Песни неуместности: Саундтрек «Треугольника печали»

«Треугольник печали» Рубена Эстлунда в прошлом году стал фаворитом критиков. Саундтрек к картине пока не обрел культового статуса, возможно, этого и не случится. Однако по нему можно неплохо судить об отношении к музыке современных авторов европейского интеллектуального кино, к добру или к худу.

Сюжет трагикомедии известен: богатые бездельники и обслуживающий персонал развлекаются на круизном лайнере, а когда тот идет ко дну — выживают на необитаемом острове. И остров, и особенно корабль — настолько древние, еще с библейских времен, метафоры хрупкого человеческого общества, что их не назовешь и банальными. В части социального анализа Эстлунд наследует не «Титанику», а скорее «И корабль плывет» Федерико Феллини и «Кораблю дураков» Стэнли Крамера. Но если дуракам и аристократам прошлого можно было как-то сочувствовать, то сегодняшняя компания топ-моделей, постсоветских олигархов, скороспелых IT-миллионеров и торговцев оружием вызывает скорее смех. Равно как и изгнанные из рая филиппинские пролетарии или сомалийские пираты. Разве что красивую девушку Яя немного жаль, как и сыгравшую ее актрису Шарлби Дин.

Феллиниевский «Корабль» как раз был насыщен музыкой — в основном Верди. Фильм превращался в оперу об утонувшей belle époque. У Эстлунда в первых двух частях картины музыка большей частью вторгается в повествование словно полуслучайно, лишь в третьей части становясь постоянным смыслообразующим элементом. Это соответствует драматургии: если перед плаванием и во время него жизни персонажей подчинены словно только их вялой воле и движутся они хаотично, как броуновские частицы, то в конце, в тюрьме необитаемого острова, каждая судьба обретает сюжет и мотив.

Как швед, Эстлунд не может не ориентироваться на Ингмара Бергмана, который во многом и ввел моду на классическую музыку в саундтреках. Вслед за ним музыку Баха, как знамя, подхватил Тарковский, авторы французской «новой волны» и все режиссеры независимого кино по сей день. Но Эстлунд не чувствует себя вправе обращаться к классике с серьезным лицом, как фон Триер. Надо быть ироничнее. Вспомним, в «Форс-мажоре» постоянно звучит «Лето» Вивальди — на фоне горных снегов и вечной зимы. В «Квадрате» Баха мы слышим в акапельном переложении джазовых аранжировщиков.

В «Треугольнике» выход главных героев, модельной пары, сперва сопровождает менуэт из струнного квинтета в ми мажоре Луиджи Боккерини — одна из популярнейших тем в кино. Затем, когда Яя начинает ссориться с бойфрендом из-за его мелочности, в ресторанчике чуть слышно звучит еще более популярная токката и фуга ре минор Баха в переложении для арфы. Издавна любимая тема хорроров оказывается фоном для пустой ссоры — Эстлунд как бы снижает пафос.

Но вот лейтмотивом третьей части, в которой герои доходят до предела, оказывается еще один шедевр, пьеса, известная как «Колокола святой Женевьевы» Марена Маре. Она как раз использовалась в кино нечасто, хотя и метко: в культовом «Жидком небе» и «Всех утрах мира» Алена Корно о жизни композитора. В «Треугольнике» это самая повторяемая мелодия, в общем, главная тема, и в титрах звучит тоже она. Как и произведение Боккерини, это музыка времен барокко, сама по себе ироничная, усложненная и холодноватая, как и сам фильм Эстлунда. Однако внешне простая и изящная — трехнотная повторяющаяся басовая линия привязывается неотступно.

Это музыка XVIII века, когда и появились книги о Робинзонах и Гулливерах на далеких островах, когда королевские балы стилизовали под «Дикарские танцы», а человек Просвещения увлеченно открывал в себе дикаря. Герои фильма — лишь персонажи многократно разыгранной пьесы о природе и дикости. В этом смысле «Колокола святой Женевьевы» — это колокола судьбы.

Музыка Маре — одна из немногих вещей, которые не звучат в фильме просто фоном, а этот фон чрезвычайно эклектичен. Здесь есть и фрагмент из совсем малоизвестного немецкого телекомпозитора Эрнста Августа Келля, и музыка композитора и режиссера английского андеграундного кино Джеймса Кенельма Кларка (из его фильма «Хардкор», посвященного супермодели Фионе Ричмонд), и фрагмент «Океан» современной шведской мультиинструменталистки Линнеи Ульссон, предвещающий океанскую тоску. Также Эстлунд вновь после «Форс-мажора» работает над саунд-дизайном со шведом Андреасом Франком.

Часто пишут, что фильм открывается песней Born Free от M.I.A. (к которой мы вернемся), но это не совсем так. «Треугольник печали» начинается с ритма народного бразильского танца байао, записанного перкуссионистом из Санкт-Петербурга Михаилом Николаевым. Музыканту включение его работы в саундтрек очень польстило, и здорово бы помнить об этом вкладе.

Еще немного о «русском следе». Идиотический персонаж Вуди Харрельсона, коммунист-капитан лайнера, напивается в своей каюте и слушает Интернационал. Изначально французский коммунистический гимн, текст которого на русский давным-давно перевел поэт Аркадий Коц. Но из описания на IMDb мы с удивлением узнаем, что бывший пролетарский гимн РСФСР написали некто «Димитрий Олег Яхинов, Жак Перебросов и Отто Говнов». Следы этой троицы обнаруживаются еще на странном диске с записями хора Красной армии, только там им почему-то приписана песня «Красная армия всех сильней». На IMDb Дмитрий Олег Яхинов числится участником самых разных саундтреков как аранжировщик русских народных песен. Нам не удалось точно понять, кто имеется в виду и кто продал фейк «Треугольнику печали». Хочется верить, впрочем, что «Отто Говнов» как-то отсылает к легендарному эпизоду с прорывом канализации на корабле.

Утопание в дерьме и последующий подрыв лайнера завершают, как мы помним, вторую часть, посвященную плаванию корабля дураков. До этого роскошную жизнь в океане под тропическим солнцем фоном сопровождали в основном джазовые стандарты. Основная тема — «Египетская фантазия» Сидни Беше, магнетическая, как другая неоджазовая «египтянка», популяризированная Тарантино Misirlou. Американские музыковеды указывают, что название вещицы Беше просто отсылало к чему-то неопределенно-экзотическому, а ассоциировалась «Фантазия» в свое время скорее с креольской музыкой Карибского бассейна. Чувствуете — вроде бы разрозненные бразильские ритмы, египетские фантазии и барочные образы снова и снова отсылают к первобытным мирам Юга, где в джунглях цивилизованный человек рискует встретить опасного Другого.

Редкий современный саундтрек обойдется без песен — перейдем к этому гвоздю программы. Один из самых мощных номеров как раз связан с гротескным канализационным цунами на лайнере. Перед тем как «понеслось по трубам», на руинах испорченной эпидемией рвоты вечеринки в кают-компании всё еще звучит «Богатая жизнь» Билли Стрейхорна. Исполняет стандарт механическое пианино: клавиши нажимаются сами, со стороны кажется, будто играет призрак. Хтоническая сила в лице филиппинской уборщицы Эбигейл вырубает пианино со словами «надоело», и когда зловонная жижа начинает заливать роскошь вокруг, мы слушаем с ней мощный хардкор в ее наушниках.

Это бодрый трек шведских панков Refused под названием New Noise с очень прямолинейным текстом о ложном блеске и лицемерии капитализма. Как бы ни была сама сцена смешна, оглядываясь, приходится предположить, что здесь Эстлунду отказывает вкус. Во-первых, насколько было бы забавнее, если бы богачи барахтались в дерьме снова под барочные скрипки, например. Во-вторых, совершенно невозможно поверить, что старая, завистливая, циничная филиппинка Эбигейл слушала бы такую музыку, — это «панк» для богатых шведских детишек. На этом примере можно видеть недостатки всего фильма: он провисает, берет неверные ноты и в большей части кажется дивертисментом, подготавливающим только к нескольким убойным сценам. Возможно, иначе рассказать историю о корабле современности и нельзя — даже Феллини должен был маскироваться постмодернистскими метафорами, причем говоря о прошлом. Барочные ракушки и осколки, ничего целого.

Что ж, какие треки еще остались. Во-первых, упомянутый Born Free — зубодробительные биты британской певицы сменяют бразильские ритмы барабанов Николаева и продолжают тему экзотичного, отвергнутого. Это и в самом деле протестная песня, и M.I.A., дочь тамильского боевика, пожалуй, знает, о чем говорит. Потому ирония в сцене-прологе, где о «рожденных свободными» поется под съемки парней-моделей, воспринимается адекватнее.

Пока на лайнере всё хорошо, мы слышим пару веселых песен из эпохи «конца истории», сытых западных 90-х. Lady (Hear Me Tonight) от Modjo — о подкате к девушке — играет в соответствующих обстоятельствах. А вот когда жена олигарха учит философии жизни стюардессу, на заднем плане еле слышно звучит Life певицы Des’ree, обаятельный и осознанный гимн поверхностности, отказ принимать метафизический ужас жизни.

Самая важная песня — в финале. Эстлунд искал необходимый трек долго, пока ему его не подсказал «один друг». Режиссер желал, чтобы убойный последний номер придал картине еще одно измерение. Частью, по крайней мере, это получилось, «Треугольник печали» сложился.

Речь о дип-хаус-хите Marea (We’ve Lost Dancing) совместного авторства диджеев Fred Again и The Blessed Madonna. Танцевальный трек стал своего рода музыкальным гимном пандемийных времен. Ведь «Треугольник печали» с трудом досняли из-за локдаунов. В фильме как бы ничего об этом нет, но вот на остров спускается лифт из другого мира, и мы понимаем, что он об этом — об изоляции. В песне поется о том, что нас лишили танцев, но наступят другие, лучшие времена. Только, исходя из финала, не факт, что герои выберутся с острова. Сатира Эстлунда, может быть, не достигла свифтовских масштабов, но об этом он сказал точно. Мы все разобщены и заключены в свою тюрьму, даже если она размером с корабль, каждый человек — остров, и время печали еще не закончилось.