«Проклятое наследие»: Враг мой, бойся меня

В российский прокат выходит сюрреалистический хоррор «Проклятое наследие». Прежде чем добраться до широких экранов, он гостил на фестивалях — как локальных жанровых (канадская Fantasia), так и больших мировых (Берлинале и Tribeca). Несмотря на незамысловатую российскую локализацию, сам фильм тяжело вписать в конкретные рамки: в нём смешались новая волна феминистских драм, творчество Дэвида Линча и Дэвида Кроненберга, а также социальная сатира Джордана Пила. Пытаемся объяснить, кому понравится картина талантливой, но жутко запутанной постановщицы Дженнифер Ридер и почему читать про фильм, возможно, даже интереснее, чем его смотреть.

Трудная девочка-подросток по имени Джонни Баптист (Киа Маккирнан) живет с отцом, страдающим от странных мигреней. Когда у мужчины случаются припадки, его лицо корежит, словно фильтр в Snapchat. Однажды родственник теряет сознание в ванной и решает отправить дочку подальше от дома, к тете Хильде (Алисия Сильверстоун): она объяснит, что происходит с папой, а заодно морально подготовит племянницу к страшной правде, которая рано или поздно сама настигнет Джонни по достижении совершеннолетия. Оказывается, героиня может впадать в транс и принимать облик других людей.

Девушку ждет и другое испытание — интеграция в новую школу, живущую по своим сумасшедшим правилам. В этом учебном заведении директор устраивает профилактические шутинги, чтобы подготовить учеников к потенциальному захвату, — тех, кого «застрелили», могут даже отстранить на неделю. А еще Баптист узнаёт о таинственных случаях пропажи подростков в городе. И использует свои способности, чтобы найти преступников.

Сюжет «Проклятого наследия» трудно объяснить в двух словах. Ведь на экране постоянно творится что-то необъяснимое и причудливое — причем связать все дикие сцены в единую историю иногда крайне сложно. Джонни истекает кровью, впадает в транс и меняет облик. Школьный директор в маске объявляет незапланированный шутинг и бегает по классам в поисках жертв. А вечерами по городу разъезжает карикатурный полицейский: он караулит подростков, сидя в своем маскулинном «форде», — возможно, мужчина и есть тот самый похититель тинейджеров. Добавьте к этому около десятка необъяснимо гротескных персонажей — от сотрудницы школы со вздувшимся носом после, кажется, ринопластики до зловещей тети героини — и вопросов будет еще больше.

Если мыслить глобально, смысл «Проклятого наследия» не такой уж и сложный. Например, это кино о женской солидарности и эмпатии: главная героиня буквально побеждает плохих мужчин за счет умения чувствовать эмоции других людей — ну и, разумеется, не без помощи подруг. Или можно смотреть фильм как едкую насмешку над патриархатом: что полицейский на гигантском «форде» и с солнцезащитными очками, что директор школы, возомнивший себя профилактическом шутером, — Ридер откровенно не жалует мужчин, в чьи руки по каким-то неведомым причинам попала власть. А еще кино подхватывает размышления из классики Дэвида Линча: о том, как в маленьких городах разрушаются судьбы, а идеальная американская семья съедает сама себя.

Смысловую эклектику Ридер подкрепляет эклектикой визуальной. Скромно снятый малобюджетный хоррор периодически разражается то сценами из кроненберговских боди-хорроров с кровью и телесными трансформациями, то экспериментальными клиповыми приемами: судорожным монтажом, эффектом калейдоскопа и контрастным освещением.

Единственная и самая важная проблема картины заключается в ее же несобранности. Ридер мастерски заимствует приемы у самых разных творцов, но сам фильм начинается из ниоткуда и заканчивается ничем. Линчевский хоррор так и остается лишь недостижимым ориентиром: для нового классика американского сюрреализма у Ридер слишком клипмейкерский взгляд: она закапывается в различные мотивы и мыслит не столько красочными образами, сколько лозунгами и твиттерскими тредами.

Для современного социального жанрового автора в духе Джордана Пила у Ридер тоже всё не так гладко. Если режиссер «Прочь» и «Мы» в каждом фильме переосмыслял традиционные каноны и смешивал их с проблематикой темнокожих (так, «Нет» превратился из инопланетного хоррора в драму о месте афроамериканцев в поп-культуре), то андеграундная авторка неразборчиво расхватывает из истории кино всё что можно. В «Проклятом наследии» встречаются ужасы о вампиризме и оборотнях, социальная сатира, ведьминское фэнтези и триллеры о маньяках — получается несколько разных фильмов в одном. И это совсем не комплимент: кажется, мастер короткометражного формата, которая нашумела с фестивальными короткими метрами, просто не может вырваться за рамки десятиминутных историй — и продолжает склеивать из них полтора часа бессвязных разговоров о самом важном.