Не судите строго: Юридическая драма и ее многие формы

В подписку Okko перешел «Мавританец», история борьбы пленника Гуантанамо с американской юридической системой. Вспоминаем важные для истории кино судебные процессы.

В 1908 году 33-летний Дэвид Уорк Гриффит сидел без денег, писал сценарии и пробавлялся ролями в массовке. В фильме «Ложно обвинен!» он на каких-то пятнадцать секунд задерживался в кадре, чтобы повесить экран в зале суда. Пару месяцев спустя режиссер на студии заболел, и Гриффит начал снимать сам — а теперь считается пионером кино и человеком, развернувшим киноэкран для всех нас.

Кино тянуло в суды еще до того, как Гриффит сел в режиссерское кресло. В судах вершатся людские судьбы, карается беззаконие и хэппи-энд наступает вместе с оглашением вердикта. Это Годар верит, что кино «показывает правду 24 раза в секунду», а американские режиссеры находят правду под стук судейского молотка. Несмотря на аскетичность декораций и визуальных приемов, возобладание диалога над действием и многократно разряженные сюжетные пружины, жанр судебной драмы всё еще привлекает зрителей и авторов, а некоторые режиссеры построили карьеру в бутафорских залах заседаний. Даже не пытаясь охватить всё многообразие юридических драм, мы вспомним, какую роль судебный процесс может играть на экране.

Лезет в душу

Коль скоро в суде мы смотрим на людей, нам первым же делом хочется узнать их получше. Кто они? Ошибочно обвиненные или же волки в овечьей шкуре? Уставшие адвокаты с ворохом личных бед или прокуроры, почуявшие запах крови? Члены семьи, теперь вынужденные видеться только на заседаниях, или члены «семьи», которая своих не сдает?

«Крамер против Крамера», реж. Роберт Бентон, 1979

Рекламщик Тед Крамер (Дастин Хоффман) посвящает всего себя работе, а ребенком занимается жена Джоанна (Мэрил Стрип). Однажды она объявляет о своем уходе из семьи, и теперь трудоголик Тед должен научиться быть отцом-одиночкой. Джоанна вернется и потребует опеку над сыном — добиваться ее жене предстоит через суд, так что оба родителя вооружаются адвокатами. «Крамер против Крамера» помещает семейную драму в пространство зала судебных заседаний. Монструозная махина делопроизводства извращает историю семьи: юристы с обеих сторон бросают выдержки из отрицательных характеристик и окончательно растаптывают отношения двух людей — материю слишком тонкую, чтобы пытаться описать ее буквой закона.

«Истина», реж. Анри-Жорж Клузо, 1960

Обреченные попытки суда понять и разобрать человека на мотивы показаны в классической картине Анри-Жоржа Клузо с Брижит Бардо. Здесь пристойные зрелые люди, обращающиеся друг к другу «мэтр», рассматривают дело молодой провинциалки Доменик, которая спешила любить. Эта беспутница убила своего возлюбленного, молодого человека с хорошими карьерными перспективами. Суд дотошно рассматривает факты жизни Доменик, но сама сущность подозреваемой (а значит, и мотивы преступления) теряется между строк в выскобленных от всего лишнего характеристиках. Установить «истину» должны люди, насидевшие свои места, а когда ты уже так высоко, снисхождение выглядит шагом опрометчивым.

«Первобытный страх», реж. Грегори Хоблит, 1996

Что если обвиняемый непроницаем для судебных алгоритмов, может ли это сработать ему на пользу? Вот безвинный заика-алтарник Аарон, а вот отпетый негодяй Рон. Оба сидят в тщедушном теле Эдварда Нортона, играющего парня с раздвоением личности. Его судят за убийство, которое совершил «Рон», и адвокат (Ричард Гир) намерен доказать, что клиент невменяем и потому не может понести наказание. «Первобытный страх» — один из тех фильмов 1990-х, что снимались ради сюжетного поворота в финале. Еще это кинодебют Нортона, без которого, пожалуй, он не добрался бы до роли в «Бойцовском клубе».

Помогает преодолеть

«Как называется тысяча адвокатов, скованные одной цепью на дне океана? Хорошее начало», — шутили в одном известном фильме. Никто не любит адвокатов, однако их жизнь порой тоже становится предметом кино.

«Вердикт», реж. Сидни Люмет, 1982

Пол Ньюман играет адвоката, опустившегося до раздачи визиток на похоронах под видом «друга усопшего». Когда-то он был хорош: голоден, агрессивен, собран. Старый приятель подкидывает Фрэнку плевое дельце: стрясти компенсацию с католической больницы, чьи врачи допустили ошибку и довели роженицу до вегетативного состояния. Такие дела не добираются до суда — заведение всё улаживает, чтобы не предавать происшествие огласке, обе стороны довольны. Но почему-то Фрэнк отклоняет компенсацию и убеждает родственников идти до конца. Для него это шанс выбраться со дна, доказать себе, что он еще может что-то выиграть, а в суде победа присуждается без обиняков.

«Вердикт» поставил Сидни Люмет — главный исследователь американского правосудия, режиссер «12 разгневанных мужчин» и еще одной картины, к которой мы придем позже. В интервью он рассказывал, что «Вердикт», поставленный по сценарию Дэвида Мэмета, привлек его фигурой Фрэнка. «Сюжет выходит из персонажа. Обыкновенно в судебных драмах персонажам нужно затесаться в сюжет. В этом смысле «Вердикт» — исключение».

«Лжец, лжец», реж. Том Шэдьяк, 1997

Идея суда как вызова самому себе доведена до абсурда в комедии с Джимом Керри. Своей безустанной мелкой ложью его вертлявый герой подводит окружающих и собственного сына. Однажды ребенок загадывает, чтобы папа говорил только правду — желание сбывается, и ладно бы, вот только папа зарабатывает на жизнь адвокатурой. На экране правда колет не глаза, а все лицевые мускулы комика, чью физиономию сводит от невозможности соврать тогда, когда это так нужно. Теперь ему предстоит сохранить работу и семью одной лишь честностью. «Господин судья, я протестую, потому что это ломает всю мою защиту!», — вопит герой — и адвокаты из числа зрителей наверняка чувствуют его боль.

Служит игровой площадкой

Вы могли никогда не жить в США, однако наверняка знаете, что в суде произносят вступительное заявление и последнее слово, берут перерыв на совещание, протестуют и вызывают свидетелей. Суд в кино часто становится сценой, но правил в нем — как в хорошо знакомой игре. Грех этим не воспользоваться.

«Мой кузен Винни», реж. Джонатан Линн, 1992

Когда Джо Пеши стращал мафиози в «Славных парнях» и выступал божеством для комика Джорджа Карлина («Пеши дурака не валяет»), его позвали в бесшабашную комедию о двух студентах из Нью-Йорка, застрявших по ложному обвинению в алабамской глуши. На выручку им приходит кузен Винни, только-только получивший адвокатский статус. Это его первое дело, и Пеши, как уже отметил Карлин, дурака не валяет: во вступительном заявлении он говорит «всё, что сказал тот второй парень – хрень», на заседаниях кемарит и ведет перекрестные допросы с итальянским пристрастием.

«Признайте меня виновным», реж. Сидни Люмет, 2006

Ближе к концу карьеры Люмет вновь обратился к теме судебного процесса – и обратил его в комедию. Вин Дизель (!) играет матерого и добродушного мафиози Джеки Динорцио. Его уже приговорили к длительному сроку, но теперь снова тащат в суд вместе со всей шайкой. Уставший от адвокатов Джеки понимает, что ему терять нечего, а вот коллегам с работы еще можно помочь. Он берется защищать себя сам, по пути превращая самый долгий процесс над мафией в истории страны в фарс. Бонус: адвоката мафии играет Питер Динклэйдж, он же Тирион Ланнистер.

«Чикаго», реж. Роб Маршалл, 2002

И снова адвокатом Ричард Гир, которому явно требовалась терапия после встречи с Эдвардом Нортоном. В ретро-мюзикле Роба Маршалла он — неотразимый и всегда уверенный в себе защитник Билли Флинн («Будь Иисус сегодня жив и при деньгах, у него бы все сложилось», — объясняет адвокат). Суд видится ему цирком, а весь мир — шоу-бизнесом. Кто складно и увлекательно расскажет присяжным свою историю, тот и победил. Словом, суд — перформативный вид искусства. На этом месте начинает звучать голос Филиппа Киркорова, поющего «Шика-блеска дай».

Предъявляет документы

Достаточно о домыслах. Суд жаждет точности, поэтому большое количество юридических драм начинаются с присказки «основано на реальных событиях».

«Нюрнбергский процесс», реж. Стэнли Крамер, 1961

Трехчасовой фильм Стэнли Крамера показывает суд над судьями. Спешить нельзя, ведь перед нами деятели нацистской Германии. Подсудимые, как и в действительности, не признают своей вины: они поступали по законам страны, в которой жили, и потому лишь исполняли свой долг. Но что насчет долга перед человечеством? На экране мелькает хроника: выложенные рядами тела бульдозером сгружают в заготовленную яму. Шокировавшие публику 1960-х кадры, казалось бы, могли «отменить» сам фильм, сделать всякое судебное разбирательство лишним, когда под рукой есть эта документация. Но правосудие не должно позволять себе исключений, и главным героем картины становятся не пострадавшие и не победители, а именно подсудимый, которому придется взять слово для защиты.

«Крупный план», реж. Аббас Киаростами, 1990

В 1989 году в Иране у режиссера Мохсена Махмальбафа появился двойник. Он рассказывал людям, что готовится снимать новый фильм и даже пригласит их поучаствовать. Обман раскрылся, и самозванец предстал перед судом, но до этого историю обнаружил другой иранский автор, Аббас Киаростами. Он с согласия участников и с ними же в ролях снял об этом кино. «Крупный план» — ныне классический пример докуфикшн, особого сплава документа и постановки, фикции и фиксации. В финале его герой встретится с самим Махмальбафом — так в кино происходит то, чему не бывать в действительности, но к этому моменту границы того и другого уже давно размыты.

«Джон Ф. Кеннеди: Выстрелы в Далласе», реж. Оливер Стоун, 1991

В комедии «Приветствия» Брайана Де Пальмы был персонаж, искавший всё новые и новые доводы в пользу теории заговора против Джона Кеннеди. В одном из эпизодов он даже использовал уснувшую подругу в качестве манекена, чтобы проверить, могли ли пули пройти ту траекторию, о которой говорится в официальном расследовании, и убеждается, что президент должен был стоять на голове.

Четверть века спустя материал комедии вызрел до параноидальной судебной драмы. Оливер Стоун протащил зрителя по всем вехам расследования, чтобы опровергнуть гладкие выводы комиссии Уоррена, назначившей Ли Харви Освальда единоличным убийцей президента. Сцена, в которой Кевин Костнер с указкой в руках развенчивает «теорию магической пули» и утверждает, что убийц было трое, стала классикой и была спародирована, например, в сериале «Сайнфелд». Сила кино помогает Стоуну вызывать сомнение в официальной версии, от которого вы не сможете отделаться по меньшей мере те три часа, что идет фильм.

«Мавританец», реж. Кевин МакДональд, 2020

На реальных событиях основан и недавний юридический триллер об ужасе серой зоны американского правосудия. Мохаммед Ульд Слахи был заподозрен Штатами в терроризме, доставлен в печально известную тюрьму в Гуантанамо и пробыл там 14 лет в нечеловеческих условиях. Всё это время ему не предъявляли обвинений. В заключении он написал несколько мемуаров, но только «Дневник Гуантанамо» увидел свет — остальные книги американская тюремная система изъяла и оставила во тьме архивов.

«Принадлежность», реж. Бурак Чевик, 2019

Слахи не имел прямого отношения к «Мавританцу», хотя его историю и положили в основу фильма. Как правило, сюжеты из жизни дистанцируются от своих героев или становятся им неподвластны, как в «Крупном плане». Редкая попытка рвать дистанцию — экспериментальный фильм турецкого режиссера Бурака Чевика «Принадлежность». Когда Чевик был совсем юным, его бабушку убили. Убийство замыслила собственная дочь, а воплотил ее молодой человек. Позднее Бурак решил изучить материалы этого дела подробно и обнаружил в них подлинную историю любви. Первая половина картины — вербатим показаний обвиненного, проиллюстрированный почти статичными кадрами, лишенными действующих лиц. Вторая написана самим Чевиком, и представляет собой несколько эпизодов из жизни молодого человека и девушки, которые вот-вот придут к страшному решению, определившему ход сразу нескольких жизней.