Там на неведомых дорожках следы невиданных зверей: Хорроры про деревню и освоение новых земель

В кинотеатрах идет «Жатва» греческой постановщицы Афины Рахель Цангари. Действие фильма происходит в Средние века в шотландской деревушке, куда внезапно наведывается картограф — вестник скорых изменений. Местные жители оказываются на пороге индустриальной революции и вынуждены приспосабливаться к современной действительности. Вспоминаем, из чего еще состоят хорроры про деревню и освоение новых земель.

Хотя картина Цангари скорее медитативная драма о трагедии неизбежных перемен, в ней всё же есть довольно пугающие сцены сельского быта, отсылающие к популярному в последнее время поджанру фолк-хоррора. В нём в качестве ужасного выступает идея о существовании древнего антигуманного уклада жизни, основанного на язычестве и поклонении силам природы.

«Народные» ужастики

В основе фильмов ужасов про деревню и освоение новых земель лежит деревенский фольклор — культура преданий, сформировавшаяся в изоляции, ландшафте и морали закрытого общества. Такие фильмы ужасов рассказывают о суевериях, культах или конфликте цивилизации и природы. Подобные сюжеты в хоррорах начали появляться с момента возникновения жанра. Например, в первом оккультном ужастике «Ведьмы» 1922 года датский режиссер Беньямин Кристенсен погрузился в исследование средневековых страхов и рассказал истории про одержимость Сатаной и ведьминские проделки в Средние века. А в «Големе» 1920 года Пауль Вегенер и Карл Бёзе поместили персонажа еврейского фольклора, оживленную глиняную статую, в центр городского хоррора. В форме безвольного глиняного исполина древние суеверия проникали в жизнь современного человека, и это столкновение настоящего и прошлого порождало пугающий эффект.

«Ведьмы» и «Голем» до сих пор определяют два основных направления фолк-хоррора: это исторический хоррор с аутентичной сценографией и реалистичная картина про столкновение архаики и современности. Однако фолк-хоррор как отдельный поджанр сформировался только к 70-м годам в Британии. Тогда один за другим вышли три фильма, исследующие природу «народного» ужаса: «Великий инквизитор» Майкла Ривза, «Кровь на когтях Сатаны» Пьерса Хаггарда и «Плетеный человек» Робина Харди. Эти три картины получили название «Нечестивая трилогия». В первой рассказывается про охоту на ведьм в XVII веке, во второй — о разгуле демонической силы в Англии начала XVIII века, а в третьей — про полицейского, угодившего в кельтский культ на шотландском острове.

С тех пор фолк-хоррор занял полноправное место среди поджанров фильмов ужасов. В 2010-х начался новый виток популярности фолк-хоррора, когда вышли «Список смертников» и «Поле в Англии» Бена Уитли, «Ведьма» Роберта Эггерса, «Солнцестояние» Ари Астера и «Гретель и Гензель» Осгуда Перкинса.

Самоизоляция как бунт против цивилизации

В 70-е фолк-хорроры отражали страх консервативного общества перед культурой хиппи и возвращением к архаике в 60-х, которые, в свою очередь, были реакцией на технократическую эволюцию. В десятые годы фолк-хоррор рефлексирует на тему романтизации язычества и оккультных верований как бунта против индустриализированной современности.

Хоррор М. Найта Шьямалана «Таинственный лес» рассказывает про протестантский поселок Ковингтон, расположенный посреди леса примерно в конце XIX века. Местные живут в страхе перед загадочными существами, которые обитают в чаще и периодически убивают скот. За лесом находятся «города», в которых никто не бывал, но старейшины деревни считают их оплотом порока и разврата. Однажды один из жителей получает ножевое ранение и ему срочно требуется медицинская помощь. Старейшины отправляют в город единственную незрячую девушку. Тогда выясняется, что на самом деле на дворе XXI век, а старейшины — группа идеалистов-эскапистов, организовавших закрытую аграрную общину в заповеднике, чтобы отдалиться от цивилизации. Теперь в деревне живут только их дети и внуки, не подозревая о состоянии современного мира.

Фолк-хоррор Шьямалана оборачивается социальной критикой идеологии по типу «раньше было лучше». На примере идиллической деревушки Ковингтон он обличает токсичную патриархальную культуру, которая под видом заботы ограничивает свободу и стремится к тотальному контролю. Насилие проникает в, казалось бы, защищенную от внешнего влияния общину в форме безумия — естественного следствия абсолютной изоляции.

Место действия — у черта на куличках

Деревня как основное место действия предполагает три главных аспекта: отдаленность от цивилизации, близость к природе и закрытость общества, которое полагается друг на друга и делит людей на чужих и своих. Появление постороннего как катализатора изменений, а следовательно, катастрофы формирует сюжет и в фильме «Жатва».

Афина Рахель Цангари в одном из интервью назвала свою картину вестерном как раз из-за места действия. Известный локус американских боевиков про ковбоев — это borderland, пограничное пространство без конца и края. Как раз в подобной точке располагаются многие деревни из фолк-хорроров. Их главная особенность — отдаленность от всего, а отсюда герметичность, сплоченность и зловещая секретность.

В уже упомянутом британском фолк-хорроре «Плетеный человек» полицейский инспектор Нил Хоуи прибывает на остров Саммерайл, чтобы расследовать исчезновение школьницы. Однако местные не идут на контакт, а мать девочки вообще утверждает, что у нее никогда не было дочери. Хоуи начинает подозревать масштабный заговор, в центре которого стоит местный лидер самоуправления — мировой судья лорд Саммерайл. Полицейский решает, что девочку прячут, чтобы использовать в качестве жертвы в грядущем кельтском ритуале. Однако в финале выясняется, что школьница была лишь приманкой для самого Хоуи.

«Плетеный человек» отражал страх конформистского христианского общества Британии перед сексуальной революцией и закрытыми коммунами, отказывающимися подчиняться общепринятым правилам.

Внутренняя религия террора

Закрытость общества, близость к природе и безапелляционное доверие «своим» делают население деревни податливым к манипуляциям. А также возрождают древние суеверия, когда окружающий мир был не просто фоном существования, а тем, что определяло темп жизни. Тогда обычные случайности превращались в зловещие закономерности и наделялись сакральным значением. Именно поэтому деревни часто изображаются вместилищем различных культов как радикального отражения мышления закрытого общества.

В «Плетеном человеке» жители острова Саммерайл практиковали ритуалы древнего кельтского язычества. Хотя главному герою не повезло оказаться по ту сторону баррикад, религия островитян вовсе не была похожа на мрачную зловещую секту. Жертвоприношение скорее напоминало большой праздник, а убийство было лишь частью веселья. Ту же тональность светлого культизма Ари Астер транслировал в «Солнцестоянии».

Герои этого фолк-хоррора отправляются в шведскую деревню на праздник летнего солнцестояния для изучения местных обычаев. Вскоре выясняется, что ритуалы далеко не так безобидны, а туристам уготовано особое место на торжестве. Хоть жители деревни и практикуют человеческие жертвоприношения и другие кровожадные обряды, в основе их веры — идея о социуме как едином организме. Именно поэтому одна из приезжих — Дани, переживающая чудовищную трагедию, решает примкнуть к деревенским. Их общество дарит ей то ощущение тепла, близости и поддержки, которое девушка не смогла получить в традиционных отношениях со своим бойфрендом.

Общество прежде индивида

Тем не менее закрытые деревенские общества могут быть жестоки не только к чужакам, но и к своим. В таких коммунах многое строится на поддержке и взаимовыручке, поэтому они стремятся к тотальному единству, а следовательно, уничтожению инакомыслия, слабости, болезни и других дефектов, мешающих нормальному функционированию.

Эта сторона деревенского ужаса легла в основу фильма Северина Фиала и Вероники Франц «Одержимая». Его действие происходит в Австрии XVIII века. Главная героиня, простая крестьянка Агнес, выходит замуж. Однако ее надежды на счастливую семейную жизнь рушатся, когда выясняется, что муж не торопится заводить ребенка, а сварливая свекровь постоянно вмешивается в их быт. Новая тяжелая работа и безрадостная семейная жизнь потихоньку сводят Агнес с ума, но она пытается найти утешение в Боге и природе. В конце концов девушка идет на отчаянный шаг и убивает случайного ребенка. Так как самоубийство в христианстве считается тяжким грехом, Агнес лишает жизни безгрешное создание и добровольно идет на плаху — так и девушка получит отпущение грехов, и ребенок сразу попадет в рай.

Сюжет кажется совершенно абсурдным, но самое страшное в нём то, что сценаристы не выдумали его, а вычитали в судебных архивах XVIII века. Оказывается, такая практика была очень распространена в тот период, особенно среди женщин.

В итоге из «Одержимой» с ее крайне мрачным сюжетом получился даже не хоррор, а реалистичная и потому особенно страшная историческая драма о лишнем человеке. Главная героиня, предпочитающая грубому обществу крестьян компанию бабочек и стрекоз, становится жертвой социальных норм, принимая страшное решение, противоречащее всей ее природе.

Темные силы природы

Многие фолк-хорроры вообще игнорируют современность в стремлении экранизировать древние поверья и проникнуть в сознание людей из прошлых эпох. Там они находят множество параллелей с современностью, как Фиала и Франц в «Одержимой». Этим методом работы славится Роберт Эггерс — мастер стилизации и дотошной реконструкции выбранного цайтгайста. В своем дебютном фильме «Ведьма» он рассказал историю пуританской семьи из Новой Англии XVII века.

В начале картины главных героев изгоняют из деревни — им приходится поселиться в одиночестве на опушке леса. Вскоре семью начинают терроризировать темные силы, обитающие в чаще, однако они подозревают в ведовстве старшую дочь Томасин.

Безупречно поставленная картина демонстрирует перверсии репрессивного патриархального общества, в котором свобода, естественность, сексуальность приравниваются к проявлениям темных сил. Ведьмы и Сатана становятся проводниками иррациональных сил природы, которые уничтожают проблемное семейство, ведь оказывается, что помимо социальных норм их ничего больше не связывает.

В фильме «Ноябрь» режиссер из Эстонии Райнер Сарнет следует эстетической конструкции Эггерса, но берет за основу эстонский фольклор. В этой картине люди живут бок о бок с бесами, големами и оборотнями, но страдают не от проделок темных сил, а от своих внутренних демонов. Любовный треугольник крестьянина, баронессы и вервольфа оборачивается шекспировской трагедией, а хоррор с элементами народных преданий — драмой об одержимости и стремлении к невозможному.

Сказка — ложь, да в ней намек

Сказки — огромная часть фольклора. Братья Гримм, Ганс Христиан Андерсен, Шарль Перро, Александр Пушкин превратили народные сказания в литературу, подарив нам вечные сюжеты о принцессах, ведьмах, Сером волке и Золотом петушке. Однако оригинальные сказочные сюжеты были вовсе не так лучезарны, как показано в экранизациях студии Disney. Большинство этих мрачных историй рассказывают о темной магии, предательстве и смерти. Именно такие сюжеты зачастую ложатся в основу сказочных хорроров, действие которых чаще всего происходит в средневековой деревне.

Один из таких фильмов — «Гретель и Гензель» Осгуда Перкинса. Режиссер взял за основу сказку братьев Гримм про ведьму в пряничном домике и превратил ее в мрачную историю про эмансипацию и взросление девушки, которая пытается принять себя, свой род и всё, что ей досталось от него в наследство.

В фильме «В компании волков» Нила Джордана, который переосмысляет сюжет «Красной шапочки», действие происходит в подсознании главной героини — девочки-подростка, проходящей через половое созревание. В этом контексте «освоением новой земли» для нее становится принятие собственной сексуальности и преодоление страха перед мужским началом.

Терри Гиллиам поставил постмодернистский хоррор по сказкам братьев Гримм, поместив авторов в собственные сюжеты. Так, в картине Вильгельм и Якоб расследуют загадочные происшествия в немецкой деревушке, попавшей под влияние ведьмы из чащи.

Хорроры про деревню и освоение новых земель отражают наш страх перед глубинным человеческим прошлым, когда миром правили иррациональные и антигуманные стихии. В их основе чаще всего оказывается опасение, что тот самый первобытный мир сказок, жертвоприношений и ритуалов был гораздо ближе к истине, чем окружающая нас реальность с гаджетами, этикой и цивилизацией.