Большие и маленькие: 9 экранизаций русской литературы
Русская классическая литература — гордость не только нашей культуры, но и мировой. Стараются не отставать и современные авторы. Естественно, что мимо вечных сюжетов и самых различных трактовок не теряющих актуальности коллизий не могут пройти и кинорежиссеры. Рассказываем об экранизациях отечественной литературы. Среди авторов: Акира Куросава, Алексей Балабанов, Джо Райт, Никита Михалков и многие другие.
На переломе веков роман Достоевского, перенесенный в современную Россию, превратился в острую комедию «Даун Хаус». Но тот же сюжет в послевоенной Японии сыграл максимально серьезно. Известный поклонник русской литературы Акира Куросава сделал блаженного князя Мышкина вернувшимся с войны солдатом с ПТСР. Кроме того, его персонаж по имени Камэда (Масаюки Мори) разделяет часть биографии с самим Достоевским: как и писатель, он был приговорен к смерти, но в последний момент помилован. Появление кроткого героя в охваченном денежными и семейными дрязгами обществе Хоккайдо преображает людей. Однако фактическая святость «идиота» не может никого привести к спасению.
Стоит сказать, фильм был снят в 1951 году: об экранизациях «реакционного» Достоевского в сталинской России тогда не шло и речи. Но для полуразрушенной Японии проблема людей лишних, неприкаянных, оказалась актуальной. А здешняя Настасья Филипповна по имени Таэко (Сэцуко Хара), помимо прочего, символизируют женскую эмансипацию в патриархальном обществе. На символическом же уровне русскую и японскую культуру здесь объединяет чувство снега: он непрерывно метет за окнами, липнет к одежде, задувает огонь, а в морозном солнце светятся слезы раскаяния на щеках.
Можно дискутировать о том, какая из экранных версий эпопеи Льва Толстого была лучшей. Но лишь фильм Сергея Бондарчука — веха, обойти которую невозможно. Премия «Оскар», хит советского проката, одна из самых дорогих постановок в мире. Хрестоматийными стали истории о десятках тысячах солдат в батальных массовках, о бесчисленных предметах одежды и обихода, изготовленных по лекалам двухсотлетней давности, о монументальных декорациях. Разумеется, фильм был в том числе пропагандистским «нашим ответом Голливуду». Он разительно отличался по духу от оттепельного кино и авторских откровений молодых режиссеров.
В конечном итоге, Бондарчук использовал безотказный метод «кладите больше заварки»: больше денег, больше усилий, 6 лет на идеальный результат. Стратегия при активном участии государства не могла не оправдаться. И если к «мирной» линии есть много вопросов (например, касательно выбора актеров), то «война» в фильме во многих отношениях осталась непревзойденной. Спустя более полувека сердце также замирает и срывается, когда мы проносимся над панорамой Бородинской битвы по траектории пушечного ядра.
Первый и единственный полноценный советский фильм ужасов — столь же уникальный, сколь и незабываемый. Производство хоррора было возможно лишь благодаря статусу Гоголя как классика, который, кстати, и среди современников больше всех отдал этому жанру в русской литературе.
По сюжету философ-бурсак Хома Брут (Леонид Куравлев) вынужден проводить ритуал экзорцизма над телом случайно убитой им молодой ведьмы 3 ночи подряд. Каждый раз девушка (Наталья Варлей), встав из гроба, призывает в стены церкви разную нечисть, но монстры не видят Хому, которого защищает магический круг. Пролеты ведьмы в гробу, лезущие сквозь стены упыри, пляски скелетов и, наконец, «виновник торжества» Вий с фонарными глазами — все эти сцены смотрятся впечатляюще и сегодня. Что не удивительно, ведь за спецэффекты отвечал великий сказочник Александр Птушко. Если сказка с хутора близ Диканьки и не покажется вам жутковатой, то уж во всяком случае она смотрится легко и, что называется, меметично.
Знаменитый персонаж мог бы восприниматься приговором русскому национальному характеру, но под пером Ивана Гончарова стал скорее его безоговорочным оправданием. Для чего, в самом деле, тратить силы на то, чтобы жить правильно (и кто вообще решает, что это именно значит?), если еще не установлено, зачем жить вообще?
Михалков вслед за автором романа смотрит на героя с любовью и нежностью. И сам Обломов полон нерастраченных любви и нежности, которые черпает в воспоминаниях о пасторальном рае детства. Сложный внутренний мир чудака трудно распознать внешне — Обломов в исполнении Олега Табакова первую часть фильма почти не кажет носа из-под одеяла. Лишь любовь возвращает герою утраченную детскую радость и смысл существования. Тогда полумрак квартиры сменяется полуденным светом, лесными пейзажами. Но так возможное счастье остается потенциальным, нереализованным. Михалков известен вниманием к дворянской дореволюционной России, и именно здесь, в камерном, в общем, фильме, она выражена наиболее полно и правдиво. Каждая неслучайная деталь на которой останавливается кружащая камера, превращается в таинственный символ из утраченного счастливого мира.
Несмотря на спорные версии «Мастера и Маргариты», книгам Михаила Булгакова на экране скорее везло. Еще до едкого «Собачьего сердца» Владимира Бортко были трогательные «Дни Турбиных» и всенародно любимый «Иван Васильевич меняет профессию». Но «Морфий» — особый случай, ведь это высказывание главного русского режиссера двух постсоветских десятилетий на довольно страшную тему. В предыдущем своем фильме «Груз 200»Балабанов показал конец советского мира, а в вольной интерпретации полубиографического произведения Булгакова — его начало.
И, даром, что герой произведения — акушер, само это начало отмечено разложением, трупным запахом, едва ли не ударяющим по неподготовленному зрителю с экрана. Больничные коридоры и нужники, тяжелый наркотический сон под плач Вертинского, зарево дальних пожаров. Удивительно, что показ распада одновременно является, насколько это возможно, стильным ретро. Цветная картина даже порой кажется черно-белой. История России здесь, что характерно, заканчивается в кинотеатре, набитом хохочущими пролетариями.
Решение Карена Шахназарова перенести действие рассказа Антона Чехова в наши дни кажется самоочевидным. Ведь именно чеховский мир в сравнении с другими классиками изменился менее всего. Нет ни роскошных боев, ни батальных сцен, ни чудовищных обстоятельств: лишь бесконечные чаепития, невидимые миру слезы, боль лопнувшей струны. Владимир Ильин органично играет флегматичного психиатра, который однажды так разговорился с пациентом, что в конце концов оказался с ним в одной палате.
Впрочем, если у Чехова провинциальная психбольница всё же мрачно контрастировала с обывательской реальностью, у Шахназарова между миром внутри и снаружи больничных стен нет четкой границы. Это минималистичное кино, снятое за месяц в псевдодокументальном стиле, а в массовке играли реальные пациенты соответствующего заведения. Вместо интеллигентной обстановки жилища доктора — сумрачные квартиры в панельках с коврами на стенах, вместо поездки на Кавказ — снятое ручной камерой мельтешение по Москве. Может, из-за отсутствия контраста судьба доктора Рагина не кажется такой уж несправедливой. Всё одно, скучно жить на свете, господа.
Алексей Федорченко снимает кино, которого больше не снимет никто. И материал для экранизации он взял соответствующий. Казанский писатель Денис Осокин написал роман о «современных мерянах». В реальности меряне — вымершее финно-угорское племя с волжских берегов, но по сюжету они и сегодня живут среди нас, неотличимые на вид, однако берегущие свою самобытность. Автор придумал мерянам обычаи и ритуалы, включая водяное погребение. Герой книги и фильма едет отдать последний долг жене, похоронив ее соответствующим образом.
Федорченко снял причудливую историю, представляющую собой медитативное путешествие по бескрайней земле, которое чем-то напоминает последний путь героя «Мертвеца» Джима Джармуша. Не от мира сего герои проходят скорбный путь по России, а у зрителя есть редкий шанс увидеть ее по-настоящему другими глазами.
Экранизаций шедевра Льва Толстого насчитывают десятки, но если нужно выбрать одну, пусть ею станет несколько эксцентрическая работа Джо Райта по сценарию Тома Стоппарда, живого классика английской драматургии. Главную героиню играет ослепительная Кира Найтли, ее сухаря-мужа — Джуд Лоу, а героя-любовниа Вронского — Аарон Тейлор-Джонсон.
Страсть и сексуальное напряжение, которые просвечивают в романе между строк, в полную силу расцвели на экране. При этом всё подается в театральной условности: мы смотрим на сцену, в которую превратилась Российская Империя. Таким образом, она предстает вечной цивилизацией, а трагическая история Анны оказывается и современной, и вневременной. В конце смерть сменяется чудом рождения, живая трава прорастает в театральных декорациях.
Книга Алексея Иванова была написана так, точно традиция большой русской романной литературы никогда и не прерывалась. Экранизация Александра Велединского вышла ей под стать. Константин Хабенский играет знакомого и бессмертного «маленького человека». Антураж вокруг изначально соразмерен ему — маленькая квартирка, тесный класс с наглыми школьниками. Но вот герои теряются на фоне головокружительной природы Пермского края, а потом подрастают на дороге испытаний.
Фабула истории про учителя географии поневоле проста, но фильм постоянно меняется. То он кажется социальной драмой, то комедией положений, то фантасмагорией русской жизни. А может, это сон, но так точно вписавшийся в реальность.