил номинант на премию «Оскар» Юра Борисов. Объясняем, почему фильм стоит посмотреть.

В феврале 1921 года в Петрограде, на торжественном собрании в 84-ю годовщину со дня смерти Пушкина, Александр Блок произнес речь «О назначении поэта». В ней он отметил: «Наша память хранит с малолетства веселое имя: Пушкин. Это имя, этот звук наполняет собою многие дни нашей жизни. Сумрачные имена императоров, полководцев, изобретателей орудий убийства, мучителей и мучеников жизни. И рядом с ними — это легкое имя: Пушкин». Легкость и веселость — первое, что нужно отметить не только в фигуре Пушкина, но и в фильме «Пророк» режиссера Феликса Умарова. Для Умарова байопик о «солнце русской поэзии» — первое полнометражное кино в карьере. До этого режиссер снимал преимущественно сериалы, рекламы и клипы. Весь свой рекламный опыт он вложил, вероятно, и в главную рекламу своей жизни, взявшись пиарить Александра Сергеевича.

Первое, что нужно знать об этом кино: «Пророк» — не биографическая драма. Таких мы видели достаточно: и «Пушкин: Последняя дуэль» с Сергеем Безруковым, и очаровательное «18–14» об учащихся Царскосельского лицея, и поэтическое «И с вами снова я…». «Пророк» работает в принципиально ином жанре. Это мюзикл.

С мюзиклами обычно ассоциируют 1940–1950-е. Это золотой век мюзикла, нелегкое время, когда после ужасов Второй мировой войны зрителю требовалась нарочитая веселость, контрастирующая с неприглядным реализмом, пусть и всего на пару часов киносеанса.

Мюзиклы часто беспечны. Логическая составляющая отходит в них на второй план, а первый всегда занимает эмоциональная. Музыка и танцы берутся эмоционально доказывать то, что недоказуемо другими средствами. Визуальная составляющая мюзиклов тоже ритмически подстраивается под музыкальную. Во многом для этого жанра характерна слабая драматургия, подчиненная песням и танцам. Всё это в «Пророке» есть. Но «Пророк» — еще и рэп-мюзикл (хотя и не только). Чтобы снять в таком жанре кино о главном национальном поэте, нужна известная доля смелости. И смелость — тоже пушкинская черта.

Второе, что нужно знать об этом фильме: к Пушкину он имеет косвенное отношение. «Пророк» разбит на части, которые изображают того или иного Пушкина: Пушкина-лицеиста, Пушкина-повесу, Пушкина-друга, Пушкина-бунтовщика, Пушкина — приятеля императора, Пушкина-мужа. Роли отдаленно подсказывают, что хотели сказать авторы, какого Пушкина планировали представить зрителю и почему, в конце концов, фильм вообще называется «Пророк». Не только по одноименному стихотворению. Это история о том, как был создан миф о поэте, как слаженно работали на его формирование современники княгиня Голицына (Светлана Ходченкова) и графиня Воронцова (Анна Чиповская), Василий Жуковский (Илья Любимов) и Константин Данзас (Роман Васильев), Бенкендорф (Сергей Гилёв) и Николай I (Евгений Шварц). Чтобы показать рождение мифа понятным для зрителя языком, Умаров выбрал образ рэпера. Он сделал Пушкина рэпером не только в угоду актуальности, но и потому что Пушкин был своего рода популярным рэпером своего времени — любимцем женщин, властителем дум, вечной проблемой власти, вызывающим смутьяном.

У фильма наверняка найдутся противники. Скорее всего, у таких случится приступ уже на вводной сцене, когда ученики Царскосельского лицея устраивают бунт и зачитывают рэп о свободе: «Нас с детства в лицее учили свободе, и вам не удастся ее отобрать». Сцена тенниса между Николаем I, Бенкендорфом и Пушкиным их уничтожит. А эпизод баттла между Бенкендорфом и Пушкиным окончательно добьет. Между тем для «Пророка» эти сцены — лучшие. В них рождается очарование фильма, они размашисто очерчивают границы его истинной свободы. Критики будут правы в отношении многих вещей: весьма сомнительно показано восстание на Сенатской площади (но это не первый российский проект, у которого случаются неудачи с этим восстанием), упущены многие детали пушкинской биографии, и Юра Борисов, в конце концов, на Пушкина вовсе не похож. Но в нём есть — и это верно отметили прежде всего американские поклонники «Аноры» — особая естественность, легкость существования на экране. То, что отличало и самого Пушкина, вечного баловня судьбы.

Речь, пластика и костюмы героев не слишком соответствуют исторической достоверности, но эта небрежность подкупает — за ней стоит искренний азарт людей, влюбленных в Пушкина, их желание рассказать историю не как надо, а как хочется. Зато декорациями можно полюбоваться вдоволь: все ключевые дворцы и локации Петербурга отметились в картине. Особенно приятно видеть Павловский парк и Михайловское, они еще не успели набить оскомину. Съемки в Михайловском, правда, навевают смутные воспоминания об «Онегине» Сарика Андреасяна — тоже в известном смысле экспериментальном из-за сочетания поэтической и прозаической речи.

Все актеры на экране гармоничны и истории, и духу мюзикла. Анне Чиповской с дерзкими ужимками удивительно идут костюмы и образ роковой возлюбленной из далекой южной губернии. Воздушная Светлана Ходченкова надменно хороша в роли хозяйки салона, когда говорит герою: «Я подарила вам гораздо больше… Внимание Петербурга». Невероятный Евгений Шварц, до того игравший полусумасшедших князя Юсупова в «Караморе» и Петра III в «Императрицах», пожалуй, одна из лучших находок «Пророка». Актер мастерски показывает эволюцию императора от Николая Павловича, который жаждал реформ и перемен, до Его Императорского Величества, который воспринимает пустяковую шутку как повод для мести. Сергей Гилёв вызывает острое желание немедленно соблюдать все законы, как только появляется на экране в кожанке чекиста, олицетворяя власть жандармерии. Алёна Долголенко вкладывает в Наталью Гончарову сложный образ, заслуживающий, откровенно говоря, своей отдельной экранизации.

Возможно, долгие плавающие кадры могут укачать зрителя, но в целом они лишь подчеркивают пьянящую атмосферу пушкинского Петербурга, от начала и до конца посвященного лишь одной фигуре. «Весь город только о нём и говорит» / «Любимое блюдо Пушкина» / «Говорят, будет сам император. А разве они не враги?» Да, в фильме о Пушкине не хватает самого Александра Сергеевича. Он представлен трафаретом, помещенным в калейдоскоп очевидных обстоятельств из учебника литературы. Но потому и называют его чаще не по имени и отчеству, а Сашей. Это почти детское, домашнее «Саша» отдаляет экранный образ от фигуры великого поэта, но вместе с тем приближает его к зрителю.

Да, сама авантюра музыкального фильма, может быть, излишне смела. Да, эта картина, вероятно, снята для зумеров, которые могут каждый эпизод растащить по рилсам и тиктокам. Но всё же «Пророк» — и это главное — снят с убедительной пушкинской интонацией. Он веселый, увлекательный, смелый. «Еще покуролесим!» — кричат лицеисты друг другу. Куролесят все: высший свет Петербурга, императорская чета, помощники Бенкендорфа, Пущин и Данзас, даже Наталья Гончарова. А вместе с ними — актеры, режиссер, оператор, музыканты. Общему веселью поддаются бумаги на столах, стулья, камзолы, трости — всё неизбежно пускается в пляс, чтобы ритмически поддержать музыкальные номера.

В романе «Брисбен» Евгения Водолазкина есть красивая цитата о Пушкине: «Ему иногда казалось, что Пушкин вообще не жил. Был плодом русской фантазии, прекрасной мечтой народа о самом себе». В ленте Умарова есть что-то от мечты — о бунтаре, который играет в теннис с императором, об ангельски красивой девушке в платье на одно плечо, о настоящей дружбе и о справедливости, о смерти и вечности. Пророк в фильме — не только сам поэт. Оракул, предсказывающий Пушкину судьбу, — тоже пророк. Судьба эта предрешена с самого начала: большой дар требует больших жертв. И пуля Дантеса тоже предначертана, потому что мифу о великом поэте нужна глупая трагическая смерть, которая заставит народ плакать, а юношу в толпе сочинять: «Погиб поэт! — невольник чести». Появление в конце Лермонтова, возможно, слишком уж пошлый ход, но, может быть, режиссер прав и Лермонтов — необходимая деталь пушкинского мифа.