Не буди лунатика: За что мы любим «Донни Дарко»
В российском повторном прокате идет «Донни Дарко». Когда-то дебют Ричарда Келли прошел незамеченным в американских кинотеатрах, но с тех пор фильм стал подлинно культовым. Летняя сказка о подростках, научная фантастика в очень земном антураже или нечто большее? Вспоминаем и пересматриваем картину.
Сеттинг и эпоха
Человек в костюме кролика предсказывает старшекласснику Донни конец света через 28 дней. Донни просыпается в чистом поле, а вернувшись домой, обнаруживает, что его спальню разрушил упавший фрагмент самолета. Донни продолжает жить жизнью обычного школьника, но осознает, что попал во временную петлю, и теперь судьба одной из мультивселенных зависит только от него.
Как известно, 23-летний никому не известный Ричард Келли приступил к сценарию, рассказывая полную ностальгии историю своей школьной юности. Меж тем к моменту выхода фильма в 2001-м мир еще не дожил до ностальгии по тому времени — напомним, события «Донни» происходят в 1988-м. Во многом картина с саундтреком из Tears For Fears, INXS, Echo & The Bunnymen, Duran Duran, с пышными прическами девушек, с морочной дымкой над американской субурбией и задала тренд на 1980-е, последнюю стильную эпоху. И как современно он откликается именно сейчас, когда даже подростки подсели на нью-вейв, а массовая культура постоянно ссылается на то десятилетие — отчасти, конечно, пародийно, но в общем с приязнью, то есть «метаиронически».
1980-е в голливудской традиции ассоциируются с утраченной невинностью или тем, что ею представлялось. В свою очередь, 80-е были влюблены в 50-е, последнее «настоящее» время перед постмодернистской культурной революцией. Отсюда мотания Марти Макфлая между этими периодами. Как 80-е оказались заворожены концептом путешествий во времени! Разумеется, особенным образом это преломляется в «Донни Дарко», особенно при просмотре через двадцать лет. Вернуться в прошлое, чтобы исправить будущее, — идея, покорившая современное человечество.
Паранойя и эсхатология
Только ли идиллией, впрочем, представляются нам рейгановские 80-е? Разумеется, нет. Это было время «Звездных войн», то есть предполагаемого окончательного противостояния двух полюсов силы. Время, когда всё человечество подсознательно ожидало конца света — как трепещет перед его приближением герой фильма. Конечно, к 1988-му паранойя стала отступать, но атавистический ужас сохранился. Чтобы снова поднять голову в 2001-м, в год выхода картины. После террористических атак на Нью-Йорк линия с самолетным двигателем, уничтожившим жилой дом, смотрелась пугающе злободневно. Сейчас — тем более. Всякому очевидно, что 80-е, да и 50-е холодной войны снова здесь, и никто не поручится по совести, что через 28 дней не состоится конец света.
Последние времена — всегда эпоха лжепророков. Одинокую борьбу с такими «антихристами» на территории маленького американского городка ведет Донни Дарко, подгоняемый галлюцинаторным кроликом Фрэнком. Его школа (сакральное место) оказалась во власти ханжи-директрисы, ополчившейся на классическую литературу, молодых прогрессивных учителей и сектанта-коуча, приглашенного директрисой для промыва мозгов детям и родителям. Донни не хочет оставлять свой мир этим людям даже ценой тотального уничтожения: затопить, сжечь обветшалые декорации. Таков путь апокалипсиса нашего времени.
Герой и мир
Первая крупная роль Джейка Джилленхола, вечного юноши с мечтательным лицом — идеальный кастинг. Интересно, что 12 лет спустя Джилленхол снова сыграет человека (и его злого двойника), чья жизнь превращается в страшный сон: во «Враге» Дени Вильнёва по роману Жозе Сарамаго. Но там его судьба окажется еще мрачнее.
В эпоху перемен появляется новый романтический герой. Аутсайдер с подозрением на безумие — единственный, кто понимает происходящее как есть. Немаловажно, что Донни — лунатик, сомнамбула. Фигура, как раз вызвавшая повышенный интерес в романтическую эпоху, когда культура открывала подсознательный могучий мир человека в трансе, под гипнозом, на перепутье между сном и явью. Донни чувствует присутствие иного мира (альтернативной вселенной) постоянно и зримо. Вот он пытается проткнуть ножом расходящееся водяными кругами пространство зеркала, за которым укрылся его доппельгангер Фрэнки, зловещий кролик. Вот за каждым встречным Донни видятся протуберанцы, следы проеденных червями времени слоев вселенных.
Донни захвачен специфическим состоянием, в котором всякая синхрония, повторяемость, совпадения представляются знаками свыше, приметами метасюжета жизни. Ближе всего разгадка тайны герою видится в полусне или под гипнозом, что также типично для традиции романтизма. Например, в «Золотом горшке» Гофмана студент Ансельм грезит наяву, привычные люди и приметы предстают перед ним в своем сказочном, истинном виде, раскрывая секреты мира.
«И сверх того, любезная барышня, почтенный конректор!.. разве нельзя наяву погрузиться в некоторое сонное состояние? Со мною самим однажды случилось нечто подобное после обеда за кофе, а именно: в этом состоянии апатии, которое, собственно, и есть настоящий момент телесного и духовного пищеварения, мне совершенно ясно, как бы по вдохновению, представилось место, где находился один потерянный документ; а то еще вчера я с открытыми глазами увидел один великолепный латинский фрагмент, пляшущий передо мною».
При этом распад мира герой переживает не отстраняясь и не иронически. Его цели просты. Сказать правду. Защитить девушку, которую он любит. Остановить апокалипсис. Мечтатель с задней парты, с темными кругами под глазами и героическим именем (когда ему на это насмешливо указывает его избранница Гретхен Роуз, Донни иронически парирует: «А почему ты думаешь, что я не супергерой?») — этот Донни ищет достойной его миссии. Пока не понимает, что она сопряжена с соответствующей жертвой. Чтобы не воцарилась смерть и «настоящая» вселенная пришла в равновесие, требуется заплатить жизнью.
Жертва и спасение
Собственно, Донни в фильме уже мертв, только не знает об этом. Мытарства ходящего по земле мертвеца перед окончательным уходом в другую вселенную — расхожий сюжет в искусстве. Чтобы совсем было понятно, кульминация фильма приходится на празднование Хэллоуина — время, когда мертвые могут связаться с живыми, — и Донни наряжается в костюм скелета. Герои едут на велосипедах навстречу судьбе сквозь погруженную в темноту, подсвеченную тыквенными огнями американскую субурбию, перенося нас в атмосферу «Кануна всех святых» Рэя Брэдбери, также посвященного смерти и жертве.
Мотив сближает фильм, в частности, с «Малхолланд Драйв» (в качестве одного из возможных прочтений шедевра Дэвида Линча). Собственно, «Донни Дарко» часто и называют «Линчем для подростков». Гораздо реже говорят, что фабульно «Донни» похож на другое, стилистически несхожее произведение. Это «Жертвоприношение» Андрея Тарковского. В самом деле: в обоих случаях герой заключает договор с Богом/Вселенной, чтобы предотвратить конец света (у Тарковского в 1980-е о ядерной войне сказано прямо). С помощью знаков во сне герой совершает некий путь по условной окружности, возвращающей его к дому. Видения наяву отмечают места, где истончается реальность. Есть в двух фильмах и визит к «ведьме» (с разными коннотациями), и даже поджог дома. В обоих случаях подвиг героя остается неузнанным другими.
У Тарковского герой, правда, остался жив — хотя, вероятно, принес в жертву нечто большее. Еще в «Жертвоприношении» есть христианский мотив свободного выбора, осознанного отказа от всего — во имя мира. У Донни Дарко возможности выбирать, в общем-то, нет: он — сомнамбула Рока, а жертва уже принесена. Он скорее античный герой в мире, оставленном богами, который не может не умереть, чтобы восстановить нарушенное равновесие — как прогневавшие небеса Орест или Эдип. Понимание этого сообщает нам катарсис, передавшийся, как видно из завершающей сцены, сестре Донни и Гретхен Роуз. Обе девушки «из непрожитых лет» не знают, но ощущают, как нечто в мире сдвинулось.
Оба фильма вышли когда-то на сломе эпох. Возможно, и сегодня мы ждем подобной картины: которая бы сама стала сакраментальным действием-жертвоприношением, способным разрубить фатальный гордиев узел сплетенных времен и эпох перед надвигающейся катастрофой. Возможно, такой фильм уже есть, просто не все его заметили, как «Донни Дарко» когда-то.