Из земли и палок: «Дикая семейка» — кукольная эко-френдли анимация для детей и взрослых

В российском прокате можно встретить «Дикую семейку» — второй полный метр Клода Барраса, показанный ранее в Каннах и на престижном анимационном смотре в Анси. Девять лет назад Баррас громко заявил о себе «Жизнью Кабачка» по сценарию Селин Сьямма: пронзительный дебют наградили в Сан-Себастьяне и номинировали на «Оскар». Новый кукольный фильм режиссера не встретил такой яркий отклик, как работа в паре с французской режиссеркой, однако всё равно заслуживает внимания. Особенно тех, кому западают в душу сюжеты про экологию и проблемы коренных народов вроде недавнего мультфильма «Четыре души койота».

На севере острова Борнео, в малайзийском штате Саравак, живут отец с дочерью. Мутанг работает сборщиком урожая на плантации по добыче пальмового масла, 11-летняя Кериа ходит в школу, зависает в соцсетях и тоскует по покойной матери. Однажды они спасают малыша орангутана, чью маму застрелили охранники местной корпорации. Малыша назвали Оши и оставили жить в комнате девочки. Вскоре в доме появился еще один ребенок — юный кузен Селай: родители отправили его во франкоязычную школу, пока борются с вырубкой лесов. Так Кериа знакомится с народом пенан, родственниками по материнской линии, о которых раньше ничего не знала. На уроках такое не проходят, разве что сверстницы восклицают: «Ах, ты, оказывается, из диких».

Оригинальное название Sauvages, собственно, так и переводится. Однако швейцарский режиссер Клод Баррас подразумевает, что «дикари» в действительности те, кто вырубает леса ради прибыли и живет по закону «после нас хоть потоп». Аналогично работает заглавие, скажем, зомби-саги «Ходячие мертвецы», где подвижными трупами, жестокими и ограниченными в действиях, являются скорее выжившие, а не вернувшиеся с того света. Впрочем, критикуя финансовых воротил, на чьей стороне и закон силы, и связи в правительстве, и неограниченные ресурсы, постановщик стремится комплексно подойти к вопросу отношений человека с природой в случае обычных людей и не сводить всё к отказу от технических достижений.

Поначалу Кериа не слишком-то рада дальнему родственнику: с вежливым, но незнакомым кузеном приходится делить комнату, школу и даже Оши. Селаю, конечно, тоже нравится спасенный орангутан, которого нужно кормить молоком из бутылочки с соской. В первый же учебный день столкнувшись с насмешками старшеклассниц, он решает вернуться в джунгли — к облегчению Керии. Только за мальчиком увязывается орангутаненок, а значит, девочке тоже придется ступить на запретную территорию дикой природы, где, по легенде, маму и съел леопард.

Совместное приключение, естественно, разрушает барьер между родственниками. Поспотыкавшись о каждую лиану и оценив бессмысленность GPS в отсутствие вышек, Кериа начнет всё больше общаться с Селаем — поначалу вынужденно, а потом и не без интереса. Буквально каждый шаг вглубь леса окажется для девочки путем к себе: узнавая больше о традициях пенан и о джунглях, она ощутит связь с матерью-активисткой, коренной культурой и природой вообще. Кериа учится брать не больше, чем нужно, видеть знаки в окружающей жизни, выбирать сторону угнетаемых, а не доминирующих. В последнем детям немного помогут соцсети — как пример важности огласки. Хотя сам режиссер понимает, что изобразил общественную реакцию несколько утопически (по сюжету народ всколыхнулся, когда у видео Керии было только четыре тысячи лайков).

В пересказе кропотливая работа Барраса может показаться более прямолинейной, чем выглядит в динамике: приземленность кукольной анимации заметно компенсирует вынужденные упрощения сюжета для юной аудитории и градус экологического пафоса. Режиссер провел детство в альпийских горах у бабушки с дедушкой, где тоже ощутил связь с природой и навсегда осознал ценность ручного труда, — потому «Дикая семейка» выполнена именно в такой технике и с минимальным использованием нефтепродуктов вроде силикона, что, возможно, чуть огрубило дизайн и декор. Зато ощущается личный контакт с материалом, как в недавней картине «Запрещено собакам и итальянцам» француза Алена Угетто: тот использовал для мультфильма о фамильной истории в водовороте XX века сырье, найденное на месте событий, включая шишки, камни и прочие мелочи. Баррас же побывал в джунглях Борнео, общался с исследователями, активистами и представителями народа пенан (к слову, все сумки и духовые трубки для фильма изготовили они — в традиционном стиле).

«Правда» материала в данном случае играет едва ли не большую роль, чем сюжетные или идейные изыскания: все-таки 90 минут — слишком мало, чтобы серьезно погрузиться в темы, о которых трубят как минимум лет пятьдесят. За это время экологическая катастрофа в Борнео привела к сокращению числа местных орангутанов в десять раз (до восьми тысяч), а проблема коренных народов, чьим символом для многих стали пенан, остается неразрешенной (сейчас насчитывают около 10–16 тысяч представителей этой культуры). Примечательно, что Баррас не единственный швейцарец, озабоченный этой темой: уже десять лет в Саравак ездит его земляк-фотограф Томас Вютрих.

Опираясь на собственные детские воспоминания и ощущения, Баррас обращается к иным географическим координатам, подобно тому, как Хаяо Миядзаки в «Принцессе Мононоке» перенес насущные энвайронменталистские проблемы на шесть-семь веков назад. Кстати, причина, отчего швейцарец не снял аналогичную историю о горных фермерах родины, — работа другого мэтра из Ghibli. Полвека назад Исао Такахата мастерски, по словам Барраса, воплотил соответствующий быт в аниме «Хайди — девочка Альп». Теперь же настала пора Барраса передать эстафету: напомнить, что Земля нам не принадлежит, «мы ее одолжили у наших детей».

Впрочем, границы оптимизма автора хорошо обозначает песня Даниэля Балавуана «Все крики S.O.S.» (Tous les cris les S.O.S.), звучащая на финальных титрах. Сразу после эффектного кадра с «плачущей» горой, у которой лицо пожилой женщины — матери-природы.