«Венецияфрения»:
Будь как дома, путник

С монструозного круизного лайнера на берег острова Лидо сходят пятеро испанских туристов: Иса (Ингрид Гарсия Йонсон), Сусана (Сильвия Алонсо), Аранца (Гоизе Бланко), Хави (Николас Иллоро) и Хосе (Альберто Банг). Их совместная поездка станет последней по нескольким причинам. Во-первых, очаровательная Иса выходит замуж и вот-вот уедет с женихом в Лондон. А во-вторых, на непрошенных гостей открывают охоту местные жители. Сумасшедшие убийцы в масках бродят по Венеции и жестоко расправляются с туристами, заплутавшими среди тесных улочек.

Недовольство венецианцев шумными туристами — не выдумка режиссера де ла Иглесиа и его верного сценариста Хорхе Геррикаэчеварриа (вместе они работают практически над каждым фильмом). Парадоксально, но город, чья экономика почти полностью зависит от приезжих европейцев, крайне нетерпимо относится к ежедневно прибывающим лайнерам. По словам местных, гигантские судна угрожают древним памятникам архитектуры. Так, год назад после серии уличных протестов правительство Венеции запретило кораблям проходить мимо площади Святого Марка и причаливать в историческом центре, выделив им специальное место на отшибе. Инцидент, кажется, был исчерпан.

Однако в руках де ла Иглесиа и Геррикаэчеварриа реальная история всегда извращается, превращаясь в бесстыдный китч. «Печальная баллада о трубе» начиналась со сцен Испанской гражданской войны, участниками которой становились — буквально — клоуны. Бедных циркачей загоняли на поле боя, но они, не страшась, кровожадно боролись с франкистским режимом прямо в сценическом гриме. Тот же трюк авторы проделали, например, и в «Ведьмах из Сугаррамурди»: одна из самых страшных страниц европейского прошлого в лице святой инквизиции неожиданно вылилась в фарс о путешествии во времени и черной магии.

В «Венецияфрении» авторы не сбавляют в эпатаже. Социальная проблематика всё такая же злободневная, а вот реалии в этот раз показаны еще более натуралистично, чем раньше: действие разворачивается не в студийных декорациях, а в реальной Венеции, посреди мостов, узких улиц и старых зданий. Так что зрители, которые давно хотели, но так и не смогли побывать на Лидо и Сан-Марко, вытянули счастливый билет — для идеальной репрезентации города здесь не хватает разве что закадрового аудиогида.

Правда, хваленый реализм де ла Иглесиа никогда не интересовал. Неспроста герои приезжают на ежегодный карнавал — время, когда люди постоянно ходят в причудливых средневековых костюмах и жутких масках. Пока одни скрывают свои лица за смартфонами и фотоаппаратами, другие прячутся за личинами чумных докторов и шутов. С каждой минутой Венеция все больше напоминает не торжественный островной город, а гигантскую ярмарку с цирком уродов в качестве гвоздя программы. Гулкий шум во всех дворах, пьяные крики, темные подвалы с секретными вечеринками и призрачные ночные дворики: никакой романтики — лишь китч и самопародия.

В этих разлагающихся декорациях (с каждым годом Венеция все глубже уходит под воду, чем откровенно напоминает утопленника) можно было снять торжественно-погребальный хоррор об утрате, кризисе европейской цивилизации или победе коммерции над сакральными смыслами. Но де ла Иглесиа воспринимает мир трагикомично, поэтому смешивает тонкие фестивальные приемы с грубыми и архаичными жанрами.

Если низводить «Венецияфрению» до конкретного жанра, то это, разумеется, будет джалло — криминальный триллер о таинственном убийце и его незадачливых жертвах. Душегуб в костюме шута бродит по округам, выискивает докучливых туристов и убивает их на глазах у других гостей города. А панику он пресекает мастерским обманом: злодей выставляет все как театральный перфоманс, эдакую сценку для туристов прямо на улицах Венеции. Зеваки, разумеется, верят и спешат снять кровавое действо на смартфон.

Как и в любом джалло, ответ на вопрос «Кто ответственен за убийства?» важен, но не первостепенен. Детективная интрига у де ла Иглесиа раскрывается за несколько минут до финала и, честно говоря, откровенно не удивляет. Там, где должна быть загадка, в «Венецияфрении» торжествует банальность. Там, где зритель ожидает скример и джампскейр, фильм по-ернически ограничивается вспарыванием брюха или глотки героев. Это кино скорее не интригующее и страшное, а очень зловещее: завывают струнные инструменты, в каждой жуткой маске замечаешь чудовище, а злоключения испанских туристов-героев все больше напоминают сюжет «Хостела».