Пробелы в истории: Почему «Белая лента» Михаэля Ханеке — великое кино

В 2009 году «Белая лента» принесла Михаэлю Ханеке первую «Золотую пальмовую ветвь». С «Любовью» великий австриец еще раз победит на Каннском фестивале. Сегодня, спустя 15 с лишним лет после премьеры, «Белая лента» кажется одним из важнейших фильмов XXI века. Историческая драма уверенно прошла проверку временем. Объясняем, почему это выдающееся кино.

15 лет назад после премьеры «Белой ленты» охваченная беспокойством профессиональная публика поспешила окрестить шедевр Михаэля Ханеке с подзаголовком «Немецкая детская история» картиной об истоках нацизма. Ответов в фильме не было, но всем их очень хотелось. На Первом канале, в «Закрытом показе», писатель и философ Юрий Вяземский вопрошал: «Где здесь сценарий?», — а кинокритик Станислав Зельвенский в «Афише» негодовал по поводу того, что «его (Ханеке) идеи (ребенка ставили в угол, и вот он вырос скинхедом)» не соответствуют «статусу главного европейского киномыслителя и победителя всего на свете». Более дальновидные призадумались и пробормотали нечто в духе «не всё так однозначно», заняв выжидательную позицию. Сегодня очевидно, что рассуждения о «немецком характере» и «истоках нацизма» — всего лишь ловушка, скользкая дорожка, на которую толкает доверчивых зрителей сам режиссер «Белой ленты».

Действительно, для таких простых ответов у картины слишком уж замысловатая история создания. Начнем с того, что режиссер работал над сценарием больше 10 лет (проект возник еще в пору работы Ханеке на австрийском телевидении и изначально планировался в форме мини-сериала). Не менее основательно Ханеке, его соавтор сценария Жан-Клод Каррьер и оператор Кристиан Бергер подошли и к поиску нужного изображения. Здесь источником вдохновения стали фильмы Ингмара Бергмана, а точнее то холодное, выверенное визуальное совершенство, которое создавал его постоянный оператор Свен Нюквист. Еще одним не менее важным визуальным референсом для этой единственной в фильмографии Ханеке исторической ленты стал масштабный проект «Люди 20 века» немецкого фотографа Августа Зандера, запечатлевшего простых жителей страны самых разных профессий конца 1910-х — начала 1930-х годов. В поисках подобных лиц из совсем другой эпохи кастинг фильма затянулся на полгода, а на роли детей было отсмотрено более 7000 претендентов.

При таких референсах выбор в пользу черно-белого изображения был очевиден — только монохром в историческом контексте обретает такую правдивость документа и создает необходимую временную дистанцию. Интересно, что Бергер снимал черно-«Белую ленту» на цветную пленку Super 35 мм: к 2009-му черно-белой уже был явный дефицит. Изображение не только переводилось в ч/б, но еще и подвергалось значительной компьютерной обработке: тени заострялись, контрастность увеличивалась, а лица актеров становились более «нездешними» (та самая вожделенная дистанция) и зловещими. Одним словом, в этом якобы документальном, ориентированном на аутентичные снимки фоторепортера Зандера изображении «сделанного» куда больше, чем может показаться на первый взгляд. И здесь самое время перейти от формы к содержанию.

Классический шедевр Ханеке — детектив без разгадки, триллер, в котором источник опасности так и остается не найденным. Перед нами, по сути, экранизация воспоминаний сельского учителя, которые, как он сам признается в начале картины, дополнены событиями, о которых он знает только по слухам (в самом деле, как он мог быть свидетелем интимных бесед барона с супругой или доктора с любовницей-экономкой?). Воспоминания учителя к тому же явно искажены опытом прожитой жизни, на которую пришлись как минимум две мировые войны. Ханеке показывает, как человек, неспособный найти рациональное объяснение разразившейся катастрофы, старается найти ее отголоски в довоенной прекрасной эпохе, которая на поверку оказывается не такой уж прекрасной. Черно-белый мир протестантской общины полнится не призраками будущих нацистов, а иногда готовыми к самопожертвованию, напуганными и безобидными, иногда жестокими, низкими и несчастными, но просто людьми. Дети в «Белой ленте», конечно, не невинны, потому что никто не невинен: от таящегося в человеческой природе зла не уберечься ни молитвами, ни причастием, ни пресловутой белой ленточкой.

Сюжет фильма составляют факты, рассматриваемые и интерпретируемые рассказчиком в свете собственных подозрений. Обнаруженная в основании этого мира гниль проявляется в актах необъяснимой агрессии, названной «происшествиями», и в актах агрессии вполне объяснимой (как, например, месть крестьянина барону за смерть матери). Неудивительно, что наблюдателям по обе стороны экрана очень хочется найти виновных, заделать брешь в прохудившемся мироздании, но что, если судить нужно всех? В конце концов, не сталкиваемся ли мы в «Белой ленте» с той самой проблемой «слона в комнате», гениально показанной Гасом Ван Сентом в другом фильме о вспышках необъяснимой жестокости. Проблема в том, что решения у нее нет — насилие в семьях пастора и доктора не делает автоматически их детей насильниками. Роджер Эберт точно заметил в своей рецензии: «Было бы слишком просто сказать, что фильм об истоках нацизма. Если бы это было так, мы все были бы нацистами».

Ханеке снимает фильм о невозможности рационализировать, предотвратить и раз и навсегда нейтрализовать зло, разлитое по социуму. Оно принимает самые отвратительные формы, локализируется, копится и выливается в ужасные преступления против отдельных людей, целых наций и всего человечества. В «Белой ленте» зло скрывается в лакунах, единственное преступление, попавшее на экран, — преступление против капустных грядок. Всё остальное в свободном мире остается в сфере догадок и домыслов. Нет никого вездесущего, кто сумел бы направить камеру и увидеть, кто жестоко избил ребенка с когнитивными отклонениями в лесной чаще, выпорол сына барона или натянул леску на лужайке доктора. И нужен ли миру условный пастор, смотрящий за порядком и привязывающий детей к кровати? Безопасность по Ханеке всё еще не важнее свободы, ведь и дети авторитарного отца не остались вне подозрений. Эти вопросы без ответов погружают мир в тревогу и хаос, выбивают почву у зрителя из-под ног, но другого мира у Ханеке для нас нет. И это единственный честный ответ.