Фамильные ценности: 10 хорроров о семье
Как известно, семья часто под ударом, особенно в фильмах ужасов. Монстры, маньяки и любые другие опасные существа атакуют чьих-то родственников, отчего страдают мамы, папы, сестры и братья. В пятницу, 13-го вспоминаем отличные хорроры, в которых семья разваливалась или подвергалась испытаниям. А иногда убийства — дело, передающееся по наследству.
Никто из режиссеров не умеет скрещивать семейные ценности и зловещие проклятия так крепко, как это делает Джеймс Ван. Его вселенную плохих домов всё чаще называют Диснейлендом среди ужасов — атаки потусторонних сил неизменно заканчиваются пугающе прямолинейными, но почему-то всё равно действенными пассажами о силе родственных уз.
Фамилии у Вана находятся по обе стороны кошмара: супруги Эд и Лоррейн Уоррен (Патрик Уилсон и Вера Фармига), чьи образы основаны на личностях реальных охотников за привидениями (или шарлатанов — история умалчивает), раз за разом спасают очередное семейство от паранормальных несчастий. С одной стороны, не только «Заклятие», но и следующие фильмы серии вместе с побратимом «Астралом» наглядно демонстрируют шаблоны жанра, в котором беды всегда начинаются с переезда в новый дом. С другой, Джеймс Ван стереотипы превращает в звенья жанровой механики, а трюизмы — в непреложные истины о любви и добре, которые раз за разом срабатывают. В первом фильме франшизы Уоррены помогают Перронам, в доме которых поселился злой дух. Время действия — 1971 год.
Идеальное всегда пугает и кажется маркетологическим обманом: дом девочки-подростка Тиньи (Сиири Солалинна) — будто страница каталога IKEA, семья — фото на пакете сока. Сама школьница с утра до вечера пропадает на тренировках. Гимнастка, отличница и мамина радость вступает в кошмарную пору пубертата: неминуемые телесные трансформации сопровождает физическое изнеможение от тренировок и психологическое — от маминых установок.
Дебютантка в режиссуре Ханна Бергхольм создает утопический ландшафт пригорода, чтобы в очередной раз влезть за пазуху к его жителям. Фамильный портрет в пастельных тонах прячет дисфункциональный союз, где родители друг другу чужие люди, а дочь — повод похвастаться в социальных сетях. Одиночество толкает Тинью на поиски родственника по духу, а не по крови — им становится кошмарная птичка, готовая отомстить каждому обидчику дорогой кормилицы. «Скрежет» — один из самых необычных хорроров 2022 года, который микрокосм семьи преподносит как суровый климат истории взросления.
«Реликвия» — еще один хоррор от дебютантки в режиссуре. Натали Эрика Джеймс рифмует кошмар страшного дома с тяготой утраты. Старушка Эдна (Робин Невин) пропадает — ее дочь Кей (Эмили Мортимер) и внучка Сэм (Белла Хиткот) не находят себе места, но бабушка возвращается домой, чтобы последний раз проститься. За полтора часа хронометража Джеймс исправно собирает жанровое бинго: наступает ночь, и старый дом наполняют страшные звуки, в коридорах «цветет» плесень и черт знает что еще, а стиральная машинка желает довести семью и зрителей до инфаркта.
За потоком бойких скримеров расположилась горькая история о трех поколениях женщин: непроговоренная любовь, старые обиды, болезненные надежды и сдавленные слезы. Подобно «Отцу»Флориана Зеллера, «Реликвия» меняет пространство под диктовку деменции и видений воспаленного старческого ума — смерть и горечь утраты не только печальны и неизбежны, но и всегда пугающе внезапны.
Фильм «Оно приходит ночью» стал отправной точкой в дискурсе о смерти и перерождении хорроров, а режиссера Трея Эдварда Шульца пресса окрестила прародителем постхорроров. Впрочем, термин на следующий же день доказал свою несостоятельность, а виной противоречий стал обман ожиданий. Промокампания обещала напряженный триллер о выживании с фантастическими допущениями — практически «Тихое место», но в результате режиссер запрятал подальше из кадра неминуемую угрозу, а вместо этого сосредоточился на поведении членов семьи, которые стремятся оберегать друг друга.
Поборниками спокойствия стали другие выживальцы, которые невольно поставили перед хозяевами дома морально-этическую дилемму: важнее собственная безопасность или взаимовыручка в критических условиях? Если убрать ожидания о реконструкции жанра, то остается вдумчивое и последовательное размышление о приоритетах. Когда под одной крышей две семьи, чьи-то фамильные ценности пройдут проверку на прочность, а чьи-то докажут несостоятельность.
Оказываясь в режиссерском кресле, актер Джон Красински («Офис») раз за разом упражняется в высказываниях об общей семейной душе: если «Холлеров» подвел излишний мелодраматизм, то «Тихому месту» удалось вывести идеальную формулу блокбастера — родня против апокалипсиса (Стивен Спилберг построил на этом сочетании карьеру). Кино вышло семейным хотя бы потому, что главные роли исполнили Красински и Эмили Блант: супруги настолько органично сосуществуют в кадре, что выживание моментально становится понятным, приземленным и достоверным (насколько это возможно).
Разумеется, в первую очередь публику заманил концепт: практически всё действие фильма происходит в полной тишине — в постапокалиптическом мире стоит издать звук, как жуткие монстры настигнут источник шума. Возможно, в условиях выживания есть доля фантазии отца в большой семье: что, если близкие затихнут хотя бы на несколько минут? Как бы то ни было, «Тихое место» — одновременно и один из самых удачных за последнее время жанровых аттракционов, и довольно драматичная история о семейных ценностях высшей пробы.
Будет несправедливо обойти в подборке самую зловещую семейку кошмарного края, но будем честны: практически все слэшеры, несмотря на фиксацию на подростках, так или иначе обращаются к родственным связям. Джейсон Вурхиз и его мамаша в «Пятнице, 13-е», безучастные родители в «Кошмаре на улице Вязов», загадочная природа связи Майкла Майерса и Лори Строуд в «Хэллоуине», члены семьи, преследующие Сидни Прескотт во франшизе «Крик», — кровь тянется к крови. Но особенно выделяется семейство реднеков, к которым «на ужин» угодили молодые люди на минивэне в 1974 году (кстати, ядром компании стали брат и сестра, которые едут на могилу к дедушке). То ли мутанты, то ли дети инцестов — каннибалы из Техаса надолго стали олицетворением маниакальной привязанности к родственникам и пугающего следования традициям.
Тем, кто хорошо помнит великую «Резню» Тоуба Хупера, можно посоветовать «Кожаное лицо»Александра Бустильо — приквел истории о воспитании убийцы с бензопилой в руках. Местами фильм угрюмо простодушный и дидактический, но всё же, в отличие от множества других порождений франшизы, вписывается в общую тональность.
«Ведьма» стала глашатаем волны слоубёрнеров, а режиссер Роберт Эггерс — одним из главных имен в хорроре XXI века. Новая Англия, XVII век, вязкий ужас, ведьма, живущая где-то в чаще, козел Филипп, дьявольские пляски у костра и исчезнувшие дети — компактный фильм не только наводит жуть, а кое-где и неподдельную печаль, но и исследует нравы колонистов.
Изгнанные из общины фермеры селятся рядом с лесом: обуреваемые подозрениями и томительным отшельничеством родители начинают думать, что их старшая дочь Томасина (Аня Тейлор-Джой) — ведьма. Роберт Эггерс последовательно показывает распад семьи из-за множества факторов — голод, нищета, страх, зависть и запрет на чувственность. Как только Томасина взрослеет, мать видит в дочери похотливую женщину, способную соблазнить и отца, и брата. Если рассматривать «Ведьму» не только как мистическую легенду о колдовстве, но и как драму о внутренних противоречиях, то история становится еще трагичнее: семья отвергла Томасину и обрекла на поиски нового приюта.
«Вивариум» Лоркана Финнегана довольно издевательски обращается с концептом семьи в прочтении американской мечты. Молодая пара — Том и Джемма (Джесси Айзенберг и Имоджен Путс) — приезжает посмотреть милый домик в пригородном поселке, где всё как в 60-х: заборчики, газоны, цветы на окнах и двускатные крыши. Подозрительный риэлтор исчезает, а Том и Джемма остаются жить в лимбе идеальной жизни, без возможности покинуть жилище с открытки.
Фильм Финнегана можно назвать скорее остросоциальным сай-фаем, который тем не менее довольно сильно пугает: то ли жанровыми примочками, то ли могуществом условностей. Брак, дети, смерть в один день и могилы рядом на заднем дворе — история семьи укладывается в несколько пассажей общей биографии, где не остается места на личное, интимное и индивидуальное, а гендерные роли рушат партнерство. Виварий — место, где содержат лабораторных животных. Финнеган ставит эксперимент над сожительством людей и пытается разобраться, действительно ли брак — лишь союз для выполнения репродуктивной функции.
Совершенно иначе семейный ужас звучит в другой полосе: якутский кинематограф сегодня — новая кинематографическая Мекка, фильмы из Республики Саха ждут все фестивали. Режиссер Костас Марсаан местный колорит, мистику и мифологию ловко скрещивает с универсальным жанровым языком.
В одиноком доме, затерянном где-то в глуши, родственники не могут прийти к согласию: гости из города предлагают им продать жилище, местные держатся за возможность остаться вдали от людей. В конфликт вступают и мировоззрения, и принципы, и базовые ценности, но и потусторонние сущности тоже не дремлют. «Иччи» — фильм-галлюцинация, фильм-видение: лента путает зрителя, топит в допущениях и лишний раз показывает, что в браке человека и природы последнее слово всегда за флорой и фауной.
Начнем с небольшого спойлера: «Коко-ди Коко-да» попал в волну переосмысления «Дня сурка». Жанр хоррора отлично подружился с концептом повторений в комедийном ужастике «Счастливого дня смерти», но в фильме шведа Йоханнеса Нюхольма закольцованность стала по-настоящему невыносимой.
Пара (Лейф Эдлунд Йоханссон и Ильва Галлон), потерявшая дочь, отправляется на природу, чтобы провести выходные наедине друг с другом: разбить палатку, развести костер, послушать пение птиц и, возможно, наконец поговорить. Маршрут идет не по плану, а рассвет и вовсе превращается в бесконечное мучение: туристов находит труппа бродячих артистов, по настроению слишком далеких от веселья цирковых представлений. «Коко-ди Коко-да» мотив повторения превращает в цикл травмы и проживания утраты — бесконечная боль, чувство вины, отвращение к близким. Местами фильм превышает допустимый уровень жестокости — и физической, и моральной, но в результате становится одним из самых значительных рассуждений о том, где начинается и когда заканчивается семья.