«Я устала от гиперреалистичности»: Интервью с Любовью Мульменко, режиссером фильма «Фрау»

В российский прокат вышла «Фрау» — трагикомедия о продавце печального образа, который влюбляется в балерину пермского театра. Главных героев сыграли поэт и инди-музыкант Вадик Королёв из группы OQJAV (для него это вторая крупная роль после «Человека из Подольска»), а также Лиза Янковская. На фестивале актуального кино «Маяк» Янковская победила в актерской номинации, а Любовь Мульменко получила приз за лучший сценарий. Накануне премьеры мы пообщались с автором и выяснили, почему ее герой любит Тиля Уленшпигеля, какие советские фильмы пародирует «Фрау» и как вентилятор помогает в борьбе с комарами.

Ваня — холостой консультант из магазина «Охотник и рыболов». Он живет в Перми в старомодной бабушкиной двушке и слушает аудиоспектакли про Тиля Уленшпигеля. Но главное: этот милый чудак мечтает встретить свою фрау. В своей жизни он встречал фрау лишь однажды, но та не ответила ему взаимностью — тогда Ваня написал о несостоявшейся любви грустные мемуары и назвал их «Ледяная сказка». Вдруг Ваня, посмотрев «Жизель» в местном театре оперы и балета, влюбляется в танцовщицу Кристину. Та живет с матерью и бабушкой, крутит вялый роман с женатым травматологом Гришей. После очередного выступления Ваня дарит Кристине синие васильки, и девушка дает наивному романтику шанс.

– «Фрау» победила в двух номинациях на фестивале актуального кино «Маяк». При этом кино нарочито условное, главный герой тут, по словам Кристины, — «ретро-человек», он будто не принадлежит современности. Как вы считаете, можно назвать «Фрау» именно актуальным фильмом?

Любовь Мульменко: Это, конечно, вопрос к отборщикам, какие у них критерии. Я видела все фильмы «Маяка», и мне не показалось, что их объединяет именно сверхактуальность. Думаю, в случае с «Фрау» какую-то связь с современной реальностью дает исследование постсоветской «женской семьи» — когда мама, бабушка и внучка живут вместе. Кристина выросла с установкой, что успешный человек должен быть успешен и в матримониальном смысле, что нужно непременно эвакуироваться в дом, где будет ждать муж, — тогда можно считать, что ее женский проект состоялся. И «Фрау», мне кажется, развенчивает идею о том, что любой ценой нужно найти свою вторую половинку. Хорошо, если она найдется, но не стоит этого так натужно хотеть. Может быть, если перестать об этом думать, то твой женский или мужской проект осуществится быстрее, без специального давления. В последние годы риторика вокруг семьи как скрепы усиливается, а фильм полемизирует с идеей консервативного застревания в правилах прошлого. Вернее, он предлагает эти правила пересмотреть. Мне кажется, это делает его не бессмысленным в 2024 году.

– А разве Кристина испытывает какое-то давление извне? Я думал, ее желание обрести семью сугубо внутреннее.

Любовь Мульменко: Женщины в семье Кристины транслируют ей два противоречивых посыла. Мама, с одной стороны, говорит, что все мужики — уроды и она бы их всех поубивала. С другой стороны, когда конкретный мужик Ваня, претендент на руку и сердце Кристины, приходит к ним в гости, мама и бабушка начинают его всячески обхаживать и даже трепетать перед ним. И Кристина чувствует здесь какое-то лицемерие. Мужчина все-таки — это зло и опасность? Или приз, за который нужно сражаться? При этом ей ужасно не хочется продолжить традицию женского одиночества в третьем поколении, она мечтает, чтобы всё сложилось по-другому, не как у мамы и бабушки. И, наконец, самая сильная установка, что любой ценой надо создать семью, находится в голове у главного героя, он ее постоянно артикулирует. Есть сцена, когда подруга с работы спрашивает его: «А зачем тебе жена?» Ваня отвечает: «Как зачем? Как и всем людям — для смысла жизни». На монтаже по техническим соображениям мы отрезали финал этой реплики: «…для смысла жизни и малявок рожать». Очевидно, что Ваня говорит не своими словами, а воспроизводит штамп. Он так воспитан, и это его подводит.

– Почему фильм называется именно «Фрау»? Мне кажется, в рамках мелодраматического сюжета был бы более привычен вариант, скажем, «леди» или «мадемуазель». К тому же в немецком языке «фрау» — это все-таки уже замужняя женщина, не молодая девушка.

Любовь Мульменко: Во-первых, мне бы не хотелось определять «Фрау» как мелодраму. В фильме все-таки есть очень важный для меня комедийный компонент. Поэтому когда прокатчик попросил сформулировать жанр, я написала: драма, комедия. Мы ведь не переживаем всерьез, на голубом глазу то, что происходит с героями. Там все-таки есть некоторая отстраненность, которую я на всех уровнях старалась подчеркнуть. И судя по тому, что люди смеются в зале, это получилось. Что касается названия «Фрау», то это документальная вещь. У меня был один друг, который всех женщин называл «фрау», было очень забавно. Я не думаю, что он это слово как-то специально выбирал, сидел-искал. Просто почему-то ему понравилась «фрау», и мне неинтересно в этом разбираться, как-то оправдывать это. Люди в реальности удивлялись:«Почему „фрау“?» И зритель пусть удивляется. Пусть у этого не будет никакого рационального обоснования. Еще мой друг любил всякие романы про рыцарей и книжку про Уленшпигеля. Так что эта деталь тоже от реального прототипа.

– Остальные черты Вани тоже были подсказаны жизнью?

Любовь Мульменко: Есть какое-то количество деталей, которое я взяла от других людей. Например, мой парень всегда очень пристально разглядывает посуду и столовые приборы на предмет их чистоты. Он приходит в любое заведение и на всякий случай машинально проверяет, всё ли там хорошо помыли. И мне показалось, что это хорошая деталь в копилку Ваниных педантичных странностей. Была еще сцена в фильме — она не вошла в монтаж, — где Кристина жалуется на комаров и просит Ваню включить фумигатор. Вместо этого он берет старый вентилятор, ставит на его подоконник, направляет в сторону открытого окна и включает. На вопрос Кристины «Как это поможет?» Ваня говорит: «Их будет выдувать, они не смогут к нам залететь». Такая же технология борьбы с комарами была у еще одного близкого человека. То есть я как будто гардероб собирала для героя, из разных мест притащила по вещичке.

– Важная часть вашего сценарного метода — это проводить основательный ресерч, чтоб побольше узнать быт героев, достоверно создать их речевые портреты. Когда сочиняется такая условная, полусказочная история вроде «Фрау», нужен ли такой ресерч? Или к такому материалу он не требуется?

Любовь Мульменко: Фильм требовал скорее внутренней археологии, интроспективной. Например, тот парень-прототип, с которым общалась, когда мне было лет 18, — я ведь еще тогда поняла, что он персонаж. Сначала я хотела сделать про него рассказ, затем — документальную пьесу. Он очень классно разговаривает, и стиль общения Вани — это моя прилежная имитация его манеры речи. Мы ходили с ним гулять, я записывала его монологи на диктофон. Но после того как я написала сценарий, я нашла эти старые аудио и поняла, что моя память сильно преобразила его манеру, творчески обработала. В сценарии герой говорит не так, как прототип в жизни. Но это не плохо. Я, разумеется, не стала ничего переделывать, чтобы быть ближе к оригиналу. У меня ведь не было задачи снять байопик про моего старого друга. Наоборот, у меня было желание сделать так, чтоб друг посмотрел фильм и понял, что это не про него, что это просто герой, которому я подарила какое-то количество нюансов его поведения. К счастью, так и случилось. Он уже два раза посмотрел фильм и очень доволен.

– Кристина ведь тоже говорит очень по-своему, не так, как Ваня. У нее был какой-то прототип? Или в ее случае была попытка воссоздать усредненный молодежный сленг, с этими бесконечными «забей»?

Любовь Мульменко: Мне кажется, Кристина разговаривает плюс-минус как я. Я ориентировалась на то, как я сама могла бы спросить или ответить, с поправками на ее настроения, состояния, обстоятельства. Но самое главное, что Кристина общается со своей подружкой Инкой так же, как я общаюсь со своими подругами. Это тип женской дружбы, который построен на теплых взаимных подколах, без сентиментальности. Я думала, что любая хорошая актриса справится с ролью подруги Кристины, но это не так. Мы попробовали несколько девушек, и они не попадали. И я даже не знала, как задачу поставить, понимала, что они не считывают этот юмор. И тогда я спросила у Лизы [Янковской. — Прим. ред.], — а мы с ней уже подружились, и абсолютно в Кристинином стиле, — есть ли у нее подруга-актриса, близкая. Она сказала, что есть, и тогда я попросила их записать парную пробу на телефон. И так по телефонной пробе на роль Инки мы утвердили Варю Маценову, реальную Лизину подружку. Это пример того, как речевой и жизненный опыт помогают актеру присвоить персонажа.

– А если взять, скажем, сцены в магазине охоты и рыбалки? Неужели здесь тоже не требовался ресерч? Это все-таки сложный контекст, его сложно достоверно воспроизвести без какого-то предварительного знания.

Любовь Мульменко: Кстати, да, здесь все-таки был ресерч. В Перми был один популярный интернет-форум, и там была рубрика, предположим — «Туризм, охота и рыбалка в Пермском крае». И вот я просто зашла туда, сидела, читала и какие-то забавные штуки брала, про рыбалку и снарягу. Мне нужно было чуть вспомнить, вдохновиться, это ведь не чужой для меня мир — я и сама ходила в походы, пока жила в Перми, выбирала себе спальник и палатку в магазинах вроде Ваниного. Но самый важный ресерч был на стадии работы со звуком, на постпродакшене: я очень хотела, чтоб в магазине у Вани фоном играли «Диалоги о рыбалке». Это старые смешные передачи, где под кантри-музыку ласковый мужской голос рассказывает, как, например, ловить карася. Оказалось, что мы не можем купить на них права, и тогда я сама сочинила четыре выпуска выдуманной программы. Для этого я прочитала много всего в интернете, как люди своими словами что-то объясняют про рыбалку, потому что здесь очень важна эта неофициальная бытовая интонация. В фильме мы четыре раза попадаем в магазин, и если кто-то заморочится, послушает не диалоги героев, а фон, то поймет, что он не случайный. Не просто так в этой сцене о карасе говорят, а в той — о щуке. Так что второй план у нас тщательно проработан на уровне звука.

– «Фрау» по своему визуальному языку сильно отличается и от «Дуная» и от других работ, сделанных по вашим сценариям. Там — густой реализм, здесь — разные формы условности: балетная постановка «Жизель», выполненная в черно-белой стилистике «Ледяная сказка», а также мир, в котором обитают Ваня и Кристина, — он ведь тоже немного приукрашен. Какая эстетика вам ближе на данный момент?

Любовь Мульменко: Я очень устала от гиперреалистичности, как когда-то я устала от документального театра. Это ужасно полезный этап, но дальнейшие выступления в этом жанре кажутся мне какой-то спекуляцией. Если бы я сняла, предположим, «Фрау» реалистично, это был бы полный провал. Пока я писала сценарий, я уже понимала, как я буду его снимать. «Фрау» могла быть реализована только на таком градусе условности. И следующая история, которую я буду снимать, — она тоже совершенно точно не будет гиперреалистичной. Придется для нее придумать какой-то еще способ работы с условностью, не такой, как во «Фрау».

– У вашего фильма два оператора. Как так вышло?

Любовь Мульменко: Это не творческое решение, а производственное. Мы снимали летний и зимний блок отдельно, с перерывом в полгода. Летний блок — это где-то две трети фильма — снимал Артём Емельянов, он же должен быть работать зимой. Но потом по производственным причинам съемки перенеслись с февраля на январь, а Тёма был занят, он не мог. И нам пришлось срочно искать замену. Это плохая ситуация. Для оператора-постановщика заходить на проект, где всё уже придумано, где он будет делить с кем-то титры, — так себе ситуация. Моя подруга, оператор Маша Фалилеева, несмотря на все отягчающие, согласилась, и я очень ей благодарна. На самом деле, очень сложно подстроиться под чужую стилистику. Маша пообщалась с Тёмой, он подробно рассказал ей, как работал со светом, какую оптику использовал, и всё получилось. То есть я вижу разницу между летним и зимним материалом, всё-таки Маша и Тёма — два разных самостоятельных автора, но зимой наше кино меняется и сюжетно тоже, поэтому сдвиги в визуальной части оправданны.

– В вашей картине звучит много советской музыки: пионерская песня из «Приключений Толи Клюквина», детская песня «Волшебный цветок», эстрадный хит Муслима Магомаева «Будь со мной». По какому принципу отбирался саундтрек?

Любовь Мульменко: Его диктует Ваня: он же «ретро-человек», он любит такую музыку. И важно, что мы берем именно детские советские песни: и «Волшебный цветок», и «Мы летом не грустим…» — они ведь больше про детство, чем про Советский Союз. Вообще, я стараюсь уже на стадии сценария принимать основные музыкальные решения. Песня про цветок, к примеру, была с самого начала. Как и симфоническая тема, которая звучит во время черно-белых вставок. Это старинная фламандская музыка, потому что Тиль Уленшпигель, как известно, родился во Фландрии. Редкая композиция, без автора, очень старая. Называется «Любовная сцена между Анной и Йорисом». И мне было важно, что она так называется. А Магомаева посоветовал мой второй режиссер Толя Бердюгин.

– Кажется, советское здесь присутствует не только на уровне музыки и деталей быта. Когда я смотрел эпизоды из «Ледяной сказки», у меня было отчетливое ощущение, что это вдохновлено советскими фильмами о любви.

Любовь Мульменко: Да, «Ледяная сказка» — это пародия на возвышенное советское кино о том, как молодые впервые встретились, например, в университете и пошли в парк есть сладкую вату.

– Вы какие-то конкретные фильмы пародируете?

Любовь Мульменко: Нет, это просто облако тегов. Возможно, есть что-то от «Доживем до понедельника» — в плане изображения, интонации, светящегося ч/б. Но мне не было важно искать, откуда растут ноги у моих фантазий.

– Мне показалось, что в «Дунае» и «Фрау» есть единая сквозная тема — поиск семейного счастья. В «Дунае» ведь что-то похожее происходит: фильм начинается как курортный роман, затем превращается в историю о том, как важно жить в моменте, но финальный кадр вносит новый акцент: девушка плачет, узнав, что не беременна. Видимо, для нее это не было основное — найти своего человека, обрести семью.

Любовь Мульменко: Нет, она плачет по другой причине: она впервые дает волю эмоциям. Она же весь фильм непроницаемая, застегнутая на все пуговицы, а в конце она разделась, приняла душ, плюс прояснилась ее ситуация с возможным залетом — в общем, всё кончилось. Думаю, если бы она обнаружила, что беременна, она бы плакала в два раза громче. (Смеется.) На самом деле, сквозная тема здесь другая — это тема мезальянса. Мне интересно сталкивать в паре двух очень непохожих друг на друга людей и смотреть, как они разберутся с этой непохожестью.