Десять последних фильмов-лауреатов «Золотой пальмовой ветви» Каннского кинофестиваля: От худшего к лучшему

Закончился очередной, но, надеемся, не последний Каннский кинофестиваль, мир узнал нового обладателя «Золотой пальмовой ветви» — несомненно, важнейшего киноприза на планете. В последние годы «Оскар» девальвировался еще больше, чем раньше. Тем более, что эта премия скорее ориентирована на зрительское и, желательно, американское кино. Победила дискуссионная и, наверное, самая радикальная в плане содержания картина «Титан». Кинокритик Егор Беликов по такому поводу решил отсортировать всех победителей последней декады в порядке от худшего к лучшему — исключительно субъективно, потому что все эти картины на самом деле хорошие, а некоторые и вовсе гениальные.

Турок Джейлан победил на фоне, очевидно, сильного каннского конкурса, но в числе тех фильмов не было явного фаворита: «Левиафан» Звягинцева, «Прощай, речь» Годара (лучший из поздних фильм французского мятежного классика), «Охотник на лис» Беннетта Миллера, «Два дня, одна ночь» братьев Дарденн, «Зильс-Мария» — попросту лучший фильм Оливье Ассайяса. Но жюри во главе с каннской лауреаткой Джейн Кэмпион (долгое время остававшейся первой в истории обладательницей, а не обладателем, «Золотой пальмовой ветви» за свое сентиментальное «Пианино») выбрало именно эту огромноую трехчасовую разговорную драму, откланивающуюся русским классикам — здесь нетрудно найти цитаты и из Чехова (сценарий крайне вольно осмысляет его рассказ «Жена»), и из Достоевского (есть целая сцена, отсылающая к «Идиоту»), и из Толстого. В целом «Зимняя спячка» наследует великой и могучей литературной традиции и, может быть, сегодня поэтому блекнет. Все же с трудом удается сконцентрироваться так уж сильно на пусть и мощной, но все же монотонной драме, которая еще и всеми силами демонстрирует, что каждый из ее героев находится в некоем плену разума, своеобразном прижизненном летаргическом сне. Впрочем, понять жюри тоже можно — это все же мощная и цельная работа, ради которой Джейлан пошел в своем стремлении заморозить экранное действие до самого предела. Следующий его фильм, «Дикая груша», к слову, тоже показывался в Каннах, ни одного приза не получил, но это потрясающее кино, изучите при случае — бывают и такие несправедливости, да.

В данном случае хотелось бы, конечно, поспорить с жюри, тем более что выбор у них в тот год был широк: непрошибаемо гениальный фильм о Холокосте (к тому же дебютный) «Сын Саула» Ласло Немеша, всеми любимые «Кэрол» Тодда Хейнса и «Молодость» Паоло Соррентино — не картины, а иконы для нового поколения синефилов. Да и тайваньский «Убийца» Хоу Сяосяня более чем заслуживал внимания, но, видимо, «Дипан» показался важнее и актуальнее. Это кино о кризисе беженства в Европе — тема подзатасканная, да, но в довольно неожиданной форме. Джесутасан Антонитасан, бывший «тамильский тигр», сам эмигрант, играет здесь аналогичного шри-ланкийского повстанца, который, скрывая свою личность и обзаведясь фейковой семьей с ребенком (ни мать, ни отец, ни дочь — не родные друг другу люди, а просто жертвы чудовищных жерновов гражданской войны), переезжает в Париж. Сюжет развивается увлекательно, на Дипана выходят люди из прошлого, и его эрзац-семья становится вполне себе ему родной. На самом деле все одиаровские выкрутасы превращаются по итогам в довольно традиционный светлолицый фильм за всё хорошее против всего плохого, но зато экшен-сцена ближе к финалу упоительная.

Главная картина одного из самых заметных на мировой арене японских режиссеров может показаться кому-то излишне благостной, недостаточно радикальной (для Каннского фестиваля — так уж точно), но в этом и нюанс. Корээда снимает бережно и ласково, это такое элегическое аниме в форме игрового кино, но при этом ситуация, что в фильме демонстрируется, вовсе не такая душеспасительная, а даже, можно сказать, экстремальная. До поры это кино об очень бедной семье, которая, несмотря ни на что, живет счастливо и в любви, хотя деньги у них в основном из пенсии бабушки. В процессе мы начинаем замечать — что-то не так: сперва ячейка общества буквально подбирает с улицы бесхозную девочку, потом бабушка умирает, но взрослые отчего-то не собираются сообщать об этом властям. Не будем рассказывать весь сюжет, всё же спойлеры. В итоге выясняется, что это кино о трансгрессии нуклеарной семьи, о том, как быстро под давлением капиталистического общества трансформируются наши представления о том, как должны жить дети и как им будет лучше. «Магазинные воришки», быть может, не поражают, но многое говорят нам о том, что за мир распростерся вокруг нас, как быстро он меняется и как мы изо всех сил стараемся этого не замечать.

Кен Лоуч славен как суровый, но трепетный изобличитель социальных пороков, классовых неравенств и прочих народных британских шероховатостей и несовершенств — и при этом является всего лишь вторым за последнее десятилетие режиссером, коронованным как дважды лауреат «Золотой пальмовой ветви». В этом пантеоне несвятых святых всего лишь восемь человек, из ныне живых Лоуч — самый пожилой. Трех главных призов Каннского фестиваля нет вообще ни у кого, и, если честно, вряд ли мы на нашем веку такое вообще увидим — слишком велика ежегодная конкуренция, навряд ли уже единожды ветвеносителей будут судить не строго. Впрочем, Лоуч — как раз из тех, кто принципам не изменяет и ближе к старости стал снимать уверенно, четко и пронзительно. «Я, Дэниэл Блейк» — может, не самый главный его фильм, но в тот год, несомненно, один из самых заметных (хотя не можем не сказать, что его конкурент «Тони Эрдманн» — просто гениальное кино, не получившее ничего от жюри, которое возглавлял потрясающий режиссер и, видимо, так себе кинозритель Джордж Миллер) о жизни одинокого пенсионера, который вступает в последний и довольно неравный бой с государством за честно причитающуюся ему по результатам пожизненного тяжелого труда социальную гарантию. Хотя какая там гарантия, одна профанация, ничего по-настоящему справедливого от этого молоха ждать не приходится. Чудесный комик Дейв Джонс в главной роли играет Дэниэла Блейка так буднично, что понимаешь — эта история случается сплошь и рядом, в метре (или в футе, если вы из Великобритании) от нас. Словом, идеальное кино для просмотра с родителями — это и комплимент (все же с родителями стоит смотреть только лучшее), и предупреждение — наверняка вы все, что покажут в этом фильме, уже знаете сами без Лоуча.

Бесконечно ироничный, даже ернический и потому издевающийся над всем, что попадется под руку, фильм шведа Рубена Эстлунда может кому-то показаться сущей безделицей. Право слово, что эта, по сути, комедия, лишь к финалу углубляющаяся в экзистенциальные вопросы бытия, забыла в самом престижном фестивальном конкурсе планеты, да еще и главный приз там получила? На самом деле «Квадрат» вовсе не так прост, хотя казалось бы, чего там особенного в этой примитивной, пройденной еще в средних классах геометрической фигуре — а вот поди ж ты. У Эстлунда этот четырехугольник с равными сторонами символизирует сразу многое: это вымученная инсталляция в местном музее современного искусства, показывающая нам вроде бы все неравенство в нашем бедовом обществе, но на самом деле подтверждающая тотальную недостачу идей в головах, в том числе художников. Дальше больше: главный герой (Клас Банг), куратор галереи, оказывается в крайне причудливой ситуации, которую не хочется до конца раскрывать, но он совершенно точно переосмыслит свои взгляды на устройство современного мира. Все это снято с потрясающей шведской точностью и общескандинавской вежливостью, то есть без трюизмов, очевидностей и нарочитостей, может, разве что с недоговоренностями. Наверное, «Квадрат» и сам по себе, без привязки к музейно-художественной теме, мог бы сойти за мейнстримное, но все же произведение современного искусства.

Фильм, попирающий каноны, нормы и ханжеские границы окровавленным каблуком. Новейшая картина-лауреат «Золотой пальмовой ветви» шокирует даже подготовленных (и готовых ко всему кинокритиков, многие из которых, надеемся, к стыду своему, сбежали с каннского показа тогда еще не победителя фестиваля — но кто ж знал), впечатляет радетелей нравственности — пока что заочно (тех, кто еще фильма не видел и наверняка его даже не посмотрит), и очень, конечно, волнуемся мы за его будущие прокатные перспективы. Безусловно, это радикальное кино, но не бессмысленное, не заслоняющее зверствами и перверсиями исследования тонких материй. По сути, это картина о том, до каких вершин (или глубин) может дойти поиск своего «я». Главная героиня, которую играет гендерно-небинарная актриса Агата Руссель, на наших глазах быстро становится серийной убийцей, сношается с автомобилем (даже не с одним), меняет себе внешность прикладным методом — ломает себе нос о раковину — и так же скоропалительно меняет гендер для того, чтобы законспирироваться и выносить плод противоестественной любви человека и механизма, что растет у нее в пузе как-то подозрительно быстро. По сути это попытка предположить, куда же приведет человечество последовательное и уверенное размытие границ (всего: гендера, сексуальности, перверсии) — кажется, приведет куда-то в такие края, что даже предположить страшно. «Титан» — все же очень важное кино, помимо того, что чертовски витальное в кинематографическом смысле (просмотр категорически бодрит, как холодный душ). Режиссерка Жулия Дюкурно пытается пофантазировать на тему, как может выглядеть мир ближайшего будущего, причем без какого-либо алармизма, скорее наоборот, разбирает нас на плесень и липовый мед, переходит на новый уровень постмодерна — и всё нам на потеху.

Вроде бы про этот фильм больше нечего рассказывать. Классический случай: когда надо объяснять, то не надо объяснять. Одновременно победитель Каннского кинофестиваля и первый в истории неанглоязычный лауреат главного «Оскара» Пон Джун-хо нашел идеальную киноформу для разговора о важном — о классовом расслоении, причем в картине нет ничего показательно остросоциального — это бесконечно увлекательная вещь, можно даже и не задумываться, о чем вообще нам рассказывает эта коллизия, настолько она естественно вписана в нашу с вами картину несправедливо устроенного мира. «Паразитов», наверное, видели уже все — и все остались заворожены ловким и динамичным развитием сюжета, потрясающими мизансценами и кэмпово-кровавым финалом (еще актерской игрой гениального Сон Кан-хо, но это и так было известно со времен «Воспоминаний об убийстве»). Но даже не это в «Паразитах» самое главное, а тот факт, что весь мир объединился в единой любовном порыве к этому фильму — и снобский Каннский фестиваль, и американоцентричные академики, и восторженный зритель, который в одночасье превратил корейское кино в один из важнейших трендов авторского проката. Так меняется мир навсегда — на наших глазах. Во всяком случае, мир киноискусства.

Одна из самых скандальных «Золотых пальмовых ветвей» в истории. Исполнительницы главных ролей, Леа Сейду и Адель Экзаркопулос, получили по собственной «Золотой пальмовой ветви» одновременно с режиссером Кешишем, поскольку они, как и многие на фестивале, были возмущены тяжелой атмосферой на съемочной площадке, психологическим абьюзом Абделатифа (никакого харассмента, просто неприятно было играть), еще там каким-то техническим работникам якобы недоплатили. Так или иначе, и Леа, и Адель обе более чем заслуживали любых наград — это один из сильнейших фильмов XXI века благодаря их нечеловеческим стараниям. Адель играет, собственно, Адель, главную героиню комикса «Синий — самый теплый цвет» (таково и англоязычное название фильма — когда будете смотреть, обратите внимание на поэтику синего и голубого в картине, там много визуальных метафор и акцентов), 15-летнюю студентку, которая быстро растет на наших глазах и параллельно влюбляется в загадочную Эмму с цветными волосами, отношения с которой будут крайне графично визуализированы на экране (это один из самых откровенных фильмов наших дней — экранный секс потрясающе убедителен) и которые истерзают юную протагонистку и сделают ее сломленной, а, следовательно, взрослой. По сути, «Жизнь Адель» рассказывает нам о жестокости всякой судьбы, что вымывает из нас всё человеческое, терзает и физически, и душевно, а, поматросив, оставляет у разбитого корыта — и всё это мы делаем с собой сами. Точно, тонко и мучительно для осознания.

Душераздирающе — только это хочется сказать про жуткий, лаконичный, даже скупой и до жестокости идеальный фильм гениального австрийского киносадиста Михаэля Ханеке. Он всего лишь второй в этом списке дважды лауреат «Золотой пальмовой ветви: получил главные каннские награды с разницей всего лишь в три года — до того его «Белую ленту» выбрали лучшим фильмом в 2009. Также у Ханеке есть гран-при того же смотра за «Пианистку» (про «Оскар» в номинации «Лучший фильм на иностранном языке» за «Любовь» даже говорить не будем — это само собой разумеется — а еще несколько номинаций, в том числе в главной категории). При этом выбирать из этих картин любимую не приходится. Это вообще не то кино, которое смотрят ради успокоения, развлечения, разве что душевного удовлетворения — но того, что приходит через боль. Каждый фильм Ханеке мучителен, и это нормально. Другой вопрос — заставить себя смотреть, к примеру, «Любовь», мощнейшее произведение о предчувствии смерти, потери личности и памяти, страдании и избавлении, которое никого не излечит. Пожилая семейная пара (великие Жан-Луи Трентиньян и Эмманюэль Рива) проводит свои последние дни в парижской квартире. Она становится паралитиком и больше не в состоянии жить без поддержки мужа. Он заботится о ней до самого конца. Их дочь, уже покинувшая отчий дом (Изабель Юппер), думает не об их душевных терзаниях, а о судьбе прав собственности на квартиру. Словом, это мучительная история увядания, знакомая каждому, кто провожал в последний путь пожилых родственников — и, наверное, точнейшая и сильнейшая репрезентация настоящей любви в мировом кино.

О «Древе жизни», как и о «Любви», будто бы нечего написать, кроме самоочевидностей. Это кино вместило в себя, следуя собственному каббалистическому названию, абсолютно всю жизнь, не только человеческую, но и всей вселенной и во всех ее проявлениях. Сюжет без начала и конца о взрослении некоего мальчика в классической американской субурбии, в условиях престранной семьи, где отец (Брэд Питт, для которого это самый авторский фильм в карьере, и который по свидетельствам очевидцев не очень понимал, в чем смысл картины) и любит, и терзает своей любовью, а мать (Джессика Честейн) настолько святая, что просто иногда взлетает в воздух с поверхности лужайки перед домом. Позже главный герой Джек вырастает в грустного Шона Пенна, который все время ездит на лифте и гуляет по побережью моря. Параллельно нам демонстрируют визуализацию рождения мира, рождения гуманизма (у динозавров) и прочие вроде бы отвлеченные вещи. Но это настолько убедительное кино, что ты его по-настоящему проживаешь вместе со всеми героями (герои ли это?): ты становишься и Джеком, и его родителями, и динозавром, и всей вселенной. Терренс Малик, великий затворник, настолько преисполнился к моменту начала работы над «Древом жизни», что полностью отказывается и от сюжета, и от актерской игры, и от каких-либо объяснений — он занят лишь настоящим искусством. Последний на текущий момент подлинный шедевр в истории человечества.