«Медея»: «Нас, женщин, нет несчастней»

Сегодня в прокат вышел мистический триллер Игоря Волошина по сценарию Василия Сигарева «Медея». Рассказываем, как античный сюжет лег на национальную почву и почему нам ни в коем случае нельзя злиться. 

Идея создания русского хоррора о непростой женской судьбе родилась у Василия Сигарева где-то между проживанием огромного успеха новогодней народной комедии «Страна ОЗ» и съемками зомби-хоррора «Z» — рекламы элитного московского жилого комплекса «Зиларт». В пандемийном 2020 году Сигарев вместе с продюсерской компанией питчинговал идею «Медеи» Фонду кино, где в дримкасте значились Яна Троянова и Кирилл Кяро. Однако что-то пошло не так, и зритель пока не увидит российскую Медею в исполнении Трояновой. На смену Сигареву в режиссерское кресло сел Игорь Волошин — автор детективного триллера с Лукерьей Ильяшенко «Одержимая» и популярного сериала «Коса». Самое лучшее из того, что Волошин мог принести в фильм, — это лицо его жены Ольги Симоновой, на котором печать рока будто лежит с самого рождения. Но об этом позднее.

Очкастая девчушка нарезает круги вокруг очередного «человейника» на окраине Санкт-Петербурга. Ее детство разделено на «до» и «после» страшным мгновением — прямо перед ее вздернутым носом на асфальт с 20-го этажа приземляется серый котик Сеня, и вовсе не на все четыре лапы. Прямиком за ним на площадку выбегает Лиза (Ольга Симонова) — не доглядела, не хотела или помогла бедному Сене расстаться с девятой жизнью? Из телефонного разговора узнаем — Сеня остался жить с Лизой после расставания с мужем, как и два близнеца Ярик (Никита Колпачков) и Миша (Кирилл Колпачков) в самом непростом возрасте между детством и отрочеством. Бывший муж (Павел Деревянко) ушел к более молодой, «доброй» и «умной» любовнице (Паулина Андреева). И все они, конечно, «прекрасные люди», пытаются наладить семейные отношения, настойчиво предлагая Лизе забыть и двигаться дальше. Но главная героиня предпочитает проводить вечера в компании «красненького» и телевизора, а не внезапно расширившейся семьи. 

Из еще одного телефонного разговора узнаем, что Лиза — сирота из детдома, но какая-то подозрительная женщина, назвавшаяся тетей, звонит сообщить, что ее мать умерла. Скоро эта особа из загробного голоса в трубке материализуется на пороге Лизиного дома и рассказывает не самую приятную семейную историю: оказывается, женщина проклята, а ее дети обречены на смерть из-за сатанинских ритуалов, которые проводила прабабка-ведьма. Пока героиня пытается разобраться, нанял ли муж актрису ТЮЗа, чтобы отобрать у нее близнецов, на экране начинаются фантазии на тему «тысяча и один способ убить своих детей». Туда входят следующие пункты: разреши детям поиграть в прятки, сходи с ними погулять в лес, живи в квартире с газом, в доме с доступом к бассейну или просто на очень высоком этаже. Внезапно рутинные вещи, о которых даже не задумываешься в течение дня, начинают истязать Лизу, обнажая свою порочную сущность.

Опасность кроется повсюду, нужен только некий агент, способный подтолкнуть к краю. В фильме это отталкивающего вида лысые мужчины, один в черном пальто, а другой совсем без одежды с кожей ртутного цвета. Наверное, именно таких изображают в книжках по воспитанию с подписью «ни в коем случае не говори с незнакомцами». Но наши друзья из кошмаров и говорить не могут — разве что Карлик из Черного вигвама разберет наречие абсолютного зла.

В то время как «сущности» пугают молча, «дьявольский мобильник» Лизы звонит с остервеневшим постоянством, а собеседники на другом конце провода не привыкли молчать. Единственные по-настоящему тревожные моменты в фильме связаны как раз с пугающе натуралистичными диалогами — навык, который Сигарев отточил еще во времена работы охранником на заводе перегонки спирта и общения с приятелями из уральского детства в Верхней Салде. Поганые оскорбления, которыми взрывается смартфон, ширинка «понимающего» доктора из Ленобласти, страшные истории про зубастую матку мамы, которые лепечет картавый детский рот, — вот где кроется настоящий кошмарный портал в русскую хтонь, певцом которой когда-то решил стать Сигарев.

Всё оттуда же, из детства, безрадостный образ двух маленьких гробиков, лейтмотивом проходящий по творчеству Сигарева, — неувядающее воспоминание о соседке, которая потеряла детей. Главный вопрос, который мучил автора: как после этого можно продолжать жить? «Оказывается, можно всё пережить. Она родила еще детей, значит, она справилась. И мы справимся», — поделился он в интервью. Ответом на все вопросы стало многозначное название другой его режиссерской работы — фильма «Жить» об оттенках невозможного горя и всепоглощающей печали. 

С первого сценария Сигарев изучает изнанку искалеченного разума, совершающего вынужденное путешествие на тот свет за своими близкими. Роль богомерзких проводников на грань смерти выполняют до смеха знакомые персонажи-соседи: алкоголик, претендующий на жилплощадь старой матери, клиентка-медуза, рассуждающая об ужасах менопаузы, долговязый ничего не понимающий ресепшионист. Узнаваемые сигаревские персонажи населяют этот стилистически чуждый им мир. Приживается в нем только Ольга Симонова, чье белесое лицо, трагедийная маска хора, особенно выгодно выделяется в темных интерьерах калечного подсознания. Играя отчаяние женщины во власти собственных кошмаров, она при этом вынуждена стабильно истошно выкрикивать имена экранных сыновей и произносить уникальным беззлобным тембром фразочки вроде: «Ты че, дура?» и «Подъем, карандашня».

Древнегреческая концепция рока переосмысляется в рамках долга, мистический фатум вульгаризируется до банальной наследственной хвори: в злоключениях героини обвиняются не непреклонные боги или судьба, но столь же бессловесная, как древние идолы, генетика. Родовое проклятие здесь — не призраки прошлого и даже не травма покинутости, но прозаичный генетический код и секреты, которые он таит от своего носителя. Беззубый и плоский финал спасают последние мгновения, завершающие серию из пособия «Как убить ребенка», — череде ужасных сновидений противопоставляется еще более вопиющая реальность. Так почему же ни в коем случае нельзя злиться? А от этого может быть опухоль.