Человек, который упал на землю: Дэвид Боуи в кино

8 января могло исполниться 77 лет музыканту, художнику и киноактеру Дэвиду Боуи — уникальной личности в истории сценического и экранного искусства. Дэвид Линч, Ларс фон Триер, Кристофер Нолан, Ноа Баумбак, Рой Андерссон и многие другие сотрудничали с этим невероятным талантом. Вспоминаем самые громкие коллаборации музыканта с большим экраном.

«Хамелеон, комик, коринфянин и карикатурист» — так в переводе звучит строчка из песни The Bewlay Brothers, завершающей один из самых известных альбомов Дэвида Боуи Hunky Dory. Это мог быть набор слов, поток сознания, каким, по признанию автора, была текстовая часть композиции. Или наиболее точным описанием самого Боуи, образ которого невозможно заключить в рамки логики или сухого парафраза. Фигура с таким личностным и творческим размахом обречена на вечную жизнь в столь же броских, парадоксальных и эпатирующих формах. Боуи — дух, кочующий из одного тела в другое, наполняющий смыслами всё, чего бы ни коснулся, централизующий внимание и обреченный на одиночество. Таким Боуи предстал в музыке, таким его увидели в кино.

Как известно, если долго смотреть в бездну — бездна начнет всматриваться в тебя. Слишком долго и увлеченно он всматривался в бездну искусства, чтобы самому не превратиться в ее арт-объект. Феномен под именем Дэвид Боуи был обречен стать предметом внимания кинокамеры с самого рождения (то есть с первым одноименным альбомом). Еще до дебюта в кино артист непрерывно чередовал роли, покоряя рок-сцену эпатажем и революционностью: маски слетали одна за другой, а пламенный маллет сменяла элегантная гелевая укладка. Боуи — исполнитель, художник, продюсер, коллекционер и много кто еще — привык существовать во множестве творческих измерений. Так, в кино он получил одинаково широкую известность как актер и как композитор. Его песни стабильно кочуют из одного фильма в другой, не ограничиваясь жанром, историей и характером постановки. Первые режиссеры мира — от Дэвида Линча до Квентина Тарантино — наполнили свои картины звучанием его саундтреков.

В самые плодотворные годы Боуи скептически относился к предложениям о сотрудничестве. На роли соглашался редко, по собственному признанию, руководствуясь только личностью режиссера, и еще труднее давал разрешение на использование своей музыки. В 1990-е ситуация резко изменилась: количество фильмов, включавших песни Боуи, возросло многократно. Причиной стала не новая волна популярности исполнителя и даже не всплеск независимой американской режиссуры. Ответ прост: так пожелал сам Боуи. Музыкант первым создал платформу для лицензирования композиций, решив больше не препятствовать кинематографистам в получении временных прав на свою музыку.

Существует несколько причин, почему некоторые фильмы всё же удостаивались внимания короля глэм-рока. Одна из них — личные мотивы. Этим объясняется участие Боуи в фильме «Мы, дети станции Зоо» (1981) — трагической истории о героиновой зависимости. Музыкант играет самого себя. По сюжету на его концерте в Берлине девочка-подросток впервые встречает тех, кто позже подсадит ее на сильные наркотические вещества. Известно, что и сам музыкант страдал от последствий длительной наркозависимости. Его появление в фильме — не просто привлечение внимания к проблеме, но и акт покаяния. Сразу после выхода фильм ждал коммерческий успех и статус культового среди молодежи. Нет сомнений, что высоким рейтингам значительно способствовало имя Боуи и его концертное выступление с треком Heroes.

Всегда было нечто, что объединяло творческие ипостаси Боуи. Таким секретным ингредиентом было волшебство и неограниченный полет фантазии. Так в кино родился эксцентричный король гоблинов Джарет со знаменитым музыкальным перфомансом под песню Magic Dance в фильме «Лабиринт» Джима Хенсона (автора телевизионной программы «Маппет-шоу»). Все песенные номера были написаны и исполнены самим музыкантом (за исключением Chilly Down). Боуи предстал в образе великолепного и экстравагантного короля марионеточных кукол со вздернутыми бровями и прической рок-звезды 1980-х. Джарет — статный блондин, жонглирующий магическими сферами, перевоплощающийся в белую сипуху и влюбленный в юную героиню Дженнифер Коннелли. Музыкальный номер под Magic Dance стал квинтэссенцией шарма этого великолепного злодея.

Влияние музыки Боуи на кино усиливается благодаря фестивальной драме «Дурная кровь» (1986) Леоса Каракса. Герой Дени Лавана Алекс встречает в доме нового босса ровесницу Анну (Жюльет Бинош) и бесповоротно влюбляется. Девушка не отвечает взаимностью и предана человеку гораздо старше себя. В одной из сцен муки безответного чувства переполняют Алекса, в результате чего парень бросается на улицу и несется со всех ног под Modern Love по узкому тротуару на фоне серых стен, изгибаясь в такт музыке. Эпизод считается едва ли не самой эффектной сценой в фильме и одновременно одним из лучших примеров сочетания музыки и изображения. Сцена получилась настолько экспрессивной, что Ноа Баумбак в фильме «Милая Фрэнсис» (2012) переснял ту же горизонтальную панораму Modern Love с героиней Греты Гервиг. Несмотря на почти детальное воспроизведение, вариант Баумбака вполне можно счесть за концептуальное переосмысление эпизода, поставленного Караксом: пока герой Лавана терзается от любви, героиня Гервиг ею наслаждается.

Еще при жизни музыканта его композиции успели прозвучать в фильмах самых ярких режиссеров современности. Гений и провокатор Ларс фон Триер неоднократно использовал музыку Боуи в своих картинах. Две крупные эпатажные фигуры схлестнулись в равном поединке, в результате чего появился ошеломляющий финал «Догвилля» (2003) под трек Young Americans. Провокация состоялась и удвоила эффект от и без того мощного впечатления. Зритель встречает финал, морально выпотрошенный массовой казнью и одновременно шокированный парадоксальным выбором композиции, которая под мелодичный саксофон обнажает неприглядные стороны Америки. Новой попыткой провокации стало использование трека Fame в фильме «Дом, который построил Джек» (2018), благодаря которому кровожадный маньяк, упивающийся изощренными убийствами, приобретает медийный имидж рок-звезды.

Еще один неординарный поклонник творчества Боуи — Дэвид Линч. В приквеле легендарного сериала «Твин Пикс: Сквозь огонь» (1992) режиссер снимает Боуи в небольшой роли агента ФБР Филиппа Джеффриса. В этом случае выбор эпизодника обусловлен исключительно бэкграундом исполнителя, способного одним появлением в кадре усилить впечатление странности и загадочности происходящего. Другая коллаборация Линча и Боуи состоялась благодаря неонуарному триллеру «Шоссе в никуда» (1997), где под не самый известный саундтрек I'm Deranged идут начальные и финальные титры. Энергичный и агрессивный ритм и нарастающий темп подчеркивают образ бесконечного ночного кошмара и вечного движения по окутанной тьмой трассе. Динамика и надбытовой характер музыки стали главными точками соприкосновения в творчестве музыканта и режиссера.

Невозможно обойти стороной космическую природу сценических образов Боуи. Режиссеры активно внедряли в фантастические сюжеты песню Starman времен образа Зигги Стардаста, а также суперхиты Space Oddity и Life on Mars. Неслучайно роль внеземного пришельца в картине «Человек, который упал на землю» (1976) — первая и самая большая роль Боуи в его насыщенной кинокарьере. Бескрайний внутренний космос творца привлек преданного поклонника научной фантастики Кристофера Нолана. Боуи прозвучал в двух фильмах британского режиссера: «Помни» (2001) и «Престиж» (2006). Оба не связаны с черными дырами или теориями вселенских измерений, однако уже включают эксперименты с нелинейным повествованием и тему расширения сознания. Пол Верховен использует композицию I Have Not Been To Oxford Town в антиутопичном фантастическом боевике «Звездный десант» (1997). Фильм, как и песня, — совсем не про космос, а про системную пропаганду, однако Боуи при любых обстоятельствах впишется в неземные декорации. В буквальной связке с сюжетом были воспроизведены треки Starman в «Марсианине» (2015) Ридли Скотта и Moonage Daydream в «Стражах Галактики» (2014) Джеймса Ганна. Ганн даже планировал вписать камео Боуи во вторую часть супергероики, но не смог из-за кончины музыканта.

Уэс Андерсон в «Водной жизни» (2004) с избытком использует популярные треки Боуи, но почти все они спеты на португальском языке бразильцем Сеу Хорхе. Оригинальный подход подчеркнул экзотичность и характерную условность киномира Андерсона, оторванного от бытовой реалистичности в том числе за счет иного звучания культовых композиций. Влияние Боуи как культурного феномена настолько велико, что в истории есть случай, когда сцена писалась под конкретную композицию музыканта. Речь о «Бесславных ублюдках» (2009) Квентина Тарантино и эпизоде, предваряющем кульминационную расправу над нацистами. Под синтез барабанов и синтезатора в треке Cat People (Putting Out Fire) Шошанна в характерном стиле спагетти-вестерна наносит то ли макияж, то ли боевой окрас, готовясь вместе со зрителем к эпическому возмездию. Сцена так органично вошла в ткань фильма, что наравне с пробежкой под Modern Love из «Дурной крови» стала одним из самых узнаваемых музыкальных киноэпизодов.

Один из ближайших соратников Тарантино Роберт Родригес тоже обращался к музыке Боуи, включив Changes в научно-фантастический хоррор «Факультет» (1998). Использованная в том же контексте телесного перевоплощения Changes прозвучала и во второй части культового мультфильма «Шрек 2» (2004). Вторым дыханием для песни Golden Years стала жизнь в приключенческом боевике «История рыцаря» (2001) с Хитом Леджером. Композиция использована в сцене коллективного современного танца, развернувшегося в декорациях Средних веков. Диссонанс между актуальной манерой и требованиями эпохи вывел в авангард истории элемент чуда, разрушающего любые условности, будь то дворянские сословия или аутентичность.

Из последних примеров обращения к Боуи — «Лакричная пицца» (2021) Пола Томаса Андерсона и «Солнце мое» (2023) Шарлотты Уэллс. В первом случае треки подчеркивают ретро-стиль, усугубляя меланхоличную тоску по терракотовому шику 1970-х. А вот дебют Шарлотты Уэллс в прошлом году открыл новые возможности суперхита Under Pressure, доказав, что в новой аранжировке песня, знакомая каждому поколению, способна растрогать до слез. Трек сопровождал кульминацию личной истории взаимоотношений отца и дочери, их последний совместный танец под озаряющие вспышки прожекторов. Мужчина, весь фильм скрывавший глубокую депрессию, обнажает накопленную слабость под звучное отчаяние Under Pressure. Осознание конечности этих и без того хрупких отношений создает эффект роковой беспомощности перед судьбой и временем.

Боуи на протяжении многих десятков лет пользовался популярностью у режиссеров, из-за чего объять весь пласт его музыкального наследия в кино — чересчур амбициозная задача. Каждая характерная черта его имиджа находила созвучие в мыслях режиссеров. Условность и сказочность повлекли сотрудничество с Хенсоном и Андерсоном. Репутация эпатажного подстрекателя сказалась на коллаборации с Триером. Образ космического пришельца породил ажиотаж среди режиссеров-фантастов, а флер тайны и личностной исключительности привлек внимание авторов в духе Каракса или Линча. Размах Боуи бесконечен, как бесконечна стихия. А значит, в каких бы формах ни жило искусство, его дух обречен парить над вечностью, являясь неиссякаемым источником образов и смыслов.