Фильм открытия Берлинале — «Свет» Тома Тыквера: Мигрантская рапсодия

Берлинский фестиваль открылся почти трехчасовой драмой Тома Тыквера «Свет» — первым за много лет полнометражным фильмом, снятым немецким режиссером на родине. Тем у Тыквера за эти годы накопилось много: миграционный кризис, социальное неравенство, рост правых настроений. Ксения Реутова рассказывает, как режиссер пытается соединить их в истории о распадающейся берлинской семье, которая нанимает сирийскую домработницу.

Однажды помощница по хозяйству, которая убиралась в квартире знаменитого немецкого режиссера Тома Тыквера почти четверть века, не пришла в назначенное время. Связаться с ней Тыквер не смог и впервые за эти годы забеспокоился: а вдруг с ней что-то случилось? В этот же момент он осознал, что сам никогда не был у этой женщины в гостях и, в сущности, мало что о ней знает. Ну, кроме того, что она иностранка. Это озарение наложилось на общую политическую картину. В стране набирает силу правая партия «Альтернатива для Германии», вопрос об ужесточении миграции — ключевой в повестке дня, единства по нему в обществе нет.

Так родился фильм «Свет», в котором Тыквер выводит семью, очень похожую на его собственную. Ее глава Тим Энгельс (Ларс Айдингер) — успешный берлинский рекламщик, который на ходу придумывает броские слоганы. Жена Тима Милена (Николетт Кребиц) курирует большой культурный проект в Кении — почти такой же и там же уже много лет ведет со своей супругой сам Тыквер. У героев двое детей. Сын Йон (Юлиус Гаузе) всё время проводит за компьютером. Дочь Фрида (Эльке Бизендорфер) ночами торчит в клубах, а днем готовит вместе с группой друзей радикальные перформансы, напоминающие акции экодвижения «Последнее поколение». Каждую вторую неделю в квартире также остается еще один ребенок, темнокожий мальчик по имени Дио. Его историю зрителям раскроют по мере развития сюжета.

Когда польская уборщица, следившая за домом Энгельсов, внезапно умирает (они обнаруживают тело только на следующий день), ее место занимает Фарра (Тала аль Дин) — сирийская беженка со странным хобби. С помощью мигающей лампы она регулярно погружает себя и окружающих в состояние транса. Энгельсам, разумеется, тоже предстоит пережить этот опыт.

«Паразиты», «Солтберн» и другие фильмы последних лет приучили публику к тому, что нищего чужака в состоятельном доме стоит в первую очередь воспринимать как угрозу. Но у Тыквера другие намерения. Его экранная ячейка общества и так находится на грани катастрофы. Точное определение героям в одной из ранних сцен дает 17-летняя Фрида. «Мы типичная дисфункциональная немецкая семья, в которой каждый занят собой и всем плевать друг на друга», — чеканит она прямо в присутствии родных. По сюжету задача сирийки Фарры — не окончательно разъединить угрюмых и застрессованных немцев, а наоборот, склеить их разбитый семейный очаг.

Как только эта цель определяется, ткань фильма начинает стремительно расползаться. Сначала — в визуальном и сюжетном плане. Повествование всё дальше уходит от реальности, зачем-то появляется анимационная вставка (привет ранним работам Тыквера и особенно «Беги, Лола, беги»). Персонажи то летают, то ходят по воде, то разговаривают с мертвецами. Параллельно по швам трещит жанровый каркас. Вдруг оказывается, что это не только социальная и семейная драма с элементами магического реализма, но и мюзикл, причем весьма сомнительных достоинств. Достаточно сказать, что в качестве соединяющей мелодии режиссер выбирает Bohemian Rhapsody группы Queen, которая, наверное, никогда в своей долгой триумфальной истории не звучала настолько глупо и неуместно.

К магическому реализму вопросов еще больше. Это не та его форма, которая рождена самой почвой и идет от культурных и исторических корней, как, например, у латиноамериканских литераторов и режиссеров. В «Свете» чудеса возникают как результат авторского бессилия перед окружающей действительностью. Когда ты пасуешь перед тем, что происходит вокруг, и ничего не можешь в этой реальности изменить, ее остается только заклинать, придумывая волшебных мигрантов, по щелчку пальцев решающих нерешаемые проблемы.

Наивность Тыквера при этом не наигранная, а абсолютно искренняя. Когда в интервью автор говорит, что кино должно объединять людей в трудные времена, он в это честно верит. Его режиссерское мастерство тоже никуда не делось. «Свет» замечательно снят и виртуозно смонтирован. Даже за одну-единственную, самую первую в фильме сцену пролета камеры через Берлин с прыжком на балкон и дальше в комнату общежития для беженцев можно продать душу дьяволу — настолько это красиво и эффектно. Ларс Айдингер, предсказуемо лучший в актерском ансамбле, выкладывается на все сто. Ну сколько уже в его карьере было берлинских невротиков — и каждый раз он умудряется найти в этом образе новые краски.

Однако техническим совершенством не исправить главного: «Свет» — это кино, сделанное человеком, которому нечего сказать. Он может только надуть волшебный розовый пузырь и поместить туда темнокожего мальчика, поющего «Богемскую рапсодию», гипнотическую чудо-лампу и добросердечную беженку, которая привязывается к немецкой семье, едва увидев ее фотографию. Зачем проводить в этом пузыре почти три часа? Желание погрузиться в выдуманный мир возникает только в том случае, если в нём есть хотя бы капля правдоподобия. Но «Свет» далек от реальности так же, как далека от нее сирийская Мэри Поппинс, которая, к удобству автора и всех персонажей, говорит на немецком лучше Гёте и не соглашается на квалифицированную работу, предпочитая ей уборку замусоренной берлинской квартиры.