«Снега больше не будет»: Эхо Чернобыля

Женя (Алек Утгофф, русский ученый из сериала «Очень странные дела») не шаман и не гуру. Он массажист, который родился в Припяти ровно через семь лет после Чернобыльской катастрофы, и потому наделен какими-то неведомыми простым смертным талантами, схожими с гипнозом и телекинезом. Женя носит на шее крестик и обитает в пустой квартире в многоэтажке на окраине города. А еще танцует так, как будто учился балету и говорит сразу на нескольких языках и оказывает какое-то магнетическое влияние на всех женщин вокруг. Когда же он проходит по улице, фонари начинают гаснуть. Но это все пустяки — главное, что у парня, видимо, и правда волшебные руки, способные забрать чужие страхи, боль и страдания. Больше мы о нем ничего и не знаем. Но жители поселка видят в Жене своего — и уже готовы выстраиваться в очередь к нему на сеансы.

Малгожату Шумовску («Приди ко мне», «Лицо», «Тело», «Откровения») давно интересуют одиночки и сюжеты об отклонениях от нормы, поэтому Женя идеально встраивается в ее галерею странных героев. Он не более чем фигура умолчания, сценарная функция, человек-рентген, непроницаемый для чужих глаз. Не активно действующее лицо, а сторонний наблюдатель (и, возможно, ангел), который ведет себя так, словно он нематериален, существует где-то на невидимой границе миров и вот-вот исчезнет. Что это: последствия впитанной с детства радиации или просто защитный механизм от окружающего мира? Неясно. Сдержанная и плавная манера игры Алека Утгоффа, кстати, тоже родившегося в год Чернобыльской аварии, не дает никаких подсказок. Да и холодная камера оператора (а по совместительству соавтора, сорежиссера и бывшего мужа Шумовской) Михала Энглерта то и дело ловит не самого Женю, а его отражение в стеклах чужих домов, этим лишний раз подчеркивая его нематериальность и отрешенность.

Можно сказать, что «Снега больше не будет» — вообще кино о преодолении отчуждения, о попытках обычных людей наладить контакт с теми, кто их окружает. Но в первую очередь — заново обретая с помощью Жени свое тело — с самими собой. Характеры всех жителей поселка, от замученной жизнью домохозяйки-алкоголички до озлобленного и грубого военного или больного раком мужчины, выписаны общими чертами, почти пунктирно. Но на контрасте с Женей, скользящим от дома к дому, от одной чужой жизни к другой, они кажутся объемными, живыми и полнокровными. Тем неожиданней понимать, что цельного сюжета в фильме нет — он весь состоит из ритмично повторяющихся эпизодов с сеансами массажа и вроде бы незначительных происшествий с массажистом и его пациентами/клиентами в перерывах между ними.

Шумовской и Энглерту удается справиться со сложнейшей режиссерской задачей минимальными средствами. За счет медитативного, повторяющегося ритма повествования они добиваются ощущения, что за этой видимой простотой скрыто нечто большее. При этом они не ударяются в чистую метафизику и даже не боятся разрушить зыбкий потусторонний мир элементами сатиры. Например, одна состоятельная дама уговаривает Женю сделать массаж своему бульдогу, а другая довольно комично пытается его соблазнить. На контрасте с прямыми цитатами из «Сталкера» Тарковского (как и Мартышка, Женя двигает взглядом стаканы по столу), частыми рапидами, замедленным скольжением камеры и трансцендентными ракурсами сверху эти юмористические вставки, надо сказать, действуют очень освежающе. Может быть, как раз в этом странном сочетании возвышенного и приземленно-будничного и заключается львиная доля обаяния фильма. В конце концов, каким еще может быть кино, главный герой которого — массажист, человек одновременно самой телесной и самой таинственной профессии?

Кроме того, каждый зритель из России может почуять в фильме Шумовской что-то смутно родное: то Женя внезапно скажет фразу на русском, то за кадром вдруг зазвучит до боли знакомый и узнаваемый с первых же тактов Второй («Русский») вальс Шостаковича. Не говоря уже о том, что пригороды восточной Европы на экране выглядят почти так же, как унылые и благополучные коттеджные поселки русской средней полосы.