Восемь вех трассы А24
Если повнимательнее присмотреться, то окажется, что главный поставщик авторского кино и фестивальных хитов сегодня — студия А24. Рассказываем, кто они и на какие фильмы их производства стоит обратить внимание.
Трое коллег и единомышленников: Даниэль Кац, Дэвид Фенкель и Джон Ходжес запустили студию А24 в 2013 году. Названа она в честь итальянской автострады, на которой Кацу привиделась идея будущего проекта. Смысл его оказался в том, чтобы играть не по правилам современного Голливуда. Вместо упора на жанр и на большие проекты — маленькие частные истории, на которые не так просто навесить ярлык и позабыть в ряду других блокбастеров. Дорогу новичкам: на студии многие дебютировали как режиссеры, включая Алекса Гарленда, Джону Хилла, Ари Астера и Роберта Эггерса. Впрочем, с самого начала на А24 засветились и знаменитые авторы — София Коппола, Дени Вильнев, Хармони Корин, Йоргос Лантимос. Студия недолго оставалась в нише инди-кино «не для всех». Умная дистрибуция А24 создала культ, маленькую новую волну, которую заметили во всем мире. Компанию сравнивают с Miramax конца прошлого века, когда братья Вайнштейн раскрутили Квентина Тарантино, Стивена Содерберга и других молодых оригиналов. После «оскаровского» успеха «Лунного света» Барри Дженкинса правила игры действительно поменялись. Оказалось, американскому кино все еще есть что предложить человечеству. Предлагаем подборку важных фильмов А24 на Okko.
Фильм, о котором сегодня говорят все — новое прочтение средневековой легенды про ближайшего соратника короля Артура. До этого сказочник Дэвид Лоури снимал для А24 грустнейшую «Историю призрака», и его эпическое фэнтези с Девом Пателем тоже кого-то заставит пустить слезу. А кого-то — понимающе ухмыльнуться. Центральный персонаж, сэр Гавейн, побеждает таинственного Зеленого Рыцаря в нечестном поединке: тот сам поставил голову под топор. Через год, по условиям боя, Гавейну придется отдать тот же долг, чего он не хочет делать. Ему суждено отправиться в сказочное путешествие, но легендарным героем Гавейн становиться не согласен. Вопрос в том, что начинается после последней страницы книги, куда деваются декорации мифа, есть ли судьба у человека? Заново разбирая, деконструируя старые истории, у нас есть шанс узнать что-то, скрывающееся от взгляда.
Первый хит А24 — притча Дени Вильнева, который сейчас гремит как автор «Дюны», блокбастера года. Во «Враге» режиссер предстал мастером запутанного интеллектуального кино. Кстати, сам фильм является экранизацией романа «Двойник» современного португальского классика Жозе Сарамаго. В двух главных ролях Джейк Джилленхол, идеальный актер нетипичных мистических триллеров. Один из его персонажей видит своего «дубля» в кино и начинает преследовать артиста. Встреча с двойником издревле считалась плохой приметой, и она не обманывает героя. Заданная реальность искажается, закрадывается сомнение в существовании собственной личности. До самого конца этого медленного, залитого сепией, как во сне, фильма, зрителя и персонажей гнетет дурное предчувствие. Которое никого не может подготовить к по-настоящему шокирующей концовке.
Знаковый фильм молодого автора, которому помогли в А24. Рассказ о двух семьях, переживающих карантин в удаленном доме посреди смертоносной пандемии сегодня выглядит уже не просто страшилкой. А главное, что довольно беспросветная история фактически не дает ответов. Зато демонстрирует механизм отчуждения, возрастающего неприятия другого и крушения древнейшего социального института — семьи. Для режиссера Трэя Эдварда Шульца фильм был способом пережить скорбь по покойному отцу. Тяжелое лекарство от скорби, судя по зрительскому успеху, оказалось крайне востребованным.
В противоядие мрачности и темноте — полнометражный режиссерский дебют Греты Гервиг. Бывшая муза Ноя Баумбаха, который также работал с А24, поставила нестареющую и вечную историю о первых шагах к взрослению. Гервиг вдохновлялась, в частности, «400 ударами» Франсуа Трюффо, одним из величайших дебютов, но в центре внимания здесь не мальчик, а девочка-подросток, которым в истории кино посвящено заметно меньше времени. Главную роль сыграла восходящая звезда Сирша Ронан. В ее героине есть даже что-то от Мушетт Брессона, хотя мы понимаем: судьба этой девочки в мире будет значительно более счастливой. Кристин по прозвищу Леди Бёрд учится в католической школе и страдает от типичных и легко узнаваемых проблем: выпускной, дружба, любовь и секс, отношения с матерью, открывающаяся дорога в большой город. И хотя всё подернуто ностальгической дымкой, этот фильм будто бы дарит возможность снова испытать ту тинейджерскую боль — острую, как бумажный порез.
Этот фильм А24 прославил пионеров мамблкора братьев Сэфди, чьи недавние «Неограненные драгоценности» стали уже мировым хитом. Братья рассказывают историю тоже двух братьев, одного из которых, слегка не от мира сего, изображает Бен Сэфди, а другого — Роберт Паттинсон. Сюжет начинается с наглого и бессмысленного ограбления банка, вновь вызывая ассоциации с шедеврами французской новой волны, вроде «На последнем дыхании» и «Стреляйте в пианиста». И в дальнейшем — попытки уйти от погони, раствориться в темноте американской ночи, потасканных квартирах и закрытом осеннем парке развлечений. А сквозь все это — отчаянная попытка сохранить братскую связь. Взгляд Паттинсона устремлен в великое никуда: что ищет он в краю далеком? Получился своего рода криминальный медитативный экшен, от которого при недостатке событий почти нельзя оторваться.
Ари Астер тоже начинал со студии А24. Но если дебютную «Реинкарнацию» можно советовать смотреть только очень непугливым людям, то «Солнцестояние» одобрили вообще все. И дело не столько в феминистском подтексте, сколько радикальном в смещении фокуса, благодаря которому палачом становится не безумный маньяк, а сама чуждая героям система мироустройства. Компания студентов-американцев летит в Швецию, чтобы вместе с общиной язычников отпраздновать день летнего солнцестояния. Герои фильма воочию видят, что кроме придуманной голливудом цивилизации существуют другие культуры, даже такие внешне близкие, как скандинавская. Мы все доверяемся предположению о том, что кроме христианского или секулярного мифа есть древний языческий миф, которому подчиняются наши тайные помыслы и желания. В зените года воскресают древние боги, кружат хороводы, и кого-то жребий сделает жертвой — конечно, чужака, казавшегося таким родным.
Ари Астер многое сделал для фолк-хоррора, но крестным отцом жанра лучше назначить Роберта Эггерса. Дебютировав на А24 с «Ведьмой», он научил снова бояться даже тех, кто с двенадцати лет спал на фильмах ужасов. Впрочем, и после этого нельзя было подготовиться к «Маяку», который и вовсе — никакой и не ужастик. Он скорее напоминает сырую, холодную моряцкую байку, услышанную в мрачной таверне, где во время бури погасили свет. Сложно описать этот фильм, не соскользнув в водоворот метафор. Просто Эггерс ворочает юнгианскими архетипами и демонстративно снимает как в прошлом, а то и позапрошлом веке, игнорируя утешения современности. Просто персонаж Роберта Паттинсона избивает чайку и сношает русалку, а на маяке можно поджариться, как мотылек на свечке. В конце концов фильм — еще и бенефис двух больших актеров, старший из которых Уиллем Дефо заморочен по Станиславскому, а младший Паттинсон словно никогда о нем не слышал.
Первым англоязычным фильмом уже известного греческого режиссера Лантимоса стал «Лобстер», выпущенный А24. Лантимос не разменивался ни на что, кроме аллегорий, имитирующих какую-то вневременную величественность. А «Убийство» и вовсе оказалось очищено от всего лишнего. Сюжет элементарен: к врачу, по вине которого погиб пациент, приходит сын покойного и требует в качестве искупительной жертвы убить одного из докторских детей. Если тот не сможет выбрать, то от действия проклятия умрут оба, и напрасно вы думаете, что здесь можно договориться либо обмануть какого-то злого духа. Лантимос возвращает нас к миропониманию античной драмы. Судьба выносит людям приговор. Око за око — человеческая попытка справедливости, поддержанная языческим божеством. Почти всё сошлось в одном пространстве дома, в одной семье, с одним горестным вестником и одним долгом. Кровь является платой за рождение высокой трагедии в стерильном бессмысленном мире.