Не поле перейти: «Жизнь Чака» Майка Флэнагана

В российский прокат выходит «Жизнь Чака» — экранизация одноименного рассказа Стивена Кинга из сборника 2020 года «Будет кровь». Режиссер Майк Флэнаган, уже ставший практически постоянным интерпретатором произведений Короля ужасов (это его третий фильм по Кингу), на этот раз снял не мистический или психологический триллер, а фантастическую историю о «маленьком человеке» с горько-сладким послевкусием. Рассказываем подробнее о фильме, который на первый взгляд может показаться необычным и замысловатым.

Сюжет, как и в оригинале, начинается с финальной части — от конца жизни человека к ее началу. Ударный и вовлекающий старт с печально-жестким юмором задает тон всему фильму: школьный учитель Марти (Чиветель Эджиофор) ведет родительское собрание. Он говорит про плохую успеваемость детей, но его даже не слушают. Один из отцов выдает монолог о бессмысленности жизни, грядущем конце света и плохом интернете — его беспокоит отключение порносайтов. Да, все понимают и принимают: апокалипсис уже на пороге. Мир охвачен катаклизмами, уровень суицидов резко вырос, из-за чего Фелиция (Карен Гиллан) — местный врач и бывшая жена Марти — называет персонал больницы Бригадой самоубийц.

Одномоментно по городу, где живут Марти и Фелиция, появляются билборды с мужчиной в офисном костюме и очках — Чарльзом «Чаком» Кранцем (Том Хиддлстон), которого благодарят за 39 лет прекрасной службы. Кто он? Никто не знает. Марти предполагает, что это последний мем перед концом света — и отчасти оказывается прав. Во второй главе появляется сам герой Хиддлстона — 39-летний бухгалтер, семьянин и страстный любитель танцев, превративший новеллу почти в мюзикл. А ближе к концу истории, в первом акте, Флэнаган сворачивает к драме взросления. Мальчик Чак (Джейкоб Тремблей) живет с дедушкой (Марк Хэмилл) и бабушкой, читает в школе Уолта Уитмена и мечтает заглянуть на запретный чердак. Это смысловой центр главы, где режиссер отчетливее всего заигрывает с хоррор-тропом, но оборачивает его в трогательную сентиментальность, хотя и способную испугать некоторых.

Концептуальной рамкой «Жизни Чака» выступает поэма Уолта Уитмена «Песнь о себе», а именно строчка, которая интересует мальчишку Чака: «Я огромен, я вмещаю множества». Ее интерпретирует сама учительница, говоря, что он — это и все люди вокруг, и всё, что когда-либо он знал или видел. То есть Чак — весь мир. И потому со смертью Чака мир заканчивается. Эта идея уходит корнями в философию солипсизма, согласно которой, сильно упрощая, существует только сознание наблюдателя, а внешний мир — его порождение, иллюзия. На это намекают и подсказки: в первой (она же финальная) главе рассказа за учительским столом тот же Марти, что и в начале-конце, хотя по логике он должен быть примерно такого же возраста, что и юный Чак. Мальчиком Чак запоминает учителя, и в будущем Чака тот не стареет.

Также Флэнаган заимствует жизнеутверждающий пафос поэмы Уитмена («Я рад: я вижу, танцую, смеюсь и пою»). Во второй главе скромный герой Хиддлстона останавливается у уличной барабанщицы и пускается в пляс, вовлекая незнакомую девушку в импровизированный свинг уровня бродвейских мюзиклов. Сцена работает за счет ритма, монтажа, но главное — контраст. Такого спонтанного перфоманса не ждешь от белого воротничка. В этом, возможно, и заключается сила жизни, или ее поэзия, как сказал бы сам Чак. Здесь Флэнаган балансирует на грани — его намеренно неприкрытая сентиментальность вот-вот грозит превратиться в банальную философию «наслаждайся каждым вдохом», не только фальшивую, но уже давно скомпрометированную.

Грань Флэнаган точно переходит в использовании закадрового голоса рассказчика (Ник Офферман. Сперва это просто моветон, тавтология изображаемого и повторяемого вслух, затем пояснения за кадром становятся избыточными. Конечно, можно возразить, что сама история с ее фокусом на личность оправдывает такой «задушевный разговор». Но здесь и кроется противоречие: фильм, претендующий на поэтическую многозначность, вдруг не доверяет ни образам, ни зрителю, страхуя чуть ли не каждый эпизод сноской-комментарием.

«Жизнь Чака» напоминает, начиная с названия, «Невероятную жизнь Уолтера Митти» Бена Стиллера. Главное, что их объединяет, — мысль о том, что самая непримечательная, обыденная жизнь прекрасна (во всяком случае, неповторима). Такие фильмы склонны к универсальным «откровениям», которые чаще всего прекрасны только в кино. Но Флэнагану как-то удается избежать ловушки. Во многом благодаря прекрасным второстепенным персонажам, которые разбавляют слащавость, то с помощью мрачного юмора, то внезапной, по-настоящему горькой грустью, как в начальной сцене. В конце концов, иногда приятно представить, что кто-то тебя поблагодарит за прожитую жизнь.