Почему все мужчины думают про Римскую империю: Краткая история пеплумов

Пышные и масштабные пеплумы в XXI веке кажутся отжившим жанром, но периодически Голливуд пытается вернуться к стилистике фильмов середины прошлого столетия. А элементы пеплумов легко отыскать в современных картинах. Кроме того, это нестареющая классика, повлиявшая на развитие кино. Рассказываем об открытиях и крутых виражах в истории жанра: от Кубрика до Тинто Брасса, от «Кабирии» 1914 года до «Игры престолов».

Сам по себе жанр пышного костюмного кино из древней истории родился примерно тогда же, когда и прочие формы кино. Дэвид Уорк Гриффит снимал в декорациях древнего Вавилона часть своей «Нетерпимости», в европейском кино то и дело обращались к привлекательным сюжетам из школьной программы. Но дальше оперного замаха и марионеточного результата дело не шло. Слишком больших ресурсов требовал разговор о древности, слишком сложных декораций, слишком эффектных историй уровня Гомера и Плутарха. А возможности были ограничены и за океаном, и тем более в Старом Свете. Итальянское кино на заре своей истории упражнялось в сюжетах про аристократку Кабирию, пропавшую при извержении вулкана. Режиссер фильма Джованни Пастроне снимал свои версии «Илиады» и «Падения Трои». Даже привлекал к работе скандалиста-литератора Габриэле Д’Аннунцио. Но это лишь задало тон дальнейшей гигантомании, определило общие очертания того, каким будет жанр в свой золотой век.

Всё изменилось с концом Второй мировой, когда произошла историческая встреча древности и современности, больших денег и больших идей, американских ресурсов и европейской стати. После высадки союзников на Сицилию в финале Второй мировой начался бурный роман Америки с Италией. Большие деньги потекли в изуродованные войной города и страны Старого Света — а вместе с ними в Рим и Венецию отправились звезды.

Камо грядеши

Настоящим явлением жанра и результатом встречи ресурсов с идеями стал «Камо грядеши» 1951 года. Первым залогом успеха стали даже не деньги и звезды, а сама сюжетная основа фильма, роман нобелевского лауреата Хенрика Сенкевича, история любви патриция и дочери варвара, на фоне которой разворачиваются самые красочные события римской истории: от поединков и сражений до переворотов и смерти императора Нерона. Лучшей основы для суперхита не найти — даже странно, что до книги Сенкевича к тому моменту еще никто не добрался.

Еще одним залогом успеха пеплумов стала их интернациональность — «Камо грядеши» собрали буквально с миру по нитке. Снял картину американец Мервин ЛеРой, до этого успешно работавший над гангстерскими боевиками и криминальными драмами. Главные роли сыграли его земляк Роберт Тейлор, выросший в Британии русский аристократ Питер Устинов (внук строителя Русского музея Леонтия Бенуа и внучатый племянник создателя «Мира искусства») и итальянка Марина Берти, музыку написал вовсе венгр Миклош Рожа. Получился по-настоящему международный проект, в который, как в готический собор, каждый из участников вносил свой уникальный и с ходу узнаваемый вклад.

Наконец, главное: «Камо грядеши» вывел своеобразную формулу большого послевоенного жанра, успешного у зрителей и говорящего о современности пышным, высоким стилем. Большие деньги, уйма звезд, массивные декорации, европейская натура, интернациональная команда. Если коротко — максимум затрат и энергии ради большого продукта для современного зрителя.

Десять заповедей

Если какая фигура и внесла неоценимый личный вклад в развитие пеплума — то это божество первых десятилетий Голливуда, Сесил Блаунт ДеМилль. Он создал канон едва ли не всех мыслимых жанров, смог сделать коммерчески успешным любой продукт и рассказать любую историю так, что зритель впадал в транс и не выпадал из него обратно до самых финальных титров.

Но была у ДеМилля одна слабость — даже не совсем слабость, а особенность. Он был самым настоящим религиозным фанатиком. И к Библии относился не просто с уважением, подобающим верующему человеку, а с почти языческим трепетом. Настолько, что всерьез подбирался к тому, чтобы собрать из ее отрывков настоящий блокбастер.

Что и сделал, не с первого, правда, раза. Подбирался к сюжетам главной книги христианства он периодически — еще в начале 1920-х экранизировал сцены из жизни Иисуса в «Царе царей». К формату пеплума он подбирался примерно в то же время, но именно в золотой век жанра вернулся к старой затее и снял вторую в своей фильмографии картину под названием «Десять заповедей». Это полноценная биография Моисея, настолько красочная, что в глазах рябит, а сам главный герой кажется карликом на фоне богатой фактуры. В ней Юл Бриннер со всем мыслимым эпическим размахом изображает фараона Рамзеса. Красавица Энн Бакстер воспроизводит растиражированный образ неприступной царицы, живущей исключительно в профиль, как будто сошедшей с папирусных рисунков. Вокруг всё бурлит и шумит, разрушается с грохотом и строится с яростным энтузиазмом. ДеМилль собственной жизнью подтвердил, что это его опус магнум: невиданные по размаху и сложности съемки буквально сломали ему хребет, режиссер на площадке пережил тяжелейший сердечный приступ и заканчивал работу из последних сил тяжелобольным.

Бен-Гур

Но настоящим памятником, эталоном пеплума стал «Бен-Гур» Уильяма Уайлера, передовика американо-европейского сотрудничества и автора «Римских каникул» — главного фильма про Старый Свет глазами Голливуда. В отличие от религиозного фанатика ДеМилля, Уайлер был, скорее, еретиком-гигантоманом. В библейском сюжете его привлекали не вера и ее становление, а сама захватывающая история. Почему он и взял за основу не Новый Завет, а его хулиганскую адаптацию Льюиса Уоллеса, версию жизни Христа с точки зрения иудейского сановника.

Помимо хулиганства, есть у сюжета еще одна особенность — фактура тут важнее героев, декорации пышнее характеров. Неудивительно, что книжку Уоллеса для экрана переписывала целая команда во главе с Гором Видалом и Максвеллом Андерсоном. Как следствие, получился образцовый блокбастер, настоящий аттракцион, в котором всё движется, бежит и скачет.

Спартак

Уже к концу 1950-х жанр пеплума стал не столько популярной формой зрелища, сколько формой, которую можно при желании наполнить любым содержанием. Эпохальным в этом смысле стал «Спартак» Стэнли Кубрика, последняя лента режиссера, сценарий которой писался почти без его участия. В дальнейшем Кубрик будет беспардонно вмешиваться и в сюжет, и в текст (из-за чего чуть не сведет в могилу Набокова). «Спартака» же сочинял голливудский левак Далтон Трамбо, опальный сценарист, которого обвиняли в связях с коммунистами и Советами.

Для Кубрика и смелая история Трамбо, и форма пеплума были лишь правилами общей игры. Возможностью похулиганить и поэкспериментировать — со стилем и нарративом о рабах в мире патрициев. А еще с фактурой Рима, с образами Кирка Дугласа и Лоуренса Оливье, в конце концов. Пеплум стал для режиссера своеобразным тренажером, на котором он довел до совершенства все составляющие своего профессионального стиля и почерка.

Клеопатра

Прощальным парадом золотого века пеплума стала «Клеопатра» — последний коммерчески успешный фильм жанра, адаптация шекспировского сюжета о Марке Антонии и неприступной царице. Это была уже совсем другая история. Экран здесь не отвлекал и не развлекал, а задавал тон и ритм окружающей зрителя действительности.

Исполнители главных ролей роковой Ричард Бёртон и холодная Элизабет Тейлор раз и навсегда установили канон не костюмной драмы, а стиля времени. Оба актера стали образцами красоты 1960-х годов, а сам фильм поставил точку в эре эскапизма и оперной зрелищности. Новая публика хотела видеть на экране нечто совсем другое, и про пеплумы пришлось на время забыть.

Калигула

Тем более любопытно взглянуть на то, какую форму жанр обрел за пределами золотого века. В 1970-е годы пеплум честно пытались реанимировать и перекроить. Федерико Феллини в «Сатириконе» заливал пышные декорации потом и спермой, показывал грязную, огненную и жестокую изнанку статной античной древности. Но настоящим эталоном «пеплума с изнанки» стал «Калигула», исключительный в своем роде и удостоившийся широкого проката фильм великого порнографа Тинто Брасса. Здесь пышные декорации и яркие характеры были нужны лишь для того, чтобы показать всю грязь, пошлость и похабщину власти. Она отвратительна — только не как руки брадобрея, а как сознание тихони-эротомана.

Брасс смог здесь совместить невероятное. Прорву откровенных сцен, обрекающих ленту на ограниченный доступ к широкой публике, и пышность визуального решения. Смелость и обилие суперзвезд британского кино (шутка ли — в одной ленте и Питер О’Тул, и суперзвезда «Заводного апельсина» Малкольм МакДауэлл, и прима Хелен Миррен, и великий Джон Гилгуд). В итоге получился самый смелый и неординарный из представителей жанра. Уникальный и неповторимый в своем роде.

Гладиатор

К началу 2000-х, когда о жанре все уже успели позабыть, великий мифотворец Ридли Скотт попросту переизобрел его. Скотту, справедливости ради, глубоко плевать, где размещать свои сюжеты — в космосе или на нашей планете, в Средневековье или в эпоху Галантного века. В «Чужом» и «Дуэлянтах», «Завоевании рая» и «Последней дуэли» он демонстрирует в равной степени умение рассказать сентиментальную историю и абсолютную стилистическую всеядность. Казалось бы, он в «Гладиаторе» просто довел до абсурда каноны старых пеплумов — противостояние честного героя с жестоким тираном, садистская кровожадность в фактуре, оперный размах в декоративном оформлении. Но именно это помогло истории о нравах древности зазвучать по-новому, ярко, современно, динамично.

Не в последнюю очередь это удалось благодаря актерам — Рассел Кроу предъявил миру совершенно нового персонажа, ранимого и чувствительного громилу, которому невозможно не сопереживать всем сердцем. Хоакин Феникс же оказался злодеем невиданного прежде масштаба, поистине демоническим. Наконец, «Гладиатор» выстрелил еще и за счет сюжета. Сценарист Джон Логан не просто придумал пьесу о жестоких нравах прошлого, но превратил ее в мощнейший эмоциональный аттракцион. Так что и 20 лет спустя, зная историю наизусть, трудно не рыдать все два часа действия.

Троя

Возрождение пеплума было бы разовой акцией от Скотта (хотя режиссер умеет быть трендсеттером), если бы на пятки успеху «Гладиатора» не наступал еще более масштабный и гигантоманский проект — «Троя». Его сценарий написал начинающий драматург Дэвид Бениофф — тогда еще никому не известный. Тем более идея переработать в блокбастер примерно весь корпус античной литературы, от Гомера до Овидия, была безумной. Но Бениофф смог доказать ее жизнеспособность.

«Илиада», в центр сюжета которой поставлена фигура Ахиллеса, а Парис и Елена отодвинуты на второй план, превратилась на экране в настоящую мыльную оперу. Возьмись Бениофф за эту затею на десять лет позже, стриминговые платформы этот сериал с руками бы оторвали (что и случилось с главным делом жизни драматурга, «Игрой престолов»). Но и в далеком 2004-м «Троя» стала едва ли не самым красочным и эффектным пеплумом со времен золотого века. Звезды (Брэд Питт, Дайан Крюгер, Орландо Блум) тут сияют, как никогда прежде, а сама история завораживает не меньше, чем «Игра престолов».

Центурион

Не прошли даром для жанра и уроки 1970-х: опыт Феллини и Брасса пригодился тем, кто видел и стремился показать античность не как шоу, а как пиршество натурализма. В 2010-е это направление стало едва ли не магистральным — древность перестала быть солнечной и полной страстей. Доминирующими цветами стали серый и темно-зеленый, на их фоне кровь выглядит особенно жутко. Образцом жанра здесь можно считать «Центуриона» Нила Маршалла. В нем и кровавость «300 спартанцев», и неординарный взгляд «Агоры» Алехандро Аменабара, и окопная правда «Орла девятого легиона».

История отряда, отчаянно сражающегося с врагами в дремучих лесах, решена совсем иначе, чем того требуют красочные законы жанра и шоу-бизнеса. Вместо яркого света тут — полумрак. Вместо пустынь, агор и арен — леса и ручьи. Вместо сияющих доспехов — окровавленные обмотки. Но сама фактура великой и героической древности на месте. Значит, интерес к ней живет — и, значит, скачем дальше. Мужчины, в конце концов, еще не перестали думать о Римской империи.