Этому городу не нужен герой: 50 лет «Китайскому кварталу»

В июле 1974 года в прокат вышел «Китайский квартал» — один из лучших фильмов Романа Поланского, ставший его последней чисто американской работой. Мрачный психологический детектив с Джеком Николсоном получил рекордные 11 номинаций на премию «Оскар» (за оригинальный сценарий — победа) и сразу же вписал себя в историю «черного» кино, встав в один ряд с классикой — «Мальтийским соколом» и «Глубоким сном». А недавно стало известно, что сценарист Роберт Таун написал сценарий для сериального приквела. В честь полувекового юбилея картины рассуждаем, как Поланский и Таун преобразили классический нуар, а также о том, что для нас и героев символизирует загадочный Китайский квартал.

К частному детективу Джейку Гиттесу обращается женщина, представившаяся Эвелин Малрэй, — она подозревает мужа, Холлиса Малрэя, главного инженера департамента водоснабжения Лос-Анджелеса, в неверности. Утомившийся от подобных дел Гиттес сперва предлагает «не будить спящую собаку», но в итоге соглашается и быстро получает соответствующий компромат. Однако вскоре выясняется, что настоящая жена Холлиса в исполнении Фэй Данауэй не заказывала ему дело, а приходила к сыщику обманщица с неясными целями. Тем временем Малрэя находят мертвым на одном из водохранилищ, куда он по работе катался по ночам. Полиция списывает всё на самоубийство из-за сексуального скандала, но Гиттес, уже ведомый чем-то большим, чем щедрые комиссионные, выходит на след заговора, в котором замешаны городские власти и мафия.

Примечательно, что «Китайский квартал», ставший хрестоматийным новоголливудским неонуаром, снял польско-французский режиссер, который в 1967 году перебрался в Америку. Таким образом, история словно повторилась, а идея, что без европейцев не было бы нуара в принципе, заиграла новыми красками. Напомню, именно авторы-эмигранты — Отто Преминджер, Роберт Сьодмак, Билли Уайлдер и Фриц Ланг — в 1930-х повернули голливудскую машину на темную сторону, предложив свой нуарный взгляд на крутые детективы Дэшила Хэммета и Рэймонда Чандлера.

Американские киноведы справедливо определяют «Китайский квартал» как ностальгический неонуар. Глобально — потому что действие происходит в конце 1930-х годов, сеттинг и образный/иконографический ряд напрямую отсылают к классическому периоду, а парочка героев Николсона и Данауэй уж слишком сильно напоминает персонажей Хамфри Богарта и Лорен Бэколл из «Глубокого сна». Также неспроста фильм открывается последовательностью черно-белых снимков, которые обманчиво наводят зрителя на мысль, что перед ним «то самое кино». Но быстро выясняется, что это всего лишь фотографии секс-компромата, которые Гиттес показывает расстроенному клиенту, а сам фильм снят в охристо-цветных тонах работы знаменитой лаборатории Technicolor.

Золотистый цвет в фильме — одно из самых удачных решений Поланского. В черно-белых нуарах напряжение создавалось за счет переключения между светом и глубокими тенями, геометрическими рисунками и острыми углами. Тогда как в «Китайском квартале» перед режиссером стояла задача найти визуальный эквивалент уже другой чувствительности — не той, где угроза поджидает тебя в тени, а той, где она рассеяна по всему Лос-Анджелесу, словно ядовитое облако.

Переход от эстетики прошлого Поланский тонко иллюстрирует в первой сцене, сразу после просмотра шпионских снимков. Когда муж узнает об измене жены, он буквально грызет жалюзи в порыве ревностной злости. Вспомним: приоткрытые жалюзи — важный атрибут эстетики нуара, создающий световой рисунок в задымленной сигаретами комнате. Американские киноведы философски трактуют эпизод как символ отчаянной тоски героя по старому дому, где его ждет «прежняя» жена, но сцена эта кажется скорее иронической. В том смысле, что Поланский таким образом заявляет вольное отношение к приметам классического жанра.

К 1970-м тропы нуара уже давно были феноменом легко воспроизводимой поп-культуры. Поэтому неудивительно, что великие новоголливудские режиссеры начали «взламывать» этот стиль. Например, олтменовский Филип Марлоу в «Долгом прощании» представлен как раздолбай-отщепенец, который не в состоянии найти даже собственную кошку в доме. И если ирония Олтмена заметна невооруженным глазом, то Поланский и сценарист Роберт Таун более осторожны. Критическое и даже саркастическое отношение к Гиттесу преподносится как бы подспудно. Но если всё же его разглядеть, окажется, что «Китайский квартал» в куда большей степени комедийный фильм, чем принято считать.

Герой Николсона лишь на первый взгляд похож на крутых персонажей Хамфри Богарта. На поверку его Гиттес выведен скорее трагической пародией. Он нюхач грязного белья, его ремесло — не героическое вершение справедливости, а бытовой шпионаж, и в фильме несколько раз оспаривается моральный статус его работы. А когда настоящая миссис Малрэй угрожает ему судом, детектив прямым текстом говорит, что не позволит очернить его «бизнес». Показательно и то, что Гиттес не мастак в остроумии (его анекдот про куколда-китайца, мягко говоря, не производит фурор) и больше предпочитает похабные ругательства (но в компании миссис Малрэй всегда останавливается на полуслове, словно вспоминая, что ему надо быть чуточку похожим на Богарта).

С другой стороны, герой Николсона продолжает расследование, даже когда уже можно было бы отступиться с гонораром в руках. Что им движет? Первое, что приходит на ум, — любовный интерес в лице миссис Малрэй. Ведь не секрет, что нуаровские герои то и дело теряют контроль под влиянием красивой, обольстительной женщины. Но здесь сексуальная динамика между Гиттесом и миссис Малрэй отодвинута на второй план. Хоть герой Николсона явно не лишен либидальной энергии, она меркнет на фоне извращенной сексуальности главного злодея Ноа Кросса, который в прошлом изнасиловал собственную дочь (миссис Малрэй) и теперь охотится за от него же рожденной «внучкой». Кросс даже символически кастрирует детектива, когда его бандит в исполнении самого Романа Поланского разрезает нос Гиттесу (и ему приходится геройствовать с нелепым пластырем). А играет Кросса режиссер «Мальтийского сокола» Джон Хьюстон, и это снова указывает на полупародийный характер «Квартала».

Значит, возможно, у Гиттеса раскрылись благородные качества в соответствии с мифом об американском герое, который спасает и женщину, и Лос-Анджелес от засухи. Но, как показывает финал, его действия ни к чему не приводят — зло остается безнаказанным. Гиттесу также не удается защитить миссис Малрэй от пули, и ее дочь-сестра буквально попадает в руки Кросса. Такая тщетность добрых намерений напоминает расхожий троп из античной трагедии — особенно из «Эдипа», — когда к персонажу, уверенному в правильности своих действий, слишком поздно приходит трагическое осознание роковой ошибки.

Заключительные сцены происходят в том самом Китайском квартале, Чайнатауне. Их действие по контрасту разворачивается ночью, а улицы напоминают скорее неоновый Нью-Йорк, который мы знаем по «Таксисту» Скорсезе (последний вышел на два года позже). Этот квартал, пожалуй, главная загадка фильма. Место, где Гиттес и его заклятый друг Лу Эскобар некогда вместе служили в полиции. Место из прошлого, о котором герой Николсона если и вспоминает, то всегда уклончиво, без конкретики. Единственное, о чём он говорит, — что тогда ему не удалось спасти женщину. И не менее мрачное: «Вы можете думать, что знаете, с чем имеете дело, но поверьте, это не так», — такими словами описывал квартал былой начальник Гиттеса.

История повторяется. Герой Николсона вновь оказывается в Китайском квартале, и у него вновь не получается спасти невинных. Учитывая близость традиции нуара к психоанализу, даже есть соблазн посмотреть на действия Гиттеса с точки зрения бессознательного мотива влечения к смерти, — ведь разве в самом финале он не впадает в полное оцепенение, в уже почти неживое состояние? Но есть ощущение, что это не столько психическое движение Гиттеса, сколько воплощенный в Китайском квартале дьявольский рок. Впрочем, Китайский квартал проще забыть, чем понять.