«Петровы в гриппе» и еще 9 экранизаций современной русской литературы

Основанным на рассказе Геласимова «КЕ-ДАМ» Сергея Соловьева исполнилось 5 лет — это отличная возможность пересмотреть отношение к этому шероховатому, но бойкому фильму, который в свое время по достоинству оценили немногие. Режиссер «Ассы», «Ста дней после детства» и других фильмов о буйной юности Соловьев в 70+ лет постарался вернуться к излюбленной теме — получилось скорее неоднозначно. «Ке-ды» — это намеренно далекое от современной молодежи кино о молодости, созданное задорным и незатхлым киноязыком, которому позавидует любой новичок.

Алексей Иванов был настолько вдохновлен случившимся в 2008 году ограблением, совершенным пермским инкассатором, что написал роман (в 2015-м), в котором постарался исследовать психологию героя, его поведение и причины, которые могли сподвигнуть человека пойти на подобное преступление. Создатели сериала слегка отошли от первоисточника и перенесли событие романа (тоже конец нулевых) на десять лет назад, чтобы целиком охватить важнейшее для постсоветской истории десятилетие — 90-е. Герой в компании сослуживцев возвращается из Афганистана, видит крах страны, ради которой рисковал жизнью, и понимает, что никому не нужные вчерашние герои и вояки сегодня вынуждены выживать в мире опасных хищников.

Вышедший 2 года назад «Текст» Клима Шипенко попал в нерв общества и после скандального судебного дела Ивана Голунова стал самым злободневным и честным отечественным фильмом года. За прошедшие 2 года этот напряженный триллер по роману Дмитрия Глуховского не то чтобы состарился в идейной составляющей: напротив, количество липовых приговоров увеличилось, а боязнь граждан обычного полицейского только усилилась. Впрочем, не менее важно то, что за это время вышло не так уж и много российских фильмов, способных потягаться с «Текстом» в художественном плане. Фильм Шипенко до сих пор остается не просто удачным, но и смелым арт-мейнстримом, которого так не хватает нашему кинематографу.

Экранизации дебютного романа Гузели Яхиной не повезло взбесить, кажется, всех: ценителей советского прошлого (аудитория федерального канала) за реалистичную демонстрацию ужасов коллективизации; татарское сообщество за антипатриотичные бытописание и эротику; наконец, фанатов первоисточника за довольно схематичную и упрощающую литературный психологизм адаптацию. Иронично, что именно такой реакции меньше всего ждешь от этого скорее сглаживающего углы и упускающего неоднозначные моменты сериала. Хочется верить, что однажды «Зулейха открывает глаза» вернется на большие или малые экраны с новой версией, а пока остается радоваться тому, что федеральный канал рискнул экранизировать эту неровную, но важную книгу о женской эмансипации на фоне одного из страшнейших периодов советской истории.

Минималистическая, камерная и богатая на трактовки пьеса Дмитрия Данилова с легкой руки Семена Серзина (он же Петров из фильма Кирилла Серебренникова) превратилась в один из самых отрезвляющих отечественных фильмов последних лет. От истории об условном полицейском произволе картина уходит в сторону жизнеутверждающего кино, вдохновляющего на изменение ориентиров. Иногда для того, чтобы вырваться из пленительной обыденности и вновь найти себя, нужно провести ночь в отделении полиции в компании альтруистичных стражей порядка.

Вряд ли в последние годы выходил отечественный фильм, который разделил профессиональных кинокритиков и обычных зрителей сильнее, чем «Кто-нибудь видел мою девчонку» Ангелины Никоновой. Первые были возмущены представленным образом кинокритика Сергея Добротворского и клишированными тропами обычного байопика, по которому развивается экранизация мемуаров Карины Добротворской; вторые отнеслись к фильму намного проще — как к выдуманному трагическому ромкому, а потому и оценили намного выше, попав под его сентмиентальное очарование. Правда, как водится, где-то посередине.

Рано или поздно отечественный кинематограф должен был представить зрителю достойный супергеройский блокбастер. Основанный на одноименной серии комиксов «Майор Гром. Чумной доктор» можно смело критиковать за далекий от действительности портрет города, напоминающий Готэм, неоднозначную проправительственную историю об опасностях свободного интернета и идолизации свободолюбивых лидеров мнений, но нельзя не отметить высокое кинематографическое качество нашего блокбастера, способного идти на равных с зарубежными фильмами в плане постановки экшена. Голливуд у нас ничего не спрашивал, но наши кинематографисты ему все равно ответили — в кои-то веки это повод не закатить глаза, а гордо улыбнуться.

Пускай Алексей Иванов и остается одним из самых экранизируемых современных писателей, выход «Общаги» все равно вызывает приятное недоумение: мало того, что это режиссерский дебют голливудского оператора Романа Васьянова («Ярость», «Отряд самоубийц», «Патруль» и «Яркость»), так еще и адаптация дебютного романа Иванова, пролежавшего в столе долгих 14 лет. Впрочем, предыстория фильма все равно удивляет не так сильно, как итоговый результат: на бумаге «Общага» кажется житейской драмой о том, как трагедия ломает жизнь обычным студентам, но на деле представляет из себя мрачную кафкианскую притчу о грехопадении и предательстве идеалов ради собственной выгоды.

Учитывая статус романа-первоисточника, ставшего одним из главных российских бестселлеров 2010-х, экранизация оставалась лишь вопросом времени. Удивляет то, что, как и в случае с сериалом «Зулейха открывает глаза», за нее взялся федеральный канал, который, казалось бы, привык избегать остро-политических тем, которые могут возмутить их целевую аудиторию. В этот раз создателям удалось избежать скандала и представить не только типичную для малых экранов мелодраму о запретном романе, но и поразмышлять о природе советской власти, а еще показать динамику отношений и эмоциональную связь палача и жертвы.

Премьера картины состоялась в конкурсе Каннского фестиваля 2021 года. Это был единственный представитель России в основном конкурсе самого престижного в мире киносмотра. Казалось, роман Алексея Сальникова не получится удачно адаптировать для кино из-за того, что его главная сила заключается в используемом литературном инструментарии: лихорадочном слоге, продолжающем традицию Николая Васильевича Гоголя, или модернистских приемах, вроде дезориентирующего потока сознания или не совсем прямой речи. Однако Серебренникову не только удалось конвертировать словесные стилистические приемы в визуальные фишки, вроде съемок от первого лица, утомляющих длинных дублей или внезапных переходов из галлюцинаций к реальности; он в первую очередь смог сохранить сбивающую с толку структуру и разрывающийся между ностальгией по советскому прошлому и критикой постсоветской действительности вайб первоисточника.