«Партенопа» Паоло Соррентино: Из жизни отдыхающих
В российский прокат вышла «Партенопа» — десятая полнометражная работа Паоло Соррентино, режиссера «Великой красоты» и «Молодого Папы». Это фильм о девушке необычайной красоты и одновременно о родине постановщика, городе Неаполе. «Партенопа» получила смешанные оценки, но стала хитом проката в Италии. Рассказываем о достоинствах и недостатках нового фильма Соррентино.
1950 год, Неаполь. В состоятельной семье прямо в прибрежных водах рождается девочка, которую называют именем сирены — Партенопой. Спустя 18 лет она становится таким сгустком солнечной энергии и красоты, что все мужчины в нее немедленно влюбляются. Гребцы, проплывая под ее окнами, бросают весла, друг детства Сандрино (Дарио Айта) тайком вдыхает запах ее белья, и даже старший брат, сумрачный Раймондо (Даниэле Риенцо), смотрит на девушку с нездоровым интересом.
Партенопа (Челесте Далла Порта) между тем предпочитает проводить время за книгами Джона Чивера, поступает в университет, едва не становится актрисой, но в конечном счете решает заняться наукой и изучать антропологию.
Для тех, кто по какой-то причине еще не знаком с творческим методом Паоло Соррентино, знакомство через «Партенопу» будет или лучшим днем жизни, или кошмаром. Это кино Соррентино, выкрученное на двухсотваттную мощность, перебирающее красоты: в кадре едва ли не ежесекундно голые тела, классическая архитектура, безмятежная гладь моря и другие важные составляющие средиземноморского пейзажа. Смотреть на окрестности летнего Неаполя — в принципе одно удовольствие, а всякий раз, когда Челесте Далла Порта зазывно блещет своими девичьими глазами, приходится пару минут восстанавливать дыхательную функцию. Но на длинной дистанции начинают проявляться слабые места.
Вальяжная необязательность происходящего во многих эпизодах. Небрежно написанные персонажи: скажем, для описания Раймондо, старшего брата и одного из главных людей в жизни Партенопы, используется только одно прилагательное — ранимый, и больше об этом красивом молодом человеке сказать действительно нечего. После 40 минут изысканная конструкция фильма понемногу разваливается, и к концу это уже не кино с повествованием, а живописное нагромождение сусальных красот и печальных мыслей.
При этом на уровне идей здесь всё тяготеет к грубоватому символизму. «Партенопа», как и другие работы Соррентино последних лет, с ее физиологическими метафорами и поэтическим ладом, с одной стороны, буквально умоляет о покадровой расшифровке, а с другой, занявшись этим, рискуешь утонуть в пошлости. Понятно, что режиссер рифмует судьбу героини с разными сторонами истории Неаполя (изначально называвшегося — по имени мифической сирены — Партенопой). В фильме в итоге каждый герой — лидер каморры, кардинал Собора Святого Януария, строгий университетский профессор, стареющие актрисы — не живет, а что-то отчаянно олицетворяет. Каждая их реплика несет в себе едва замаскированное обобщение.
«В конце жизненного пути остается одна лишь ирония». «Нищая любовь… может быть, она даже и лучше». «Красота как война, она распахивает все двери». Через такие фразы весь фильм приходится продираться хорошим актерам. Ловчее других выкрутился Гари Олдман: с учетом того, что он появляется в роли Чивера в общей сложности минут на десять, треть из которых курит или падает со стула, работа над ролью у него явно заняла несколько часов. Соррентино хочет быть поэтом, но все его рифмы, метафоры, цепочки очевидных и неочевидных символов — это инструментарий, средства, но не сами стихи.
Впрочем, сколько бы режиссер ни пытался изрекать мудрости, сколько ни супил бы брови, ракурсы выдают его. Ложбинки, бретельки, бесстыжие глаза артистки, исполняющей главную роль, — в конечном счете единственное, ради чего затевалась «Партенопа». И как раз в силу этого, в нравственном смысле довольно сомнительного, обстоятельства фильм Соррентино не безнадежен. Увидеть его, как и Неаполь, не бесполезно. Смотреть от начала до конца — практически невозможно. Но, черт возьми, как же это красиво.