Последний выход Казановы: Памяти Дональда Сазерленда

Дональд Сазерленд был одним из Вечных. Актеры, чьи лица сопровождают нас с детства и до того времени, пока кино не начинает ускользать из нашего внимания. Мэрил Стрип, Роберт Редфорд, Дастин Хоффман, Джек Николсон — эти Вечные пока с нами. Сазерленд, к сожалению, покинул наш мир.

Актерские некрологи идут по классике: родился — учился — заинтересовался игрой — снова учился — дебютировал — стал известен — стал звездой — и вот его основные роли. Было бы странно пытаться ухватить всю карьеру Дональда Сазерленда в одном тексте, ведь канадец играл настолько разные роли, что никакого некролога не хватит. При этом Сазерленд обладал качеством, редким для столь крутого актера: он любил разговаривать с журналистами. Он был настоящей мечтой для прессы — доброжелательный, как и всякий канадец, он отвечал обстоятельно, шутил, а однажды даже написал кинокритику Telegraph письмо, ответив на вопрос, который пиарщики не разрешили задать из-за нехватки времени.

Робби Коллин вспоминает, как в 2015-м разговаривал с Сазерлендом в честь выхода «Голодных игр». Тогда актер наконец-то примирился со своим знаменитым сыном Кифером и даже снялся с ним в вестерне «Заброшенный», где его герой пытался найти общий язык с уже взрослым отпрыском. Почти как в реальности. Сазерленд настолько обстоятельно отвечал на вопросы по «Играм», что на историю с Кифером не хватило времени. Спустя несколько дней Коллин обнаружил у себя в почте письмо от актера. Он написал 700 слов о фильме, об отцовстве, вспоминал, как работал с Феллини, цитировал Филипа Ларкина и перебирал голливудские сплетни. К письму прилагалось фото с площадки «Заброшенного». За всё время работы в киножурналистике ни Коллин, ни автор этого текста не встречали ничего подобного.

Умение работать с прессой у Сазерленда сформировалось давно. Посмотрите, как на съемках «Казановы» в 1975-м он дает развернутые ответы на стандартные вопросы вроде «Как вы отреагировали на видение внешности Казановы маэстро Феллини?» (Сазерленду каждое утро приходилось терпеть по три часа в кресле гримера). «Я приехал заранее на пробу грима. Мне сделали такую штуку, вроде посмертной маски, когда твое лицо отливают в пластике. Их было штук семь или восемь, чтобы он мог делать всё, что вздумается, с моим лицом. Подбородок вышел здорово, мне нравится. Меня слегка обеспокоила необходимость подпилить зубы, но я смирился. Накладной нос — тоже хорошо, а вот сбрить полголовы волос было… Короче, пришлось пару дней привыкать. Потом мне сбрили брови, но это нормально. На самом деле постичь персонажа через грим — прекрасно. Как по мне, просто замечательно. Грим воистину переносит меня в XVIII век».

Гротескная внешность Казановы Сазерленда не отпугнула итальянцев — они выстраивались в огромные очереди, чтобы увидеть картину Феллини, несмотря на то, что в соседних залах шел любимец американской публики «Кинг Конг».

Режиссер позже вспоминал, что в «Казанове» «нет ни идеологии, ни чувства, ни одного приятного или даже эстетичного персонажа, нет ничего от XVIII века, а значит, историческая или социологическая критика ни к месту». «Фильм — похоронное бюро» — так называл «Казанову» Феллини, но не рассказывал, с какими трудностями столкнулся, пока искал актера на эту роль. Вряд ли он ожидал, что его выбором в итоге станет белобрысый и почти двухметровый канадец. Сазерленд выглядит в фильме скорее как инопланетянин, нежели как великий итальянский любовник. Но как он готовился! Прочитал все 12 томов мемуаров Казановы, отсмотрел все существующие интерпретации Казановы и, наконец, потребовал, чтобы Феллини объяснил ему персонажа. Режиссер ответил: «Дональд, поговорим, когда снимем фильм».

Журналистам Феллини заявил: «Не спрашивайте меня, почему я выбрал Сазерленда. Когда он появился на студии „Чинечитта“, мне показалось, что в глазах окружающих мелькнуло разочарование. У кого-то даже хватило наглости спросить „И это Казанова?“». Потом в мемуарах Феллини напишет: «Выбор Сазерленда кажется мне убедительным вследствие своей полной необоснованности, поскольку я не могу найти рационально обоснованных оправданий. Возможно, он идеальный актер, поскольку его лицо трудно запомнить».

На самом деле Сазерленда взяли, чтобы обеспечить финансирование от студии Universal Pictures. Бюджет картины был размером с Кинг Конга по итальянским меркам — 7 млн долларов. Голливудские начальники потребовали англоязычного актера на главную роль. К тому моменту Сазерленд успел стать звездой в Великобритании и США. В фильмографии уже значились «Военно-полевой госпиталь», «Герои Келли», «Клют» и «А теперь не смотри», из-за которого некоторые кинокритики боятся ходить ночью по Венеции. Специально для них у Сазерленда есть забавное воспоминание.

Сцену секса героев Дональда Сазерленда и Джули Кристи снимали камерами Arriflex без шумодава, что абсолютно исключало запись звука. Кроме того, Сазерленд впервые появился перед камерой полностью обнаженным («А я раздеваюсь только перед женой — и всё!»). И нервничал. На площадке только голые актеры, оператор Тони Ричмонд и режиссер Николас Роуг. «И две камеры Arriflex без шумодава! — вспоминал Сазерленд. — А такие камеры звучат, как швейная машинка „Зингер“ на метамфетаминах! Звук не писали. Работали 15–20-секундными дублями. Что-то типа: „Джули, спину вбок. Дональд, поверни к ней голову“. АААААААААААААА! „А теперь, Джули, голову в сторону!“ ААААААААААААААА! Так и было. Такое сильно выбивает из колеи. Но Ник смонтировал сцену с их одеванием, и стало идеально. Никаких звуков, одна музыка».

Казалось, 1970-е сделали из него настоящую звезду, а работа у Феллини еще и доказала мастерство. Однако после роли в режиссерском дебюте Роберта Редфорда«Обыкновенные люди» (1980) Сазерленда целый год не звали на пробы. «Был один фильм, в котором мне хотелось сняться, — рассказывал актер. — Что-то там про танцы… „Танец-вспышка“, может быть? Продюсер сказал моему агенту тогда: „Ронни, у тебя больше шансов на эту роль, чем у него“».

Разочарование? Безусловно. Как справляться с ним? «Просто сидишь, ничего не делаешь. Само пройдет. Я не мастак справляться с разочарованием. Ну, страдаю, а когда страдание становится хищническим, то разочарование уходит. Ведь оно не всегда настоящее. Очень субъективная штука, связанная с надеждами, которые, в свою очередь, были нереалистичными. Вот, например, Феллини. Безумно сожалею. Сниматься у него в „Казанове“ было очень эротично, я даже несколько раз говорил, что был его наложницей. Он говорил мне, что делать, и я моментально понимал, как это сделать. Прекрасно, как по мне. Он говорил, что, возможно, это его лучший фильм — итальянская версия, не англоязычная. А потом, когда я ушел с премьеры, больше никогда его не видел. Неформально мы больше не общались, только виделись на официальных мероприятиях. Как будто я бросил возлюбленную и не знаю, как теперь жить. Я не знал, как общаться с ним, не будучи актером в его фильме, и это ужасное разочарование».

Говорят, всё когда-то было в «Симпсонах», но Дональд Сазерленд БЫЛ Симпсоном. Он сыграл персонажа по имени Гомер Симпсон в сатире Джона Шлезингера «День саранчи» (1975). Критики разнесли фильм в пух и прах, и только Роджер Эберт нашел добрые слова — мол, фильм эпичный и смелый. «Голливуд воспринимается здесь как метафора Америки, которая движется от депрессии к войне, а его фантазии обгоняют сами себя, пока не остается одна анархия». Что важно: «Игра Дональда Сазерленда — настоящее чудо. Он умудряется показать персонажа настолько пассивного, что даже его молчание становится агрессивным. Нам кажется, что нельзя так низко ценить себя, внутри наверняка всё кипит — и нам кажется правильно». Сазерленд — хамелеон. Симпсона он играл между обезумевшим от горя отцом из «А теперь не смотри» и отрешенным Казановой, марионеткой Феллини. Столько фильмов — почему? «Не могу перестать работать. Потому что люблю деньги». Трудно поверить, что этот прекрасный актер и честный человек (кто сейчас признается в любви к деньгам?) ни разу не номинировался на «Оскар». В 2017-м ему дали почетную статуэтку, и на этом всё.

Ему прочили номинацию за фильм Редфорда, но он говорил: «Не надо мне желать награду Киноакадемии, а то разочаруетесь. Может, Бобби Дювалл получит за „Великого Сантини“, но, скорее всего, это будет Бобби Де Ниро за „Бешеного быка“. Он великолепен в этом фильме. Успех меня не очень-то интересует. Я счастлив, что работаю актером». Считается, будто каждый артист хочет стать режиссером, но еще в 1981 году он зарекся и был верен себе. Посмотрев, как снимает Редфорд, он понял, что режиссура не для него. «Я буду слишком поверхностным, чересчур банальным и крайне очевидным». Актерскую работу Сазерленд считал самой жизнью. И волшебством.

В своих интервью Сазерленд мог внезапно вспомнить Бродского. «Он мой герой. Как он сказал? „Старайтесь оставаться страстными, оставьте хладнокровие созвездиям. Страсть — прежде всего лекарство от скуки“. Если хотите знать мою мантру, то вот она. Ты как актер всякий раз рискуешь, начиная новый проект. Мне всегда страшно, причем настолько, что меня физически начинает тошнить».

У него было невероятно подвижное лицо. Словно оно умело выполнять трюки само по себе и идеально подходило для комедий. Пусть Феллини и не считал лицо Сазерленда примечательным, пронзительный взгляд голубых глаз и необычная форма рта приковывали к себе внимание. И брови. Такие брови просто так не нарисуешь. При всей своей харизме Сазерленд не любил публичность, не вел жизнь типичной голливудской звезды. Он верил в магию. Прорицатели, гадалки, спиритуалисты — не суть. «Магия приходит ко мне. Всегда. Моя карьера больше похожа на машинальный выбор, нежели осознанный. Непонятно как, но так выходит. И выходит как надо».

Здесь нам придется поговорить о «Голодных играх», поскольку это снова история о роли выбора или выбора роли в жизни Сазерленда. «Никто не просил меня сниматься в этом фильме. Мне никто не предлагал эту роль. Просто я люблю читать сценарии, и этот меня увлек. Я написал письмо продюсерам. У президента по сюжету была одна фраза. Может, две. Без разницы. Мне показалось, что это очень важный фильм, и я захотел присоединиться к нему. Думал, он пробудит зрителя, дремавшего с 1970-х. Книги я не читал. Признаться, даже не знал о них. Но мое письмо показали режиссеру Гэри Россу, и он решил, что взять меня — хорошая идея. Он написал эти чудесные лирические сцены в саду роз, и они сформировали ум и разум Кориолана Сноу».

Сазерленд всю жизнь терпеливо отвечал на самые разные вопросы, но в последние годы его часто спрашивали о возрасте и смерти. «Стареть — как осваивать новую профессию, которую тебе не дают выбрать самостоятельно», — говорил он Esquire. Десять лет назад журнал GQ спросил Сазерленда, думает ли он о собственной смерти. «Разумеется. Я купил книгу Дерека Хамфри „Последний выход“ — о том, как лучше покончить с собой. Мне очень не хочется оставлять жену и уж точно не хочется, чтоб она умерла. Само это слово меня беспокоит. Но я уже привыкаю к идее смерти. Здесь в доме находилась моя семья — мать, отец, сестра в урнах, в другой комнате. Надо было придать их земле, и мы весь прошлый месяц занимались этим. Мне нравилось, что они тут, но жена хотела перенести их в надлежащее место. Жизнь мне очень нравится, и хотелось бы продолжить ее. Я люблю работать и не собираюсь останавливаться. Если только не Альцгеймер или что-то типа того — тогда я стану бесполезным».

Думать о смерти Сазерленд привык еще с детства — он был одержим ею с шести до десяти лет. «Мне ужасно хотелось знать, что же там такое после смерти. Я сидел или стоял на коленях целыми днями, прислонившись головой к стене, и пытался это выяснить. Ничего не вышло, и я сдался. „Потом“ наступит ничего. Как говорил Вуди Аллен: „На всякий случай я меняю исподнее“. Как видите, я не верю в Бога».

Дональд Сазерленд ушел из жизни 20 июня 2024 года после продолжительной болезни. Теперь он всё знает. Покойся с миром, Казанова.