«Долгожданный рассвет» Саверио Костанцо: Дожить бы до финала (всем)

В Okko вышла историческая драма итальянца Саверио Костанцо «Долгожданный рассвет», где любимец Венецианского фестиваля рассуждает о природе кино и о цене, которую нужно платить за место на «фабрике грез». Выясняем, почему режиссер разочаровывается в коллегах, а зритель — в фильме.

Персонажи Саверио Костанцо всегда одиноки. В дебютном «Личном» палестинская семья находилась в заложниках у израильских солдат, в «Памяти обо мне» терзаемый внутренним конфликтом молодой человек уходил в монастырь, в «Голодных сердцах» одержимая здоровьем сына женщина отдаляла себя и сына от социума, а в «Одиночестве простых чисел» судьба неприкаянных героев вынесена прямо в заголовок. «Долгожданный рассвет», в котором застенчивая девушка отправляется на пробы во всемирно известную киностудию «Чинечитта» (съемки самой картины проходили там же) и не вписывается в тамошнюю компанию, логично продолжает фильмографию режиссера.

Скромница Мимоза (Ребекка Антоначи), которую мать считает не самой красивой, зато отличной — потому что «покладистая» — женой для будущего супруга, решается на подкинутую новым знакомым авантюру. Накануне свадьбы она вместе с сестрой — той, что «посимпатичнее», — пытается пробиться в массовку очередного американского фильма. По мнению Мимозы, роль в блокбастере способна избавить ее от нежеланного брака и давления родителей, а потому она всем сердцем надеется на успех. Увы, чуда не происходит — в очередной раз ей предпочли милашку-сестру.

На послевоенные годы и 1950-е, когда разворачивается действие «Долгожданного рассвета», пришелся расцвет студии «Чинечитта», где американцы за относительно небольшие бюджеты умудрялись делать масштабное кино. Именно поэтому там оказывается голливудская звезда Жозефина Эсперанто (Лили Джеймс) — ей предстоит сыграть величественную египетскую правительницу. Неконвенциональная внешность и кротость Мимозы привлекают актрису, и она предлагает ей исполнить роль прислужницы, а после смены — подвезти домой, попутно заскочив на вечеринку.

Весь день (и ночь) Мимозы подчиняется воле случая. Она — классический образец пассивного персонажа, на который то и дело сыплются события: то мужа нашли, то на пробы пригласили, то на роль взяли, то в машину усадили, то на пирушку привели… Героиню сложно назвать ребенком (по сюжету ей 21), поэтому формула, уместно выглядящая в подростковом кино, «Долгожданному рассвету» не к лицу. Вырвавшийся на свободу тинейджер может пускаться во все тяжкие, подражая тем, кто постарше (это они дали запрещенные вещества, это они указали дорогу в спальню, это они извратили меня), но опять же Мимоза далеко не подросток, особенно по меркам 50-х.

Метафора девственного цветка, преждевременно распустившегося в разгар зимы, тоже непонятна. То есть если девушка по имени Мимоза начала рано жить (мы выяснили, что не рано), то почему же она настолько несамостоятельна и нестойка, в отличие от пушистого желтого растения? Познакомившись с нравами кинотусовки, она принимает одно-единственное решение: покинуть вечеринку, правда, уже на рассвете, когда веселье и без того давно завершилось. Финал и вовсе обескураживает: то ли проводимые киношниками обряды инициации так раскрепостили героиню, то ли она разглядела в себе львицу (хотя с чего бы вдруг?), но возвращение домой со львом — тем самым, что сбежал со съемок, — выглядит как издевка над зрителем, сумевшим отчего-то не заснуть во время длинной ночи Мимозы.

Что хотел сказать Саверио Костанцо — неясно: то ли признаться в любви кино, то ли поерничать над эго кинематографистов (отборщики Венецианского фестиваля не лишены самоиронии, раз отобрали картину в основной конкурс), то ли предупредить об опасностях профессии будущих кинематографистов. Довольно опытный режиссер Костанцо беззастенчиво увлекается приевшимися элементами, поверхностно изображая эпоху через разгуливающих среди обычных римлян центурионов, подглядывающих за артистами босоногих мальчишек и обилие бутафории в кадре. Магией национального кино при таком наборе и не пахнет, что обидно, ведь у мимозы сильнейший аромат!

Определить тон «Долгожданного рассвета» тоже не представляется возможным. Фильм кидает от взволнованности к потрясенности, будто невротика, которого застали врасплох. Попытка отдать дань уважения итальянскому кинематографу проваливается прямо на глазах, как и желание Мимозы выставить себя по указке покровительницы скандинавской поэтессой. Однако если почти захлебнувшуюся в панической атаке героиню фильма спасает объект ее обожания (американский актер, конечно), то Костанцо, к сожалению, не помог никто из блестящего каста: Альба Рорвахер, Уиллем Дефо, Джо Кири, Рэйчел Сеннотт выглядят бездушными марионетками.

К тому времени, когда конец «Долгожданного рассвета» все-таки наступит, облегченно вздохнут все: и персонажи фильма, и зрители. «Наконец-то это закончилось», — хочется прошептать в финале после утомительного и мучительного сеанса. Поскорей бы домой.