«Мартин Иден»: Конец прекрасной эпохи

В Okko вышла историческая драма Пьетро Марчелло «Мартин Иден». Экранизация классического романа Джека Лондона принесла исполнителю главной роли Луке Маринелли приз Венецианского кинофестиваля. Действие итальянский автор перенес из США в родной Неаполь.

«Мартин Иден» Джека Лондона долгое время воспринимался как один из ключевых романов прошлого века, хотя уже герой «Пнина» Набокова удивлялся, что американцы эту книгу не читают. Возможно, и потому, что «Идену» парадоксально не везло с экранизациями. Пара малозначительных американских фильмов (в 1914-м и 1941-м), советский телеспектакль с Юрием Богатыревым — в общем, все. Жаль только, что мы, наверное, уже никогда не увидим вольную интерпретацию романа «Не для денег родившийся», для которой написал сценарий и сыграл главную роль Владимир Маяковский.

В любом случае, фильм Пьетро Марчелло — лучшая из киноверсий книги, а заодно сенсация кинофестивалей. Лука Маринелли был заслуженно награжден в Венеции за главную роль. Теперь и мы можем оценить эту итальянскую фантазию, в рамках которой оригинал Лондона оказался скорее поводом к разговору.

Напомним сюжет: молодой моряк Мартин (Маринелли) случайно знакомится с богатой и привилегированной семьей. Вдохновленный вниманием молодой девушки (Джессика Кресси), дочери хозяина дома, герой начинает путь к самосовершенствованию. Мартин усиленно занимается самообразованием, попутно открывает в себе писательский дар. Но к тому времени, как его многолетние усилия принесут плоды, Мартин окончательно разочаруется в творчестве, любви, «низком» и «высоком» обществе. Опустошенный апологет индивидуализма выбирает смерть.

Для Лондона это история о том, как человека уничтожил прыжок через социальную пропасть между бедняками и хозяевами жизни. В романе много рассуждений о социализме, благодаря которым писатель был одобряем и многократно экранизировался в Советском Союзе. А для нескольких поколений молодых людей ницшеанствующий одиночка Мартин Иден был сам по себе привлекателен как ролевая модель. Его история косвенно предсказала судьбу самого Лондона, покончившего с собой на вершине успеха, и, кстати, Маяковского. Короче говоря, это, в каком-то смысле, юношеская книга, из которой у Марчелло вышло очень взрослое кино. Это снятая на пленку история Мартина Идена из Неаполя. А время действия специально размыто. Когда-то после Люмьеров, но до компьютеров, когда-то в XX веке.

Италия до сих пор предлагает лучший свет, воздух и декорации для кино, как и для живописи. Сегодняшний ренессанс киноискусства на Аппенинах был, конечно, неизбежен. Кстати, сценарий с Марчелло писал Маурицио Брауччи, работавший также над «Гоморрой» и «Пираньями Неаполя» о пацанах из современной итальянской мафии. Режиссер (да к тому же архивист), до этого снимавший только документальные фильмы, монтирует рассказ об Идене со множеством хроникальных или псевдохраникальных кадров. Поскольку вся картина снята на пленку, которая кажется немного выцветшей, это работа не на контраст, а на дополнение.

В результате вся картинка похожа на кинопривет из 1960-1980-х годов. Кажется, будто этот фильм можно было случайно увидеть ночью по телевизору. Может, Дзурлини, может, Пазолини, или Блие, или Эрик Ромер, или кто-то классом-двумя пониже, один из сотен обаятельных южноевропейских ремесленников. Вдобавок это, что подтверждает Марчелло, и дань уважения советскому кино — наш псевдонеореализм озарил Италию отраженным светом. Здесь рассыпаны отсылки к Илье Авербаху, в кинозале невероятным образом показывают Киру Муратову. То есть, атмосфера для нас узнаваема вдвойне. Картина притягивает своим призрачным, хонтологическим обаянием. Фильм — портал в ностальгическую виртуальность.

Лука Маринелли идеально вписывается в эту стилизацию. Как актер он наделен редким даром убедительно изображать на камеру тяжелое раздумье. Как киноперсонаж он похож на обобщенный портрет звезд той великой эпохи. Можно сказать, что он смахивает на Де Ниро, а можно счесть напоминающим Делона. Так из героя он волей-неволей превращается в фигуру, в знак, в призрак прошлого. Его движение по сюжету остается механическим, изначально предопределенным.

Новый-старый Мартин Иден по мере своего развития постепенно превращается из брюнета в блондина, приближаясь к идеалу белокурой бестии, а его зубы при этом подгнивают. Его индивидуализм, в отличие от версии Лондона, пожирает сам себя, потому что социалисты здесь тоже только элемент старомодной стилизации. Марчелло решает вопрос краха героя чисто кинематографическими средствами, растворяя память о прошлом в документальной хронике, смешивая эпохи и подсылая навстречу Идену его двойника.

Иден прав, заметив, что великая античная философия и великая русская литература могли быть созданы только людьми, имеющими счастье не работать. XX век с его манией писательства и всеобщим образованием подарил иллюзию, согласно которой любой человек мог подняться над собой и создать нечто великое. В начале своего пути Мартин пафосно заявляет, что хотел бы стать одним из глаз, которыми смотрит на себя мир. Теперь мы знаем, что мир осветил себя миллионами маленьких глазков-камер, а вместо больших высказываний остается лишь имитация больших форм прошлого. Невозможность говорить — последняя экзистенциальная трагедия, уничтожившая Идена от Марчелло. Но нас, зрителей, не смутит молчание; фильм такой красоты можно смотреть и без звука.