Сны проклятого поэта: Леос Каракс, его дивы, дерьмо и святые моторы

22 ноября 1960 года родился один из самых необычных режиссеров второй половины XX века, который радует зрителей автобиографическими снами-фантазиями примерно раз в десять лет. Вундеркинд, чьи первые фильмы разворачивались по формуле «Парень встречает девушку», сегодня пребывает в формате вечного возвращения — именно так воспринимает синефильская публика «Корпорация „Святые моторы“» и «Аннетт». В честь 65-летия Алекса Кристофа Дюпона, более известного как Леос Каракс, постарались разобраться в его слоях вымысла и откровенности, миражей и сожалений.

«Мне всегда было нечего сказать», — откровенничает закадровый голос в начале фильма «Это не я». Принадлежит он культовому французскому режиссеру Леосу Караксу, а это его новейшая (пока) работа — 40-минутное видеоэссе, размыто отвечающее на вопрос «Как вы?». Задали его из Центра Помпиду в рамках подготовки к выставке, которой в итоге не случилось, но визуализированная рефлексия постановщика всё же обрела подобие законченной формы. Квинтэссенция Каракса: фильм, закономерно вытекающий из его прошлых работ, но который невозможно представить, пока не увидишь собственными глазами. Так режиссер почти 40 лет удивляет синефилов, используя знакомый инвентарь: ненадежный рассказчик и болезненно личный сюжет, поэтическая надломленность и любовь к цирковым номерам, оживающие сны и дремлющая реальность.

Это действительно не он: никакого Каракса не существует. В 13 лет Алекс Кристоф Дюпон из коммуны Сюррен, что в пригороде Парижа, решил сконструировать творческий аватар. Сначала он придумывал романтические биографии, воображая себя отпрыском актрисы. Игра родилась из внутрисемейной шутки, мол, паренек ни на кого в роду не похож. Он будто бы в это поверил, а затем смешал первое имя с названием голливудской премии: так «Алекс» и «Оскар» образовали анаграмму «Леос Каракс». Родился человек, опыленный фабрикой грез, или, как говорит он сам, житель острова Кино. Самоучка, тиснувший пару статей в Cahiers du cinema и дебютировавший в 17 лет на зависть вундеркинду Ксавье Долану. Впрочем, лишь с коротким метром — снятой на Bolex 16 мм «Девушкой мечты» (La fille revee).

Пока Стивен Спилберг на ранних этапах карьеры переживал, что дядьки-кинематографисты на съемочной площадке не воспринимают его всерьез, Каракс симулировал самоуверенность перед всем миром. Снимал фильмы, чтобы просто заговорить с девушками. Перед камерой ему вообще проще коммуницировать с людьми. Играл в проклятого поэта, чтобы одиночество в большом городе (он переехал в Париж) пульсировало байроническими тонами. Оставлял зазор между экранным альтер-эго, как правило сыгранным Дени Лаваном, и настоящим собой, в котором живут Алекс, Оскар, Генри и, конечно, месье Дерьмо.

Из вод «новой волны»

В интервью Каракс настаивает, что всегда существовал наособицу, не ощущая связи и контакта с кем бы то ни было из современников или национальной кинематографии вообще. Теоретиков этим не смутить: ранние фильмы режиссера принято записывать в необарокко или Cinema du Look — гротескный противовес жизнеподобию и политизированности новой волны. С единомышленниками, впрочем, даже так выходило негусто: всё сводится к трем именам, два остальных — Люк Бессон («Последняя битва», «Подземка») и Жан-Жак Бенекс («Дива», «Луна в сточной канаве»). Объединяли их только место, время и готовность к визионерскому пиру во время чумы — на фоне холодной войны, эпидемии СПИДа, правления Миттерана и повсеместного стремления культурных течений к приставке пост.

Экзистенциальные искания поколения обретали форму постапокалиптических фантазий (Бессон), абсурдистских шарад (Бенекс) и криминальных поэм (Каракс), где форма, казалось бы, затмевает содержание (пускай это деление старомодно и в случае кино немного бессмысленно). Для творчества Каракса куда важнее этой мнимой общности — не просто обретение голоса, но уже экранного аватара. Героями первых трех фильмов автора — «Парень встречает девушку», «Дурная кровь» и «Любовники с Нового моста» — выступает некто Алекс, сыгранный Дени Лаваном. Актером неголливудской внешности, чью пластику сформировали учеба на курсах пантомимы и цирковых искусств, а также в консерватории.

Видение кино как музыкального произведения присуще и Караксу, который редко пишет законченные сценарии, а образы из снов и фантазий запросто женит с автобиографическими подробностями. Например, в полнометражном дебюте он дарит протагонисту свою детскую мечту: стать океанологом или астронавтом. Любопытно, что старший товарищ Филипп Гаррель, беседовавший с режиссером вскоре после дебюта, увидел в упоминании Луны и космической гонки политический аспект — констатацию тщетности людских амбиций.

Каракс для себя формулировал это несколько иначе, но романтический бунт в его фильмах всегда соседствовал с наблюдением за теми, кого (буржуазное, кхм) общество хотело бы вытеснить на обочину. Самоубийцами и брошенными детьми, клошарами и, разумеется, проклятыми поэтами. Зачастую у него возникает безразличная отцовская фигура, подобно бандиту Марку (Мишель Пикколи) в «Дурной крови», с которой ведет обреченный бой самоотверженная юность. Воришка Алекс, поклявшийся себе никогда не влюбляться, не может устоять перед Анной (Жюльет Бинош), любовницей гангстера. Ситуация тем трагичнее, что мир охвачен загадочной болезнью: те, кто занимаются сексом без любви, умирают, а значит, в иных отношениях Алекс попросту обречен.

У самого режиссера, кажется, можно набрать целый пантеон схожих родительских фигур. Зачастую безмолвных — потому что давно мертвы. От Достоевского и Шостаковича до Жан-Люка Годара, чей футуристический «Альфавиль» стилистически напоминает «Дурная кровь», а «Это не я» выглядит парафразом фильма-эссе «Книга образов». С той лишь разницей, что Каракса интересуют не столько глобальные процессы, революция на экране и в мире, но он сам, его уголок реальности. Возможно потому, что взгляд режиссера на мир — это оптика дежавю, постоянное «воспоминание о настоящем». Еще одна завеса, «это не я».

Ищите женщину

Фильмография Каракса номинально бьется на четыре этапа, если измерять ее любовными романами. Дебют «Парень встречает девушку» он снял, чтобы смотреть через камеру на Мирей Перрье, в «Дурной крови» и «Любовниках с Нового моста» ее место заняла Жюльет Бинош, а в «Поле X» — Екатерина Голубева. Трагическая смерть последней навсегда изменила оптику режиссера: Ева Мендес и Кайли Миноуг в «Корпорации „Святые моторы“» уже архетипы, дивы, а не женщины, на которых он влюбленно глядит. Этапный перелом, учитывая, что на влюбленном взгляде строилась его философия кино, куда он пришел в том числе завороженный экранным ликом Мэрилин Монро.

Аналогичная дистанция чувствуется в «Аннетт», где по сценарию группы Sparks Каракс разыгрывает исповедальный мюзикл о чудовище эго. Стендап-комик Генри Макгенри (Адам Драйвер) испытывает скованность в браке с оперной дивой Энн Дефрасну (Марион Котийяр), чья карьера развивается значительно лучше его. В череде ссор, песен, демаршей и кошмаров юморист поддается душевной бездне, но главный его грех — отсутствие тепла в отношении дочери Аннетт. Марионетки, связанной амбициями и неврозами родителей. Поскольку в кадре появляется Настя Голубева Каракс, дочь режиссера и покойной актрисы Екатерины, степень интимности взвинчивается в разы. Нет, влюбленный взгляд еще быть может — просто теперь это отеческая нежность.

В XXI веке Леосу Караксу пришлось ощутить, каково это, когда рифмы сбываются: в каждом фильме у него умирал кто-нибудь из влюбленных. Вдобавок его настигло понимание, что «взрослые — это мы», — и вот в «Святых моторах» многоликое альтер-эго сидит в лимузине влиятельного мужчины, являющего собой отстраненную и властную индустрию (вновь дуэт Лавана и Пикколи). Романтическое представление о кино разбилось на десятки новелл, трепетность улетучилась, создание фильмов уподобилось погружению в нервный сон, а аватар принял облик месье Дерьмо — записного безумца в зеленом пиджаке, который бродит по городу, делая всё наперекосяк (впервые Лаван играет его в главе из триптиха «Токио!»). Мир режиссера наполняется автошаржами и тенями прошлых жизней. «Святые моторы» так и начинаются: сам Каракс просыпается и входит в зрительный зал, напоминающий домашний кинотеатр подсознания.

В «Это не я» он снова лежит на кровати — в компании двух кошек и собаки, но уже никуда не движется, только перебирает мысли и образы. Вспоминает детство, свое и Насти, устраивает отповедь Роману Поланскому, для которого сексуализированное насилие над несовершеннолетней оказалось не просто «поэтическим образом», проводит парад современных диктаторов, куда попадает и троекратное «ура» с Красной площади, разбирает авторский почерк, убеждая зрителей, что никогда не использовал субъективных планов. Это не мир, подчиненный воле лирических героев, то есть отражению самого Каракса, а воспоминания, дежавю, сон о чём-то большем. В этом водовороте масок, кавычек, псевдонимов и линз ощущается та же ранимость, что и 40 лет назад. Когда Алекс-Лаван в «Дурной крови» бежал вдоль забора и колотил себя в живот, стремясь перемолоть несвоевременно рождающееся чувство.

Это не финал

Бегство — еще один фирменный мотив Каракса, пожалуй, затмевающий тему любви. Стремление унестись куда-то, если не из этой реальности, то хотя бы в пространстве, увековечено им с особой киногениночностью. Режиссер выдает подлинные шоустопперы, когда не позволяет камере «моргать», снимая длинные планы: пробежка Алекса под Modern Love Дэвида Боуи, музыкальная интерлюдия в «Святых моторах», мета-прелюдия в «Аннетт». В «Это не я» он подсказывает еще одну рифму к этому (видео)ряду: серия хронографических снимков Эдварда Майбриджа с лошадью в галопе, ставшая одной из предтечей кинематографа.

Начало и конец всё это время были, суть, одно. «Воспоминание о настоящем». Ремикс старых песен о главном. В «Это не я» уже марионетка Аннетт пускается в бегство, повторяя шаги и жесты Алекса под композицию Дэвида Боуи. Каракс не пересматривает собственные фильмы, но смутно припоминает, каким он был тогда, и с ужасом представляет, каким может стать. В 2026-м, кстати, режиссер запустится с новым проектом, где заявлены Драйвер, Леа Сейду и отсутствие малейшего синопсиса. Разумеется, это будет фильм, закономерно вытекающий из его прошлых работ, но который невозможно представить, пока не увидишь собственными глазами. Разумеется, это будет уже не он, поскольку камеры еще выключены. И еще не он — ведь бегство пока не случилось, он пребывает в «аду» простоя, а дежавю не запечатлено. Очень удобно, но и довольно жутко. Разумеется, этой встречи поклонницы и поклонники Каракса будут ждать с нетерпением. Чтобы еще раз увидеть, как дурная кровь пульсирует в священных моторах.